– Ну что ж… – бросил генерал, – я хотел предотвратить хоть одну войну, но кажется не судьба… Он отошел вглубь в комнаты и продолжил уже спокойно, с какой-то обреченностью6
– Ты знаешь – я всегда старался перечить пророчествам, предпочитая быть роком этого мира. Но вот ведь – чтобы мы не делали, этот мир катится как сам того хочет. Верим ли мы в пророчества или нет – ничего это не меняет – все течет как течет. И быть по сему… Пошли, кой чего покажу…
От нечего делать, по книгам своей матери генерал соорудил магический приемник и коротал за ним зимние вечера. Ни с кем не связывался, в чужие разговоры не встревал, а просто сидел да слушал. Реляции о викториях великих, доклады о ретирадах, доносы злые да слухи неуверенные – все это он знал. Из потока сообщений Рейтер построил картину того, что в мире происходило. В одной из комнат подземных галерей была комната, где под стеклом была выложена большая географическая карта. Карта с обозначением рек, гор, городами, но без границ. Границы Рейтер наносил сам, выкладывая их цветными кубиками. На картах стояли оловянные солдатики – могло показаться, что какой-то ребенок играл в войну и не сложил игрушки. Но здесь не дети играли в войну…
– Каждый солдатик – это батальон… Хоругвь, если тебе удобней. – Пояснял мне генерал, – Положение тех, кто на дороге, дано с точностью шестичасового форсированного марша. Раньше я еще наклеивал имена командиров, но знакомых имен уже почти не стало… Мы гуляли по карте будто великаны в сказочной стране, перешагивая через реки и горные кряжи.
– Здесь, – он показал на устье Курух, – собирается армейская группировка, но еще нельзя сказать, куда будет направлен главный удар. Я все же думаю, что он пойдет по приморскому направлению. Тогда можно сманеврировать силами и высадить в тылу десанты… Я слушал генерала в пол-уха. Я нашел Сиенну, реку Соню и теперь искал Тебро. Даже на такой крупной карте он выглядел маленькой точкой. Граница была уже за ним.
– …но до весны они не ударят. Толстый лед здесь не становится, а тонкий только мешает… Стало быть как сойдет снег – жди заварухи.
– Опять война?
– Да нет, – ответил Рейтер, – ограниченная кампания с ограниченными целями… И, кстати, с ограниченными ресурсами. Генерал передвинул несколько фигурок на дорогах – движение к войне продолжалось.
– Ну да ладно, лейтенант, пошли отдыхать…
Проснулись мы уже весной. Утром я нашел Рейтера в зале, стоящего у его любимой амбразуры. Он слышал мои шаги, и когда я зашел в комнату, сказал:
– Никак не могу привыкнуть, как в этот город приходит весна. Я встал рядом с ним, глядя на метаморфозу города: на улице стремительно теплело, вчерашний снег таял, грязь на тротуарах засыхала, ее давили подошвы башмаков, и теперь ветер носил целые облака пыли. Странно – еще вчера была зима, а сегодня уже вовсю шумела…
– Весна, – сказал я, – все-таки весна… Мне пора в дорогу.
