Тишина коридора была пугающе непривычной. Настроившись на поход в кино, Светлана Николаевна зашла в учительскую и положила в свой шкафчик книги и тетради. Не тащить же такую тяжесть с собой в кинотеатр! Кабинет был пуст — уже прозвенел звонок на урок, и учителя разошлись по классам.
«Слава богу, не надо ни с кем поддерживать разговор о школьных проблемах!» — подумала она, бросив взгляд в открытое окно. Оказывается, проклюнулись первые листочки, еще клейкие, с желтизной, это радовало глаз. Конец учебного года подмигнул солнечным лучиком, отразившись в старом потемневшем зеркале, и Светлана Николаевна впервые за долгое время вдруг почувствовала, что жизнь, где-то там, вдалеке, продолжается и, может быть, у нее еще все впереди. Вот-вот наступят летние каникулы! Неясное предчувствие кольнуло под сердцем.
Она не спеша пошла по улице Свободы, подальше от школы. Солнце обволакивало успокоительной негой. Светлана сняла куртку (надо же, совсем по-летнему тепло!) и, словно сбросив вместе с ней скопившуюся усталость, свернула на улицу Ленина, где находился центральный кинотеатр. Впереди был длинный солнечный день.
В суматохе годовых контрольных и выпускных экзаменов Светлана не заметила, как отшумел буйной зеленью июнь, плавно перейдя в спокойную июльскую жару. Родители с середины мая пропадали на даче; вначале вывезли наконец помидорную рассаду, заполонившую квартиру, а вскоре и вовсе перебрались в деревню, наезжая в Рязань лишь по субботам, чтобы помыться.
Приунывшая от одиночества Ветка (так с детства прозвали худенькую как тростинка Светлану) позвонила в Москву своей самой близкой подруге, та давно зазывала ее к себе.
Ира Худякова была коренной москвичкой, в большой двухкомнатной квартире она теперь жила в полном одиночестве. Вначале скончался отец от инфаркта, а год спустя мать, так и не смирившаяся с внезапной потерей спутника жизни, просто угасла в одночасье. «Следую за ним добровольно, словно жена декабриста в Сибирь», — сказала она дочери незадолго до смерти.
Вот так Ирка, с детства привыкшая, что родители не могут на нее надышаться, осталась совсем одна. Замуж она так и не вышла. Правда, пару раз что-то наклевывалось, но до свадьбы дело так и не дошло. Потенциальные женихи линяли в преддверии этого торжественного события. Может, она казалась им по-старомодному привязчивой и верной, а добродетель не всегда притягивает мужчин?
— Иришка, ты как, замуж еще не вышла? Игорек не объявлялся? — шутливо бросила Света и, выслушав не слишком радостный ответ, проговорила: — Понятно. Тогда я нагряну к тебе?
Девушки дружили с самого детства. Они познакомились во время летних каникул, когда Ирка гостила у бабушки в Рязани. А ее дачный участок был расположен рядом с садовыми угодьями родителей Ветки. Ни братьев, ни сестер у них не было, поэтому, едва взглянув друг на друга, они взялись за руки и уже не расставались до конца лета.
Девчонки-погодки были совершенно разными внешне и по характеру.
Ира — невысокая, пухленькая, с большими светлыми глазами и темными косичками, энергичная, темпераментная оптимистка. Словно по контрасту, худенькая кареглазая блондинка Светлана, немного меланхоличная и неуверенная в себе, рядом со столичной подружкой казалась еще выше. Они прекрасно дополняли друг друга, будто это был целостный организм. Сбои начинались, стоило им расстаться.
Много лет назад подружки, оставленные на попечение бабушек, которые с утра до вечера, согнувшись в три погибели, торчали в огороде, пропадали в компании таких же дачных «дикарей». Шумная ватага целыми днями носилась по окрестным деревням.
С каждым летом дачные дети подрастали наперегонки с посаженными деревьями и кустами, пока однажды осенью, накануне школы не обнаружилось, что детство прошло. Девчонки из худышек, толстушек, дурнушек вдруг превратились в длинноногих стройных красоток, а неуклюжие, с ободранными локтями и коленками, задиристые несносные мальчишки вытянулись и заговорили басом. Верзилы оказались романтичными ухажерами. Один из них — Толик, высокий, застенчивый мальчик, влюбился не на шутку в неприступную Вету. Отбрасывая длинную челку назад, он хрипло шептал с горячечным блеском в глазах:
— Ветка, давай бросим все и поедем в деревню! Бабка умерла, дом мне оставила — живи себе на свободе, никаких предков.
