– Чёртовы черти, – еле слышно ругнулся хотоллен.

– Я думал, по закону им нельзя присутствовать на играх, – повернувшись к нему, заявил путник, улыбаясь во всё лицо.

– Закон! – презрительно хмыкнул Гаргарон. – Ты что, видишь здесь конов? Законы – они для городов, да и то не для всех, далеко не для всех. У нас тут конов последний раз видели перед филидской кампанией, да и тогда они в наши дела носа не совали. Оно им надо? Раньше – да, мне дед сказывал, что раньше они, верно, повсюду были, а теперь и на своих-то землях не особо высовываются. Не, оно, конечно, понять можно, здорово их в последний раз потрепало – чуть не половина ихних в Змеиных Рассветах полегла, от такого быстро не оправишься…

– Знаю, – прервал говорливого хотолена путник.

– Ага, конечно, – торопливо кивнув, согласился Гаргарон, – сам, небось, побывал в пекле?

– Нет, – Безымянный качнул головой и, приложившись к кружке, добавил. – Брат и отец. Они рассказывали. Я тогда и не родился ещё, – он беззлобно усмехнулся, увидев недоумение на лице хоттолена. И верно, "Вторая филидская" бушевала около пятидесяти лет назад – ничтожный срок, по меркам долгоживущих, да и он сам ну уж никак не выглядел молокососом, только-только разменявшим пятый десяток лет, оттого-то удивление хоттолена и не вызвало у него раздражения. – Брат рассказывал: их, в Сарсской академии, из тех, что постарше, само собой, отобрали две сотни, вернулось – восемнадцать.

– Угу, – сокрушенно тряся головой, согласился хоттолен. – Я и говорю – пекло!

Путник вновь приложился к кружке, отметив мимоходом превосходный вкус пива – сразу понятно: пивовар делал напиток как для себя, не поскупившись на ячмень и солод. Стянув заплечный мешок, он опустил его на соседнюю табуретку, сверху набросил плащ: всё ж таки камин, пожиравший огромные поленья неподалёку от стойки, изрядно натопил общую комнату, и даже легкий ветерок, проникавший сквозь два полуоткрытых окна, не разгонял жары, не остужал разгоряченные игрой и выпивкой головы посетителей.

Драка чертей меж тем достигла своего апогея, о чем свидетельствовал истошный вопль одного из драчунов. Безымянный оглянулся. Картина, представшая его взору, была настолько забавной, что даже он не смог удержать улыбки: один чертенок, лежа брюхом в пол, что есть сил елозил зубами хвост своего неприятеля, который, в свою очередь, лупцевал его по спине кулачками и оглашенно вопил. Человек покачал головой, мысленно отдавая победу черту, атакующему хвост, и, повернувшись к стойке, продолжил беседу с хоттоленом:

– Откуда знаешь-то? – он забросил в рот крохотное печеньице из миски, услужливо подставленной к нему хоттоленом, и, разжевав, поспешно потянулся за кружкой. Малюсенький хлебец состоял, казалось, из одной соли, здорово сдобренной перцем и ещё чем-то столь же жгучим. Понятно теперь, отчего эти хрустяшки щедрыми горками красовались на всех без исключения столах – угощайся не хочу. Стоит съесть один – и волей-неволей придется заказывать пиво или ещё чего-нибудь в том же роде – а это всяко прибыль! Хитрый хотоллен!

– А с чего ж не знать-то?

Гаргарон с гордым видом выпятил грудь и, оглянувшись на стену позади себя – вдоль и поперек уставленную бочками на деревянных полках, кивнул на висевшие чуть не у потолка, прямо посередине стены, ружьё и топор. Оружие и впрямь заслуживало внимания: огромное двуствольное ружьё с длиннющим воронёным стволом наверняка было способно прострелить навылет неактивного хельма-стража с сотни шагов; не уступал ему и топор, вернее секира, настоящая боевая секира с двумя широкими серповидными лезвиями и рукоятью чуть не в рост – воистину оружие, соответствовавшее своему владельцу!

– Я сражался, – просто сказал Гаргарон, с трудом оторвав взор от предметов, напоминавших ему о славном боевом прошлом. – Этот топор я добыл в битве. Трофей – сам понимаешь.

Безымянный молча кивнул. Теперь ему стало ясно и происхождение рогов, красовавшихся у входа в хоттол.

