Старая комбайнёрская гвардия!.. А ведь совсем недавно — всего четверть века назад профессия комбайнёра в нашей стране считалась самой молодой профессией. Новым для нас был и сам комбайн. В тридцатом году все заводы страны выпускали столько комбайнов, сколько теперь выпускают за один день.

Ещё по пути в Варшаву, на первой крупной станции, нас, посланцев Страны Советов, торжественно встречали с хлебом-солью. Большой каравай, как мне потом объяснили, был испечён из пшеницы, убранной комбайном, присланным из Ростова. В тот год для многих польских крестьян комбайн был такой же диковинкой, как и для меня, впервые познакомившегося с ним на Кубани.

Среди участников торжества нашлись пожилые крестьяне, которые видели нашу машину ещё в 1937 году, когда из Ростова на открытой платформе её провезли через Польшу в Париж на Всемирную выставку. Тогда советскому комбайну была присуждена высшая выставочная награда — диплом «Гран-При».

На праздновании Дня урожая я познакомился с крестьянином из небольшого польского селения, которое до недавнего времени называлось «Немаж хлеба», что в переводе на русский язык означает: «Не имеешь хлеба». Теперь, когда крестьяне объединились в производственный кооператив, когда на помощь им пришли наука, машины и в каждой хате появилось много хлеба, старое название села пришлось заменить новым Хлёбово.

Двадцать лет назад «немажхлебовцы» пришли на железнодорожную станцию, расспрашивали советских железнодорожников, что за чудо-машину они везут во Францию.

В наши дни комбайн перестал быть диковинкой. Он, как и трактор, стал оружием крестьян в их борьбе за хлеб, за новую, культурную и зажиточную жизнь.

В Венгрии мне пришлось видеть не только комбайны, но и такие простейшие орудия уборки хлеба, как серп.

По пути из Будапешта в Клужскую область я встретил жён тин, жавших вручную свои индивидуальные полоски, и попросил у них серп.

— А что вы будете с ним делать? — поинтересовалась одна из женщин.

— То же, что и вы: жать хлеб.

В правую руку я взял серп, а левой захватил пучок стеблей и стал их срезать. Снопы росли быстро: женщина едва успевала их расставлять.

— А я, признаться, думал, что вы серпа никогда в руках не держали, — сказал представитель Министерства сельского хозяйства Венгерской Народной Республики, когда мы садились в автомашину.

— Как же, держал. Правда, это было лет тридцать назад. Но не забыл. У нас в народе говорят: «Что смолоду даётся — на всю жизнь остаётся…»

… Старая комбайнёрская гвардия! К ней относился и мой друг Трофим Кабан. Он был отличным механизатором, большим знатоком комбайна, хорошим товарищем. Я пишу «был», потому что Трофима Трофимовича теперь уже нет в живых. Несчастный случай вырвал его из наших рядов.

Вся Шкуринская, жители окрестных хуторов провожали комбайнёра Героя Социалистического Труда в последний путь. Сколько хороших, тёплых слов было сказано в тот траурный для станицы день, когда хоронили знатного комбайнёра. Позднее всем миром Трофиму Трофимовичу Кабану был воздвигнут памятник.

Бывает так: проживёт человек на свете девяносто и даже сто лет, а о нём редко кто вспомнит. А другой, как Трофим Кабан, прожил всего немногим больше сорока лет, а о нём долго будут хранить память станичники.

Человек, живущий только для себя, похож на одинокого рыбака в бушующем море. А Трофим жил прежде всего для народа. Мечтал он пожить и при коммунизме.

И не только мечтал — работал так, чтобы своим трудом сделать прекрасное далёкое близким

Никогда Трофим не сетовал на трудности, хотя их на нашем пути было немало. Правда, однажды он сказал мне:

— Другим после нас будет легче. Они по проторённой дорожке пойдут.

Это была не жалоба, а дума. Дума о своей смене, о новом поколении образованных механизаторов, которым мы прокладывали дорогу.

В жизни каждого человека бывает день, который кажется особым праздником: на сердце тепло и радостно, душа, как птица, парит, небо над головой голубеет. Этот праздник принято называть весенним.

Для меня он настал в мае, в памятный день, когда на учёном совете академии мне, бывшему комбайнёру, воспитаннику Тимирязевки, была единогласно присуждена учёная степень — степень кандидата сельскохозяйственных наук.

Решение учёного совета утверждается ВАКом Высшей аттестационной комиссией Министерства высшего и среднего образования. Вскоре после защиты диссертации мне позвонили из министерства.

— Сколько лет вы собирали материал и работали над диссертацией? — спросил сотрудник ВАКа.

— Двадцать, — ответил я.

Наступила небольшая пауза, в телефонной трубке слышался шелест бумаги — должно быть, в это время спрашивающий листал моё личное дело.

— Двадцать лет не получается, — заметил он. — Вы только в пятидесятом году получили диплом об окончании Тимирязевки,

Здесь не было ошибки.

— Началом работы над диссертацией, — объяснил я, — считаю 1935 год. Да и диссертация называется

«Опыт высокопроизводительной работы на прицепных комбайнах».

Это был мой опыт и опыт моих товарищей: Николая Ушакова, Трофима Кабана, Клавдии Вороной, Фёдора Афанасьева, Егора Копыта. Их честный труд, поиски нового, их смётка подобно маяку светят юношам и девушкам, стоящим у штурвалов степных кораблей помогают крепить союз науки и труда, строить коммунизм.