Да, он по-прежнему здесь, в бумажнике, вместе с поляроидной фотографией ящика. Она достала фотографию и посмотрела на нее. Хранить ее она не могла. В один прекрасный момент Томас мог ее обнаружить. Как бы она объяснила ему, что хранит все пакетики от его презервативов, да еще и сфотографировала их? А кусочки сахара? Их было прекрасно видно, эти беленькие прямоугольнички.

Она еще раз взглянула на снимок, затем открыла мусорный ящик под окном вагона. Положила фото туда.

Скоро она заменит его настоящей фотографией Томаса. И она закрыла крышку.

Белая пыль, летая, образовывала что-то похожее на туман.

Мебель была покрыта брезентовыми чехлами.

Повсюду валялся строительный мусор.

Томас снес стену кухни.

Обломки упирались ей в спину, брезент шуршал, но у губ Томаса был привкус гипса, и Клер улыбалась, приникнув к его рту.

Тем же вечером они вернулись к Клер. Томас будет жить здесь, пока не будет готов его дом.

Она получила результаты анализов мсье Корея. Его жена наверняка ходила с ним в лабораторию.

Жгут выше локтя, спиртовой тампон на сгибе руки. «Сожмите кулак. Отлично». Игла приближается к вене. Кожа нежная, но желтая. Жена отворачивается, она наверняка не выносит вида крови.

Это гепатит А, довольно легкий.

По телефону Клер объяснила мадам Корей, что никаких лекарств не понадобится, диета тоже не нужна. Больной должен довериться своему организму, ему никогда не захочется съесть что-нибудь такое, что способно ему навредить. Нужен отдых, и долгий. Через три-четыре недели она посетит его, и анализы нужно будет повторить. С сегодняшнего дня она даст бюллетень на два месяца.

Мадам Корей перебила ее. Освобождение от работы ни к чему. У ее мужа свободная профессия, он — архитектор.

Клер положила трубку.

Мсье Корей был архитектором, как и жена Томаса.

Но у Томаса нет жены.

Он вставал намного раньше ее, без будильника.

Иногда она притворялась, что спит, и наблюдала за ним.

Он брился, умывался, одевался меньше чем за четверть часа и быстро завтракал.

Потом подходил к кровати. Клер тогда старалась не шевелиться. Он на минутку наклонялся над ней, она чувствовала его дыхание на своем лице, а потом он легонько целовал ее в щеку. Легкое шевеление воздуха, и он распрямлялся. И потом — все, он ушел.

Вечерами он редко приходил раньше, чем у нее кончался прием.

С работы, из машины или из своего дома он звонил Клер, чтобы сказать, что скоро будет, и, хотя у него были ключи, всегда звонил в дверь. Так что, как только она открывала ему, они крепко обнимались.

Не было больше ни мусора, ни чехлов, ни пыли.

Томас перестроил кухню и на месте стены соорудил большой бар со стойкой, за ней они сегодня впервые и поужинают.

Вытянувшись на диване, Клер смотрела, как он готовит еду — венгерское блюдо из кислой капусты. Он налил туда белого вина. Пахло вкусно. Она положила голову на подушку. Мсье Корей не вынес бы этого запаха, его бы затошнило. Сейчас его жена, конечно, чистит овощи, чтобы сварить ему супчик. А за столом, когда они сядут есть, он будет дуть на каждую ложку супа, прежде чем поднесет ее ко рту. Дети будут баловаться, подражая ему. «Ну все, хватит, не забывайте, что папа болеет».

Клер вдруг задумалась: полюбит ли Томаса Николя?

Наверняка.

Мсье Корей позвонил ей, чтобы договориться о визите.

— Завтра, в четыре часа?

— Великолепно. Спасибо, доктор.

«Доктор», она вспомнила день, когда Томас обратился к ней так. Это было на улице. «Доктор». И он побежал к ней.

Мсье Корей, тот сказал «доктор», будто говорил с врачом старше его по возрасту. Когда она осматривала его дома, у него была такая высокая температура, что он, может, ее и не видел. А видел, так не помнил.

