– Конечно знаем! – важно ответил Том. – Отец собирается забрать прах деда оттуда, где Эболи его спрятал.

Дориан загорелся:

– А он разрешит нам поехать вместе с ним?

Том приподнял шапку и задумчиво почесал затылок.

Дориан настаивал:

– Ты ведь не боишься его спросить, а, Том?

Он прекрасно знал, что поддразнить Тома – лучший способ заставить его что-то сделать.

– Конечно нет! – возмутился Том.

Тем не менее ему пришлось собрать все свое мужество, прежде чем он решился снова подойти к отцовской каюте.

– Говорить буду я, – шепнул он Дориану и постучал в дверь.

– Войдите! – коротко откликнулся Хэл.

Увидев, кто явился, он сказал:

– А, это вы? Вот что, каким бы важным ни было ваше дело, ребята, у меня сейчас нет на него времени. Придется вам зайти попозже. Утром поговорим.

Братья, тиская в руках шапки, остались на месте; их лица сохраняли упрямое выражение. Том показал на полированный тиковый сундучок, стоявший теперь в середине каюты на полу:

– Мы с Дорианом знаем, что ты хочешь забрать останки деда Фрэнсиса этой ночью. Ты этот сундук специально взял для него из дома.

Хэл в это время чистил двуствольный пистолет, лежавший перед ним на столе, вынимая старые заряды, чтобы заменить свежими. Он оторвался от дела и всмотрелся в серьезные лица братьев. И наконец вздохнул.

– Поймали вы меня, – пробурчал он. – Отрицать нет смысла.

– Мы хотим пойти с тобой! – заявил Том.

Хэл изумленно посмотрел на него, но тут же снова перевел взгляд на пистолет и продолжил заряжать его. Он тщательно отмерил порох из пороховницы и, засыпав его в пистолет, крепко прижал шомполом. Потом занялся пыжом и пулей…

Пистолет работы лондонского мастера Джорджа Трулока выглядел великолепно. Рукоятку покрывали пластинки орехового дерева.

– Твоя рана еще не совсем зажила, Том, – сказал Хэл, не поднимая головы.

– С ней все в порядке! – возразил Том, проводя себя по боку ладонью. – Это и была-то просто царапина!

Хэл сделал вид, что с восхищением рассматривает затвор двуствольного пистолета. Его украшала золотая инкрустация, а восьмигранные стволы имели насечку. Это увеличивало скорость пули и позволяло прицеливаться более точно, чем из гладкоствольного оружия. И Хэл знал, что может попасть в цель размером в собственный ноготь с расстояния в двадцать шагов.

– Даже если и так, не думаю, что это хорошая идея, – сказал он наконец.

– Но он был нашим дедушкой! Мы – его семья! – настаивал Том. – И вообще это наш долг – быть там вместе с тобой.

Том заранее тщательно подбирал слова и даже мысленно порепетировал. «Семья» и «долг» – эти понятия являлись для Хэла святыми. И теперь он отреагировал именно так, как надеялся Том. Отложив в сторону заряженный пистолет, он встал и подошел к иллюминатору.

Какое-то время он стоял там, сложив руки за спиной и глядя на берег. Наконец заговорил:

– Возможно, ты и прав, Том. Ты уже достаточно взрослый и знаешь, как постоять за себя в схватке.

Он снова повернулся к братьям.

Том взволновался, его лицо сияло.

– Спасибо, отец.

Дориан весь напрягся от ожидания, он смотрел на губы отца, надеясь, что с них слетят нужные слова.

– Но ты – нет, Дориан. Ты еще слишком молод. – Хэл постарался смягчить удар улыбкой. – Мы пока что не хотим тебя терять.

Дориан как будто стал меньше от отказа. На его глазах выступили слезы. Том резко толкнул его и зашипел углом рта:

– Не реви! Не будь младенцем!

Дориан взял себя в руки и огромным усилием подавил слезы.

– Я не младенец. – Он выпрямился с гордым и трагическим видом.

«До чего же красивый мальчик», – подумал Хэл, глядя на сына.

Кожу Дориана позолотило тропическое солнце, на его локоны сквозь иллюминатор падал солнечный луч, и они поблескивали, как медные спиральные нити.

Хэла в который уже раз поразило сходство мальчика с матерью. Он почувствовал, как его решительность слабеет.

– Я не маленький! Дай мне шанс доказать это, отец, прошу!