– Ндааа… – протянул здоровяк, мечтательно покачав головой и вздохнув. – Ах, какое было времечко. Мы тогда поначалу здорово натерпелись: эти бесконечные марши, сырость, холод – я, помнится, думал, что уже никогда не согреюсь. А ещё постоянные наскоки и засады! Ты не поверишь, но за время перехода наша когорта потерял народу больше, чем в самой битве. Правда, – тут он застенчиво хихикнул, – если уж говорить совсем откровенно, в самой битве мы не особо участвовали, так, в основном по резервам. Сам знаешь, ваша братия не особо-то любит, когда у них под ногами ополченцы путаются. Но всё ж подраться пришлось, это когда греммелы прорвались через правый фланг к нам в тыл. Ну и каша получилась: я такого в жизни не видывал, словно в огромном котле все, а всё равно – каждый сам по себе. Команды вроде идут, а никто их и не слушает, каждый за себя старается. Ну, оно и понятно – мы ж к такому не привычны. Одно благо, с нами тогда несколько прайдов эффов было, они-то и выручили, помогли кое-как отбиться, порядок навести…

Гигант хотолен внезапно погрустнел и весь словно съёжился.

– Только и полегли они там все до последнего, никто не уцелел… Помню, была среди них одна девчушка, по-нашенски если – лет двадцать ей было, не больше, Маарил звалась. Смешная такая, всё к нам, людям, приставала… как, мол, жизнь у нас идет да как с миром ладим… Славная была, светилась вся… она из них последняя на ногах держалась, когда пошел четвёртый, последний, вал греммелов.

Окончательно сникнув, Гаргарон вытащил из-под стойки свежую пивную кружку и, нацедив в неё из стоявшего под стойкой бочонка крепчайшего, судя по аромату, бренди чуть не по самую кромку, одним махом отправил себе в глотку.

– Такой вот она мне и запомнилась, – поставив опустевшую кружку на место, продолжил хотоллен. – Потом, уже после боя, мы нашли… то, что от неё осталось… изорванная вся, искусанная, а лицо – целое, и всё такое же светлое… жалко.

Не спрашивая разрешения, хоттолен поднял опорожнённую едва ли наполовину кружку путника и, выплеснув содержимое на пол, наполнил её бренди, после чего налил и себе:

– За память павших, – дождавшись, когда Безымянный присоединится к нему, провозгласил Гаргарон.

– Да минуют их души Бездну! – прошептал путник.

– И да обретут они вечный покой по ту сторону Вечности, – закончил ритуальную фразу хотолен, одним махом втянул в себя огненный напиток и, крякнув с натуги, прихлопнул пудовым кулачищем по стойке. – Ах, хороша водица, согласись, братец!

– Ничего… – приглушенно отозвался Безымянный, с трудом переводя дух после выпитого.

– Это я её тебе сватал вначале, – довольный реакцией гостя, сообщил хоттолен, – а ты всё отнекивался, как амазонка перед мужиком!

Довольный собственной шуткой, он широко разинул рот и захохотал, мгновенно позабыв о грусти.

– Так, а что тут у вас за история с бесами? – дождавшись, когда хозяин отсмеется, полюбопытствовал путник, видимо весьма заинтересовавшись этой историей.

– Да вишь какое дело, – хоттолен негромко хмыкнул и, почесав брюхо, приступил к рассказу. – Я тут сам виноват. Было дело! Лет десять назад остановился здесь путник, навроде тебя – тоже из-за гор дорожкой плёлся. Ну, въехал он, стало быть, покрутился, огляделся, а к вечеру, как компания собралась костишки метать – он к ним. Я в тот день, хоть и не любитель, а тоже пару раз тряхнул стакан. Ну вот, слово за слово, бросок за броском, и остались мы с ним – почитай, одни. А дело уж к рассвету. Играли-играли, он чуть не подчистую продулся. Ну, говорит, видать, плохо дело: и отыграться охота, и деньги надо поприжать – чтоб за комнату, да за стол со мной же и расплатиться! Я уж было совсем разомлел, стал денежки со стола сгребать, а он мне – погоди, говорит; есть у меня что проставить! И так глядь себе за плечо. Вылезай, – говорит. Я глазами хлоп-хлоп, гляжу – бес! Да такой здоровый – не поверишь – мне чуть не по грудь. Рожа злющая, глаза горят, того и жди – башку откусит, жуть. А этот путник так гордо на беса тычет и говорит – вот, мол, моя ставка. Я ему – на кой мне бес? А он как пустился в сказ, не, честно слово, такого брехуна сладкого – поискать! Знатно трепался, ничего не скажешь! Так он мне всё в красках расписал: и какой это помощник – все, мол, делает, и какой добрый да умный…