Она отшучивалась:
— Толечка, да я лошадь от коровы не отличу! Какая уж тут деревня!
После школы Ветка отправилась в Москву поступать в институт. Поскольку Ира подала документы в педагогический, Вета последовала за ней. Куда она без любимой подруги? Отличница, она легко прошла по конкурсу. А вот Ирка нелепо провалилась.
Пока Ветка прикидывала, что делать: устраиваться в общежитие или снимать комнату, родители Иры, любившие Светлану как дочь, предложили поселиться у них. «Ну что ты будешь мотаться по углам, квартира у нас большая — всем места хватит!»
Так Ветка стала практически полноправным членом семьи Худяковых. Ее родители привозили из Рязани мешками картошку и овощи, а на каникулы забирали девчонок к себе. Чуть позже Ирину взяли на вечернее отделение химического факультета, а сдав зимнюю экзаменационную сессию сплошь на пятерки, она перевелась на дневное.
Вольная студенческая жизнь в Москве была веселой, суматошной: дружеские вечеринки сменялись ночными бдениями перед зачетами или экзаменами, прогулки по вечерней Москве — вылазками на каток, лыжными походами или школьной практикой. На третьем курсе у Ветки приключился сумасшедший роман с преподавателем (тот был давно и прочно женат, разводиться не собирался, так что история вышла грустная). После неизбежно драматичного разрыва — Ветка страдала молча, как тургеневская героиня, Ирка из солидарности лила слезы — на пороге худяковской квартиры вдруг возник полузабытый дачный «дикарь» Толик. Возмужавший, несколько пообтесавшийся и заработавший немалые по тем временам деньги в стройотряде, он выглядел солидным и надежным. Подставив плечо, он терпеливо выждал момент. Светлана, остро нуждавшаяся в сочувствии, решила: хватит сказок о прекрасных принцах, лучше выбрать надежную земную опору.
Зацепиться в Москве так и не удалось: барьер столичной прописки служил надежным фильтром, нет прописки — нет работы. Ветка, впрочем, не слишком расстраивалась, да и родители настойчиво призывали вернуться, так что она не колеблясь подписала распределение в родную Рязань. Увидев с подножки московского поезда «дачного» Толика, нарисовавшегося на перроне, она почувствовала себя почти счастливой. А тот, принимая увесистые чемоданы, присвистнул:
— Однако прибарахлилась ты в Москве, Ветка!
Светлана только рассмеялась:
— Книги — вот и все богатство!
— Да кому нужны твои книги сейчас?! Лучше бы мыло и кофе привезла!
— Мыло?!
— Здесь это страшный дефицит. Ну ты меня насмешила, дорогая! Надо же, книги приволокла!
Начало девяностых обрушилось на страну политическим хаосом. И без того не баловавшие разнообразием товаров полки в магазинах совсем опустели. Если уж в Москве, где всего всегда было достаточно, теперь выстроились длиннющие очереди за хлебом и колбасой, то что говорить про глубинку. Зарплата, даже в стабильные советские времена не слишком великая, превратилась в пособие, позволявшее разве что не умереть с голоду. Пришлось затянуть пояса потуже.
Толик, забросивший свой Политех, ударился в «бизнес»: купил два продуктовых ларька. По вечерам, прихлебывая прямо из бутылки вонючее пиво, он наставлял Ветку, корпевшую над проверкой очередных домашних заданий:
— Бросай свою дурацкую школу. Иди работать ко мне в ларек. Не обижу. На жизнь хватит.
Света досадливо морщилась. Прямо на глазах скромный, неглупый, застенчивый Толик превращался в хамоватого, самоуверенного мужика. Иногда ей хотелось все бросить и уехать в Москву.
Уезжала. Потом возвращалась из этого когда-то милого города своей студенческой юности с ощущением потерянности и ненужности. У Иры в семье было неладно. Отца, руководителя большого производства, выпихнули на мизерную пенсию. Не выдержав удара судьбы, он скончался от инфаркта. Ирка по окончании института не смогла найти работу по специальности: органическая химия явно не пользовалась спросом в новые времена. Кое-как она устроилась в кооперативный магазин продавщицей — надо было помогать матери.