Но, разговаривая по телефону, по тембру голоса и по интонации он должен был понять, что она молодая женщина.

Она громко произнесла несколько фраз, не важно, что она сказала.

Голос ее был именно таким, какой бывает у молодой женщины.

Раз он позвонил сам, может, придет один, без жены.

В своей тетради для записи больных на завтрашней страничке против четырех часов Клер вписала: «Ж-Ф. К.»

Они проснулись одновременно и позавтракали вместе.

Когда Томас обнял ее, полы пеньюара у Клер слегка разошлись. Прикосновение кожаной куртки к телу было мягким и приятным.

Она вымыла голову, высушила волосы, надела короткую юбку и черненький свитер. Взяла в руки туалетную воду. Флакон был почти полным. Томас терпеть не мог духов. Она поднесла флакон к шее и тут передумала. С этими гепатитами никогда не знаешь… Запах, даже легкий, может быть неприятен мсье Корею.

Клер проводила пациентку до двери, затем снова подкрасилась.

Без десяти четыре. От Кореев до нее идти пять минут. Мсье Корей, должно быть, еще очень слаб, он наверняка положил себе на дорогу десять.

И сейчас он надевает свою кожаную куртку с меховым воротником, обматывает шею шарфом и выходит из квартиры. Входит в лифт. Жена догоняет его, она протягивает ему перчатки. Он благодарит ее и целует. Что бы он без нее делал?

Холодный воздух ему приятен. Он переходит улицу, поворачивает налево, затем идет прямо. Проходя мимо домовой кухни, он морщится. От одного вида пьемонтского салата его начинает тошнить. А арабески из майонеза на половинках лангуста? Он отводит взгляд. Останавливается возле газетного киоска и покупает вечернюю газету. Ему будет что почитать, если врач заставит его ждать.

Клер пошла к входной двери. Она не заставит его ждать, она примет его немедленно.

Без пяти четыре. Он, без сомненья, подходит к забору, огораживающему стройку. Может, именно он — архитектор, восстанавливающий это здание? Нет, Томас говорил об итальянском архитекторе.

Ему осталось не больше пятидесяти метров. Прямо на ходу он подтягивает брюки. За время болезни он должен был потерять четыре-пять килограммов. Он постарается не набрать их снова.

У подъезда он в размышлении останавливается. Какой этаж? Ищет взглядом медную табличку. Четвертый. Вызывает лифт.

Клер прислушалась к тому, что происходит на лестничной площадке. Не услышала ничего.

Мсье Корей позвонил десятью минутами позже.

Он был не в куртке, а в пальто. Из его кармана торчала газета.

Он был очень высокого роста, жгучий брюнет. Рубашка в красную клетку, похоже, из бумазеи.

Он улыбался ей, пока она его осматривала. Ее он не помнил, но вспомнил ощущение прохлады от ее руки на своем лбу, когда засыпал.

Клер оттянула веко у мсье Корея, и ей показалось, что он внимательно смотрит на нее этим глазом. Она навела свою лампу.

Никаких следов желтизны не осталось.

Он оделся, и она назначила ему ряд контрольных анализов. Можно ли ему снова начать работать?

Она бы предпочла, чтобы он хоть пару недель еще отдохнул. Она настаивала, он должен быть осторожен. И разумеется, ни капли алкоголя.

«Отлично, доктор». На этот раз он сказал «доктор» улыбаясь.

Он вынул из кармана чековую книжку, и Клер услышала, как что-то упало на пол.

Он этого не заметил, и она ничего ему не сказала. На лестничной площадке он пожал ей руку.

Клер быстро вернулась в кабинет. Что там у него выпало? Она нагнулась и увидела спичечный коробок. На этикетке значилось название кафе.

Клер села, оперлась подбородком о ладони и так и осталась сидеть не шевелясь.

Наконец она потянулась. Скоро придет следующий пациент.

Она открыла верхний ящик письменного стола и запустила туда руку.

Золотые пакетики зашуршали под ее пальцами.