— Хорошо. Выбран вариант второй. Твое право. Зовут то тебя как, за упомин чьей души свечку ставить? Давайте, ребята, начинайте. — Рогов кивнул своим парням. — И все-таки, как зовут тебя, парень? Имя же не секрет.
— Владимир, — прохрипел пересохшим ртом задержанный.
— Владимир… — повторил Рогов. — Что ж, хорошее имя. Так что, Владимир, будешь говорить?
Он молчал, отводя взгляд в сторону. Во всем его облике, в выражении лица, в глазах, не чувствовалось ни злобы, ни внутренней силы. Страх, все тот же страх и не давал ему сейчас говорить. Еще, может быть, молодость и русский «авось».
Роговские приподняли Владимира вместе с креслом, постелили вниз целлофан, раскладывали инструменты на журнальный столик рядом. Сергей Петрович комментировал вслух, психологически додавливая Владимира.
— Целлофан, братец, в энтом деле, очень необходим. Полезная, так сказать, вещь. Обоссышься, обсерешься — кому здесь твое говно нужно. А так — завернул все в целлофан и чисто. Ни трупа, ни говна, ни мочи. Инструментов, правда, немного, но ничего, обойдемся и этими. Пилочка вот по железу… Зубчики маленькие и туповатые, пилят медленно, а по нервам то как скребут замечательно, классно просто. Паяльник вот то же необходим. Никто, правда, тебе его в жопу запихивать не станет — не терплю запах паленого дерьма. Повязочку с ноги снимем и в дырочку от пули его и засунем. Все, Вовочка, для тебя сделаем, все только для тебя — и кровь остановим, и микробы сдохнут. А потом вот, например, коленочку тебе прижжем. Нет, Вовочка, не из садистских условий — что бы кровь не бежала сильно. И пилочкой, пилочкой по коленной чашечке. А это вот тисочки маленькие, для яичек как раз впору. Медленно, медленно закручиваешь, а глаза из орбит так и лезут, так и лезут. Так что, Вовочка, бить тебя здесь никто не станет — можно и до смерти забить, болевых ощущений мало и толку никакого. У нас свои методы, эффективность сто процентов. Начинайте, ребята…
Паяльник уже нагрелся и запах жженой окалины витал в воздухе. Повязку с ноги сорвали и Владимир не выдержал.
— Стойте, стойте! — Владимир перевел дух. — Я все расскажу.
Голос его прерывался хрипом, адреналин выделялся ведрами, сушил рот. Рогов приказал дать ему воды.
— Вот и славно, Володя, сними грех с души. Давай по порядку и обстоятельно.
— Я из Красноярска приехал. Я и Сашка Черный, которого эта девка замочила у машины. Шеф наш, положенец города, приказал приехать сюда, шлюху одну расстрелять.
— Кого? — Рассердился один из роговских.
Сергей Петрович успокоил его одним взмахом руки.
— Продолжай, Володя.
— Ну, это, он так сказал… Я и совсем ее не знаю, — оправдывался Владимир.
— Ты продолжай, Володенька, продолжай. Только по существу, — поправил Рогов.
— Я и продолжаю… Здесь надо было у Шпиля встретиться с неким Слесарем, кликуха такая. Он дал автоматы и сказал где. Остальное вы сами знаете.
Рогов задумался, помолчал немного. Потом спросил:
— А почему у Шпиля?
— Не знаю, — пожал плечами Владимир. — Так сказали. Только там никакого Шпиля нет — памятник царю стоит.
— У Шпиля, у Шпиля, — пробурчал Рогов. — А дальше что? Встретились, куда поехали? Поподробнее дальше.
— Я город плохо знаю, вернее совсем не знаю. Поселили в какой-то гостинице. Может и не в гостинице. Ни горничных, ни каких оформлений не было. Велели сидеть и ждать. Сутки мы просидели с Сашкой. Потом пришел Слесарь, дал нам пять тысяч зеленых, обещал столько же после и сюда, в смысле на ту дорогу привез. Автоматы на месте дал, велел потом бросить.
— А где вы остальные пять штук должны были получить?
— После этого, — Владимир замялся, — после работы, должны были в аэропорт приехать сами. К двум ночи, билеты и деньги получить перед рейсом.
— А что об объекте сказали?
— О чем? — Не понял Владимир.
— О том, кого вы расстрелять должны были.
— Ничего. — Он покачал головой. — Только марку и номер машины. Еще сказали, что будет водитель и две бабы. Все…
Рогов встал, заходил по комнате, обдумывая услышанное.
— Последний вопрос. Откуда узнали, что эта женщина поедет днем домой? Обычно она днем никогда не ездит.