– Хорошо. – Хэл не смог устоять, хотя и понимал, насколько это неразумно. – Ты можешь ехать с нами.

Лицо Дориана вспыхнуло радостью, и Хэл поспешил уточнить:

– Но только до берега. Будешь ждать нас там вместе с Элом Уилсоном и командой баркаса.

И он вскинул руку, предупреждая все возражения:

– Всё! Никаких споров! Том, иди к Большому Дэниелу и скажи, чтобы выдал тебе пистолет и абордажную саблю.

Они сели в баркас за час до захода солнца. Отряд, которому предстояла высадка на берег, насчитывал всего четыре человека: Хэл, Эболи, Дэниел Фишер и Том. У каждого имелась коробка с трутницей и потайной фонарь. Под темными просмоленными плащами они прятали абордажные сабли и пистолеты. Эболи к тому же привязал к поясу большой сложенный кожаный мешок.

Как только они спустились в лодку, Эл Уилсон отдал приказ работать веслами. Баркас рванулся к берегу. На его носу и корме стояли фальконеты – маленькие, но смертоносные ручные пушки, заряженные крупной картечью. На палубе между ногами гребцов лежали сабли и пики.

Все молчали; весла погружались в воду и взлетали в воздух бесшумно, лишь вода негромко плескала, стекая с их лопастей. Эл Уилсон обмотал их тряпьем.

Том и Дориан в тишине обменивались нервными улыбками: наконец-то настало время одного из приключений, о которых они мечтали и так много говорили в лихорадочном предвкушении.

Ханна Маакенберг лежала в рощице над берегом. Она провела здесь все дневные часы в течение последних трех дней, не сводя глаз с далекого силуэта «Серафима», стоявшего на якоре. Трижды она видела лодки, отходившие от английского корабля, и жадно всматривалась в них через длинную подзорную трубу, которую дал ей на время Ян Олифант. И каждый раз разочаровывалась, поняв, что Хэла Кортни на борту нет.

Наконец она уже начала впадать в уныние. Возможно, Аннеке была права. Возможно, он уже не сойдет на берег.

Ее собственный сын быстро терял интерес к охоте.

Первые два дня он не отходил от матери, наблюдая вместе с ней, но в конце концов утратил надежду и ушел со своими приятелями в кабак.

Но вот Ханна увидела силуэт баркаса, отошедшего от «Серафима»; он с трудом различался на фоне темнеющих волн.

Ханна не могла сдержать волнения. Он двигался к берегу в темноте, как и в прошлый раз, чтобы никто не мог его узнать. Ханна не сводила с баркаса подзорную трубу. Она видела, как нос лодки коснулся песка, и ее сердце сначала подпрыгнуло, а потом заколотилось как сумасшедшее. На западном горизонте остались лишь слабые следы света, когда высокая фигура шагнула из баркаса на белый песок; мужчина оглядел дюны и редкие кусты.

На какое-то мгновение его взгляд устремился прямо туда, где пряталась Ханна, и на его лицо при этом упал бледный свет, обрисовав черты.

Потом свет исчез, погас, и теперь даже через подзорную трубу стало невозможно рассмотреть лодку и команду.

– Это он! – выдохнула Ханна. – Я знала, что он явится!

Она напрягла глаза, высматривая маленький отряд. А моряки направились прямо в ее сторону.

Ханна сложила подзорную трубу и попятилась, чтобы спрятаться в яму между деревьями.

Мужчины шли молча, и наконец оказались так близко, что Ханна испугалась: неужели ее сейчас обнаружат?.. Но они, скрипя сапогами по песку, прошагали мимо, рядом, совсем рядом – Ханна могла бы протянуть руку и коснуться их ног…

Посмотрев вверх, она увидела лицо Хэла Кортни, освещенное последними лучами заката.

Мужчины исчезли в зарослях кустов, направляясь вглубь мыса.

Ханна выждала несколько минут, чтобы они наверняка не услыхали шаги ее босых ног, а потом помчалась по тропинке к городу. Ее сердце громко пело: «На этот раз он попался! Я разбогатею! Такие денежки! Я разбогатею!..»

Они шли гуськом во главе с Эболи. Людей по дороге они не встретили, даже когда пересекали дорогу, что бежала вдоль подножия горы к Соленой реке и к разбросанным фермам Константы. Один раз путников почуяла какая-то собака и залилась истерическим лаем, когда они проходили мимо, но никто не отозвался на ее лай.