– Заставить его прийти к нам, – ответил Нед Тайлер.

И снова Хэл кивнул:

– Да, нужно выманить его из берлоги. Бросить ему приманку, раздразнить. И подходящее для этого место – Побережье Лихорадок. Нам нужно курсировать у Мадагаскара и Занзибара, оставляя след вдоль берегов Африки.

Мужчины согласно забормотали.

– Можно не сомневаться, у него наверняка есть шпионы в каждом порту Индийского океана. И они посылают ему весточку о каждой возможной добыче, – сказал Дэниел. – По крайней мере, будь я проклятым пиратом, я бы именно так и делал.

– Да. – Хэл повернулся к нему. – Мы зайдем в каждый из портов, дадим понять, что мы ужасно богаты и плохо вооружены.

– Два боевых корабля с тридцатью шестью орудиями на каждом? – хихикнул Нед Тайлер. – Да этого хватит, чтобы напугать любого пирата.

– Один корабль, – возразил Хэл и улыбнулся, увидев удивление на лицах. – Я отправлю «Йоркширца» в Бомбей, как только он придет сюда. Он заберет наших пассажиров и самые срочные из наших грузов, и мы от них избавимся. А мы пойдем к Побережью Лихорадок одни.

– Но все равно «Серафим» – могучий корабль, – напомнил ему Эл Уилсон. – Большинство пиратов побоятся к нему подойти.

– Он не будет так выглядеть к тому времени, когда мы выйдем в море.

Хэл расстелил на столе чертежи корабельного корпуса, над которыми работал с тех пор, как они пересекли экватор.

– Троянский конь, джентльмены! Вот что мы приготовим для мистера Джангири.

Все столпились вокруг стола, рассматривая чертежи и одобрительно переговариваясь, когда начали понимать, что именно задумал Хэл.

– Мы превратим «Серафим» в богатый, жирный, невооруженный торговый корабль. Сначала орудийные порты…

На следующее утро Хэл сам обошел на веслах стоящий на якоре корабль. С ним находились Нед Тайлер и два корабельных плотника, которые внимательно слушали объяснения капитана, как именно он желает изменить внешний вид «Серафима».

– Мы оставим на месте всю эту резьбу и позолоту… – Хэл показал на прекрасные украшения на корме и на носу корабля. – Они придают судну замечательный роскошно-помпезный вид, вроде прогулочной баржи лорда-мэра.

– Скорее уж это похоже на французский бордель, – фыркнул Большой Дэниел.

– А кроме того, лорд Чайлдс просто выйдет из себя, если мы попортим эти произведения искусства. – Хэл показал на борта «Серафима». – Но наша главная забота – бойницы.

Нижние обвязки орудийных портов, расположенных в шахматном порядке, были украшены золочеными листьями, придававшими корпусу весьма привлекательный вид, но в то же время они откровенно подчеркивали военную мощь «Серафима».

– Так что начинайте с них, – приказал Хэл плотникам. – Я хочу, чтобы крышки бойниц оказались скрыты. Промажьте их смолой и перекрасьте так, чтобы они сливались с обшивкой корпуса.

Еще час они изучали корабль с баркаса и определили, какие именно небольшие изменения во внешности «Серафима» придадут ему более безобидный вид.

Когда они возвращались к трапу корабля, Хэл сказал Большому Дэниелу:

– Я не зря встал на якорь так далеко от берега; дело не только в пушках форта, но еще и в том, чтобы оказаться вдали от любопытных глаз на берегу.

Он кивнул в сторону грузовых лодок и мелких суденышек, все еще толпившихся вокруг корабля.

– Как только начнется работа, я хочу, чтобы ты разогнал эту мелочь. Мы должны считать, что у Джангири есть свои шпионы в здешнем поселении, и действовать соответственно. Я не желаю, чтобы всякие хитрые глазки наблюдали за всем, что мы делаем, а шустрые языки разносили все по мысу.

Вернувшись в свою каюту, Хэл написал письмо мистеру Битти, устроившемуся в городе; он объяснял, что мистеру Битти и его семье придется завершить вояж в Бомбей на борту «Йоркширца», когда тот прибудет, и что Гай может отправляться с ним. Хэл чувствовал облегчение, что есть возможность устроить это дело письменно, вместо того чтобы убеждать мистера Битти перебраться на другой корабль и спорить с ним.