– А жаль… Мне будет тебя не хватать, лейтенант… Весь день прошел как обычно, за исключением того, что я спаковал свою сумку. Оказалось, что теперь уношу я из корабля меньше, нежели принес. Хотя Рейтер знал все ходы под городом и мог вывести меня через любой выход из катакомб в любое время суток, я был уверен, что уходить я буду тем же путем, что и пришел. Мог я сделать это только ночью, посему, днем я отсыпался. После захода солнца генерал разбудил меня и сказал:
– Пошли, подыщем тебе хорошую железяку… Рейтер провел меня под площадью узкими каменными лабиринтами. Тайными проходами, открывая потайные двери, сымая магические запоры. Стены поросли мхом – от них тянуло гнилью и холодом. На голых камнях выступала влага, она собиралась в капли и текла вниз будто слезы. Когда я спросил, откуда взялись эти катакомбы, генерал пожал плечами:
– Они всегда здесь были. Говорят, когда город строили, на месте многих домов находили старые фундаменты. На них кладку и клали… – почему-то мы разговаривали шепотом, будто в этой глубине нас мог хоть кто-то услышать. Самое странное в передвижении под землей, это полная потеря ориентации. После десятка поворотов я уже не мог сказать, где мы находимся и в какую сторону идем. И когда я уже думал, что мы уже вышли из города, Рейтер толкнул очередную плиту, пропуская меня вперед:
– Добро пожаловать в Рейтер – Палац… Я вышел из туннеля. Мы все еще были под землей, но уже в подвале дома. Рейтер прикрыл плиту и прошептал:
– Ходи осторожно – у старых сторожей чуткий сон… Иди за мной. Дом спал. Мы шли по коридорам, некоторые двери были закрыты, но Рейтер распахивал их одним движением:
– А что тут такого. Это мой дом – мои двери. Никому их не закрыть для меня. Я помню огромный зал – размером с манеж, потолок которого скрывался в темноте. Через высокие окна через которые холодный лунный свет строил белые колонны. И что-то огромное было на улице. Чуть позже я понял: это был корабль
– тот самый, в котором жили мы. В темноте он казался летучим фрегатом из старой сказки, что опустился на землю подобрать своих пассажиров. Рейтер угадал мои мысли:
– Знаешь, лейтенант, когда я был маленьким, я хотел стать за штурвал этого корабля и увести его в Славное Никогда. Но оказалось, что штурвал литой, а корабль пассажиров не берет…
– У этого корабля есть название?
– Такой была «Мгла». – Ею командовал мой прапрадед… – прошептал Рейтер,
– пошли… Вход в оружейную был этом же зале: его закрывала иллюзия колонны. Это была первосортная иллюзия – твердая, крепкая, выдержавшая многие десятки лет, и что самое главное – способная обмануть любого магика. Мы прошли сквозь нее и оказались в комнате, стены которой были завешены амуницией и оружием. Кольчуги, кирасы и латы, шестоперы, моргенштейны, несколько альшписов, рунки. Прислоненные к стенке стояли огромные клейморы и эспадоны. Рядом высился огромный стеллаж, на котором лежали одноручные мечи и сабли. Сперва из общей кучи я вытащил паризониум. Это была довольно симпатичная вещь – такими удобно драться в свалке, но в одиночном бою она была почти самоубийственной и мне пришлось отложить ее назад.
– Возьми малхус, – посоветовал Рейтер. Я взял его и тут же опустил на место.
– Слишком тяжел…
– Зато не надо бить два раза. Я отрицательно покачал головой и Рейтер не стал настаивать. И тут я увидел ее: она висела на крючьях, вбитых в стену. Эта была классическая скявонна – с ажурной закрытой гардой, длинным клинком. Я взял ее в руку, рукоять будто восковая легла под ладонь. Да что там – меч стал продолжением руки. Сделав пару взмахов, я убедился в ее великолепной балансировке. Весила она немного, как для мечей подобного вида. Линии в металле извивались будто многие тысячи змей – сталь была самой лучшей: «женский локон». В нескольких местах лезвие было немного пощерблено, но это нисколько не умаляло достоинств оружия. Я мог сказать только одно:
– Здорово! Рейтер кивнул:
– Великолепная вещь… Я дрался с ней лет восемь. Но я тебе ее не дам. Тебе нужна приличная железяка на время, а это – друг… Спорить я не посмел. Я выбрал себе фальшион – в другое время он показался бы тяжеловатым, но сейчас мне подумалось, что он подойдет мне лучше всего. Фальшион был простоват, но вполне добротно сработан. Впрочем, плохого оружия здесь не было… Рейтер к моему выбору отнесся спокойно, ничем не выразив свое одобрение или порицание:
– Еще что-то возьмешь? Щит, мизерекорду?… Я отрицательно покачал головой. Мы вернулись на корабль далеко за полночь. До утра было тоже далеко, но я не мог его дожидаться – мне оставалось только набросить наплечный мешок. Я думал, что генерал просто проводит меня до той двери, через которую я попал в корабль и закроет ее за мной. Но мы вышли на палубу вдвоем. Железо глухо гудело под нашими ногами и я опасался, что мы перебудим полгорода. Но Рейтер был спокоен, и мне оставалось хотя бы подражать ему. С моря, нанося туман, дул слабый ветер – было довольно свежо. Наше прощание не затянулось и обошлось без напутственных пожеланий. Генерал спросил:
