Перевод первого романа Кадарэ "Генерал мертвой армии" был тайно вывезен во Францию и издан там, затем его издали в Италии, и по его мотивам режиссером Лучано Товоли был снят фильм "Генерал погибшей армии" (1983) с Марчелло Мастроянни и Мишелем Пикколи в главных ролях… Исмаилю Кадарэ была обеспечена своего рода "охранная грамота" — он был практически единственным албанцем, о котором слышали за пределами его страны, если не считать Энвера Ходжу. Ему удалось сначала вывезти нелегально во Францию и другие свои романы, замаскированные под переводы с немецкого, а затем эмигрировать во Францию и самому.

На русском языке помимо сборника стихов в переводе Давида Самойлова (1960) были опубликованы роман "Генерал мертвой армии"[6] (журнал «ИЛ», 1989, № 6; книжное издание — СПб.: Издатель В. Тюхин, 2006), роман "Суровая зима" (М.: Худож. лит., 1992) и несколько рассказов в «ИЛ» (1992, № 8/9 и 1995, № 9). А одно стихотворение Исмаиля Кадарэ было опубликовано на страницах «ИЛ» в 1959 году, когда он был еще студентом Литературного института им. Горького.

В Албании, так же как и в Советском Союзе, книги издавались весьма выборочно. Каким образом вы знакомились с произведениями современных зарубежных писателей, на каких языках? На албанском, русском, французском? Какими еще иностранными языками вы владеете?

Я начал увлекаться литературой в одиннадцатилетнем возрасте. Одной из первых книг, попавших мне в руки, был «Макбет» Шекспира. Не потому, что я понимал: это — великое искусство, а потому, что на первой странице мое внимание привлекли слова «духи» и «колдуньи». Хотя «Макбет» был и трудноват для меня, он настолько мне понравился, что я переписал от руки большой кусок. Так что, практически, «Макбет» — это первая книга, которую я "написал".

Несмотря на существование коммунистической цензуры, книг в Албании было вполне достаточно. Это были издания времен королевства, а также книги, вышедшие позже, во время итальянской и немецкой оккупации. Многое в нашей истории было не совсем так, как это излагалось в коммунистической версии. Например, в период 1939–1943 годов Албания называлась не оккупированной, а объединившейся с Италией. Король Виктор-Эммануил именовался Королем Италии и Албании и Императором Эфиопии. Как видите, у нас было одно государство с Италией и чернокожими эфиопами. В одном из эссе я написал, что в то время первым поэтом Албании — совершенно официально — считался Данте Алигьери! И так оно и было на самом деле.

И немецкая оккупация была совсем не такая, как у вас. Албания официально именовалась союзницей Германии, у нас было свое коллаборационистское правительство и даже регентство — в ожидании возвращения короля.

Я привел эти примеры для того, чтобы показать, что культурная жизнь продолжалась и во время оккупации: выходили газеты, работал театр, издавались книги.

Я читаю по-албански, по-русски, по-французски и по-английски.

В СССР одним из главных источников сведений о состоянии дел в современной мировой литературе был журнал "Иностранная литература", где печатались произведения, которые нельзя было приобрести в книжных магазинах, и даже произведения писателей, именовавшихся «декадентами» и «модернистами». Доводилось ли вам читать этот журнал во время учебы в Москве? Удалось ли найти там что-то интересное для себя как писателя?

С этим журналом я был знаком очень хорошо во время учебы в Москве, да и впоследствии тоже. Как раз в то время, когда я был студентом в Институте Горького, в этом журнале были напечатаны мои стихи. В нем я прочел многие вещи, которые тогда назывались модернистскими. Вспоминаются, к примеру, американские писатели Сэлинджер и Апдайк. И многие другие. Некоторые номера этого журнала у меня и сегодня есть в моей библиотеке в Тиране.

Насколько неожиданной была для вас публикация вашего романа "Генерал мертвой армии" в "Иностранной литературе"? Известно ли вам, с какими трудностями была связана эта публикация, против которой категорически выступали рецензенты из ЦК КПСС, ведь до конца 1980-х публикация ваших книг была запрещена?

Поскольку я очень высоко ценил журнал "Иностранная литература", публикация моего романа "Генерал мертвой армии" доставила мне двойную радость. Во-первых, потому что это был мой первый роман, изданный на русском языке. И во-вторых, потому что это опубликовал журнал, рассчитанный на читателя высокого уровня и всегда славившийся своим либеральным духом.

Я не знал о том, что на роман была отрицательная рецензия из ЦК вашей партии. Если бы знал, то, могу сказать совершенно искренне, почувствовал бы еще большую радость. Если коммунистический ЦК выступает против какого-то писателя, этот писатель должен радоваться. Против меня выступали два Центральных Комитета. Один в моей собственной стране, самый опасный для меня, поскольку был албанским и сталинистским. Другой — ваш, не игравший в моей жизни никакой роли, поскольку был менее сталинистским и находился за границей.

Вы упомянули о том, что мои книги были запрещены у вас. В этой связи не могу не вспомнить, что мы, писатели бывшего Восточного блока, учились по запрещенным книгам. Сначала это были книги западных авторов, тех, кого называли "буржуазными декадентами". Потом книги наших старых отечественных писателей, считавшиеся вредными. Затем дошла очередь и до нас. У меня было четыре или пять таких запрещенных книг. И тем не менее я всегда помнил, что Россия — это страна, где издали мою первую переведенную книгу, еще в 1960 году. Честное слово, даже не верится, что меня издали в Москве раньше, чем в Париже, где первая моя книга вышла десятью годами позднее, в 1970-м.

Как вы отнеслись к тому, что журнальный перевод, опубликованный в "Иностранной литературе", был сделан с одной из ранних редакций романа? Не повлияло ли это на восприятие русскоязычных читателей?

Такое произошло со многими переводами. Думаю, это не драматично. Сам я по натуре перфекционист. Этим и объясняется то, что чуть ли не все вещи я много раз правил. До издания в 1970 году в Париже у романа "Генерал мертвой армии" было два-три опубликованных варианта. Громкий успех во Франции и во всей Европе не помешал мне однажды взять роман в руки, чтобы внести в него финальные улучшения. Когда моя жена увидела, чем я занят, она сказала мне: "Ты или неисправимый самонадеянный тип, или маньяк". Тем не менее внесенную правку одобрили все мои издатели. Окончательные редакции всех моих произведений опубликованы в 12-томном собрании, изданном в Париже французским издателем на двух языках — французском и албанском.

В России изданы два ваших романа — "Генерал мертвой армии" и "Суровая зима". Как вы считаете, насколько правильным был выбор издателей и переводчиков? Какие еще романы вы бы хотели увидеть изданными на русском языке?

Мне трудно ответить на этот вопрос. Возможно, другие книги могли бы понравиться больше, к примеру, "Кто привел Дорунтину", "Дворец сновидений" или «Преемник». Но — вам виднее.

Книга "Суровая зима", помимо того, что перевод сделан с подцензурного издания, то есть самого плохого, могла показаться «антисоветской» и создать проблемы. Она ни в коей мере такой не является, просто эта книга направлена против коммунистической империи, центром которой была Россия. Албания, моя собственная страна, тоже была частью этой империи, более того, можно сказать, что это был самый темный ее угол. Глобальная картина этой империи дана в мрачных тонах, описана преступная атмосфера, полная шекспировских страстей.

Ко мне вообще часто применяли определение «анти». Роман "Генерал мертвой армии" сочли «антиитальянским». Из-за "Концерта в конце зимы" я заработал эпитет «антикитайского» писателя. «Антитурецкими» считают многие мои книги, и, естественно, многие считаются «антиюгославскими», понятно почему. Но чаще всего мои противники называли меня «антиалбанским» писателем! Забавно, не правда ли?