– Ну вот, готово! – сказал он вслух, присыпая лист письма песком, чтобы высушить чернила. – А заодно будет покончено с кулачными и амурными склонностями Тома.

Запечатав письмо своей восковой печатью, он послал за Большим Дэниелом, чтобы тот доставил его на берег.

– «Йоркширца» еще не видно? – спросил он, как только Большой Дэниел сунул голову в дверь каюты.

– Пока нет, капитан.

– Скажи вахтенным офицерам, чтобы позвали меня сразу, как только увидят его мачты на горизонте.

Он уже отдавал этот приказ, и Большой Дэниел вытаращил глаза и сморщил губы, демонстрируя снисходительность. Хэл сдержал улыбку.

Большой Дэниел мог позволить себе такую фамильярность.

Он стоял на эшафоте в ярком утреннем свете. Всего лишь мальчишка, лет восемнадцати, определенно не старше.

И он был очень хорош собой и нравился Ханне Маакенберг.

Высокий, стройный юноша, с длинными волнистыми волосами, черными как вороново крыло, спадавшими на плечи. Он был смертельно испуган, и это возбуждало Ханну, как возбуждало и всю большую толпу вокруг нее.

Сюда явились все до единого жители поселения – мужчины, женщины и дети, все жены бюргеров, все рабы и готтентоты. Люди волновались, шумели и обменивались шутками. Даже самые маленькие дети находились здесь и, пользуясь случаем, визжали и гонялись друг за другом между ногами взрослых.

Рядом с Ханной стояла одна из жен свободных бюргеров, пухлая женщина добродушного вида, в фартуке, слегка испачканном мукой. Она явно оторвалась от замешивания теста на своей кухне. Крошечная дочка цеплялась за ее юбку.

Этот ребенок напоминал ангела; девчушка сосала свой большой палец и серьезно смотрела на человека, стоящего на эшафоте, огромными голубыми глазами.

– Это ее первая казнь, – пояснила мать, обращаясь к Ханне. – Ей немножко не по себе, она боится людей.

Руки пленника были скованы у него за спиной. Всю его одежду составляли потрепанные матросские штаны, а ноги оставались босыми.

Судья поднялся на эшафот, чтобы прочитать обвинение и приговор, и толпа покачнулась и загудела в предвкушении.

– Выслушайте вердикт суда колонии мыса Доброй Надежды! Милостью Божией и властью, возложенной на меня Генеральными штатами Республики Голландия…

– Да побыстрее ты! – заорал кто-то из бюргеров в задней части толпы. – Пусть попляшет для нас!

– Настоящим сообщаю, что Хендрик Мартинус Окерс, признанный виновным в убийстве…

– Я там была, – похвасталась Ханна стоявшей рядом бюргерше. – Я все видела. Я даже давала показания в суде, да!

На женщину это явно произвело впечатление.

– Но почему он это сделал? – спросила она.

– А почему любой из них это делает? – пожала плечами Ханна. – Они оба были в стельку пьяны.

Ханна помнила две фигуры, кружившие друг возле друга, и каждая с длинным ножом, зловеще сверкавшим в свете фонаря; от фигур падали длинные тени на стены таверны, а зрители кричали и топали ногами…

– И как он это сделал?

– Ножом, милочка. Он оказался быстрее. Ну просто как какая-нибудь пантера, да! – Ханна взмахнула рукой, показывая режущий удар. – Прямо вот так, по животу. Взрезал его, как какую-нибудь рыбину на прилавке. У того все кишки вывалились ему же под ноги, он о них споткнулся и упал.

– О-ох!..

Бюргерша содрогнулась, зачарованная ужасной картиной, вспыхнувшей в ее воображении.

– Они просто как звери, эти матросы!

– Да все мужчины таковы, милочка, не только матросы, – с важным видом согласилась Ханна. – Все мужчины одинаковы.

– Видит Бог, так оно и есть! – кивнула женщина, подхватывая дочурку и сажая ее себе на плечо. – Вот так будет лучше, милая. Так ты все увидишь, – сказала она.

Судья наконец дочитал до конца приговор:

– Вышеупомянутый Хендрик Мартинус Окерс тем самым приговаривается к смерти через повешение. Приговор должен быть приведен в действие публично на парадном плаце замка утром третьего дня сентября в десять часов до полудня.