— А мы и не знали. Готовились ждать долго, даже термос с горячим чаем с собой взяли. Водку для согрева не разрешили…
— Так, ладно. — Перебил его Рогов и, уже обращаясь к своим, добавил: — Перевяжите его и сдайте ментам где-нибудь по дороге. Пусть живет, подонок, если сможет.
Он выключил магнитофонную запись. Сомнений и раньше не было, а Владимир подтвердил заказ Испанца. Из другого города исполнителей вызвали, местные и не причем вроде. Слесарь — его правая рука. На Испанца так просто не выйдешь и Слесаря, как этого лоха, так просто не разведешь. Но доказательства нужны и постараться придется.
Рогов походил по комнате, сел в кресло. «Как достать Слесаря, выкрасть незаметно и привести сюда»? Эта мысль не выходила из головы, свербела в мозгах занозой. Весь план созрел, весь до мельчайших подробностей, но не было середины — как доставить Слесаря сюда, в этот подвальчик. Убить — просто. Но он не ходил один и нужен живым, а сунуть в машину незаметно, без шума… Мысли роились, наплывали одна на другую, но толковой не было. И по опыту Рогов знал — есть выход, он где-то рядом, надо ухватить ниточку… Где, где ее ухватить?!
«Черт», — выругался он про себя, сжал кулаки. «Время, время летит, работает не на нас»…
В подвальчик подтягивались его ребята. Шефа не беспокоили, видя, как он то бегает по комнате, то сидит в кресле, сжимая кулаки до побеления в костяшках. В такое время лучше не нарываться и каждый занимался своим делом. Кто-то качался на тренажерах, грелся в сауне и плавал в бассейне, а кто-то просто перебирал светские сплетни.
Рогов решил собрать всех вместе.
— Так, ставлю задачу. — Начал он без предисловий. — Необходимо быстро и срочно доставить Слесаря сюда. Без шума, что бы ни одна живая душа не видела и не узнала. Какие мысли имеются?
— А че тут мыслить, шеф. — поднялся один из ребят. — Испанец, говорят, опять сегодня в загранку укатил. Значит Слесарь к его бабе поедет. Ночевать не станет, побаивается еще, но часа в два ночи от нее смотается. Тут и взять его тепленьким, прямо в подъезде. От сиськи, так сказать, оторвать.
Парни загоготали, но Рогов поднял руку.
— Не до смеха сейчас. Откуда информация? Может подстава?
— Не-е, шеф, здесь все чисто. Он и раньше так делал. Боится, конечно, но к бабе ездит. Смазливая бабенка и на передок охоча. Ездит один, без свидетелей что бы… Многие про это знают, молчат — не хотят меж жерновов встревать.
У Рогова отлегло на душе — вот она ниточка. Теперь потянуть и размотался клубочек.
— Прекрасно, Виктор, молодец! Возьмешь еще двоих парней и доставишь Слесаря сюда. Но что бы ни одна живая душа не видела… Машину его от подъезда не убирайте, пусть стоит свидетелем распутства, авось и подумают не на нас. Маски наденьте, пускай считает, что Испанец его заказал, пока меня не увидит.
Рогов расслабился, до двух ночи оставалось шесть часов. Пора Мурашовой позвонить, успокоить хозяйку. А потом вздремнуть немного — ночь предстояла бессонная.
* * *
Город, окунувшись в вечернюю тьму, выглядел по-разному. В центре освещенные улицы казались приветливыми, светили яркими фонарями, помахивали висячими на растяжках плакатами, манили неоновым светом витрины. Чуть дальше город немного хмурился, блекли яркие краски из-за худшего освещения, вспыхивая сочной рекламой все реже и реже. На периферии лицо темнело совсем и только фары спешащих машин слепили друг друга и прохожих совсем не радостным светом.
Николай не смог усидеть дома. Обычно не ездил вечером, но последняя встреча с Верой не давала покоя. Ощущение раскованной успокоенности не проникло внутрь после общения и теребило душу новым, жаждущим приключением.
Вечер в разгаре, ранняя зимняя темнота уже давно заполонила улицы. Время работы дорожных девиц. Они срослись с улицей, стали частью дороги, словно знаки, определяющие движение. Нет, этот «грузовик» нам не подходит, а этому вообще здесь остановка запрещена, «мерин» пусть дальше отъедет, не по рангу подъезд. Вот и иномарочка подкатила, пора бедром знак выставить — «проезд без остановки запрещен». Тусуются девки на улице, разводят свои интриги и не знают пока, что канут когда-нибудь в лету куртизанки дорог, как и любовницы королей. Все меняется со временем. Названия, одежда… Суть остается.