Он взял свой бокал и поднял его, а две важные персоны последовали его примеру.

– Попутного ветра и удачи! – произнес Хэл в качестве тоста.

– Чистого золота и славы! – нашел кое-что получше Хайд, и они осушили бокалы.

Когда их поставили обратно на стол, Хайд промокнул губы салфеткой и спросил:

– Вы ведь еще не представлены ко двору, сэр?

Хэл отрицательно качнул головой, и Хайд продолжил:

– Раз уж вы в ближайшее время станете одним из пэров, мы должны об этом позаботиться до того, как вы покинете Лондон. В эту пятницу, в два часа дня, король устраивает небольшой прием в Сент-Джеймсском дворце, перед тем как отплывет в Ирландию. Я пришлю за вами человека, он вас проводит во дворец.

Уилсон оказался настоящим сюрпризом. Судя по имени, Хэл ожидал увидеть дюжего английского моряка, говорящего с йоркширским или сомерсетским акцентом. По просьбе Хэла Чайлдс освободил моряка оттуда, где его держали, и прислал к Хэлу на постоялый двор. И теперь он стоял посреди салона в номере Хэла и мял в красивых смуглых руках свою шапку.

– Ты англичанин? – строго осведомился Хэл.

Уилсон уважительно коснулся клока густых темных волос, падавших ему на лоб.

– Мой отец родился в Бристоле, капитан.

– Но не твоя мать? – предположил Хэл.

– Она была из Индии, мусульманка из Моголов, сэр…

Уилсон был даже смуглее собственного сына Хэла, Уильяма, и так же красив.

– Ты говоришь на ее языке, Уилсон?

– Да, сэр, и пишу. Моя мать имела высокое происхождение, прошу прощения, сэр.

– Тогда ты и по-английски можешь писать?

Хэлу нравилось то, как выглядит этот человек, и, если история его побега от Джангири была правдой, он и в самом деле обладал немалой находчивостью и умом.

– Да, сэр.

Хэл не скрывал удивления. Мало кто из моряков владел грамотой. Он задумчиво рассматривал Уилсона.

– Ты говоришь еще на каком-нибудь языке?

– Только на арабском. – Уилсон скромно пожал плечами.

– Все лучше и лучше…

Хэл улыбнулся и перешел на арабский, чтобы проверить Уилсона. Сам он научился арабскому у своей первой жены, Юдифи, и отточил свои знания за время многих путешествий вдоль берегов Африки и Аравии.

– Где ты плавал?

Хэл давно не говорил на этом языке и с трудом подбирал слова.

– Я много лет плавал в основном с арабами.

Уилсон говорил быстро и плавно.

– Кем ты был на «Минотавре»?

– Мичманом, сэр.

Хэл пришел в восторг. Дослужиться в таком возрасте до вахтенного офицера… должно быть, парень очень умен. Хэл решил, что такой человек ему нужен.

– Я хочу услышать от тебя все, что ты можешь рассказать о захвате «Минотавра». Но еще важнее то, что ты сможешь рассказать мне о Джангири.

– Прошу прощения, сэр, но это займет какое-то время…

– У нас весь день впереди, Уилсон. – Хэл показал на скамью у дальней стены. – Садись там.

Уилсон замялся, и Хэл продолжил:

– Ты сказал, на это нужно время. Садись, парень, и начинай.

Повествование матроса заняло почти четыре часа. Уэлш, наставник мальчиков, сидел все это время за столом и делал записи по приказу Хэла.

Уилсон говорил тихо, без эмоций, пока не дошел до описания убийства своих товарищей пиратами.

Тут его голос надломился, и когда Хэл поднял голову и посмотрел на него, он с удивлением увидел, что глаза Уилсона блестят от слез. Он послал за кружкой пива, чтобы моряк мог промочить горло, и дал ему немного времени, чтобы собраться с силами. Но Уилсон отказался от пива.

– Нет, сэр, – сказал он. – Я не пью спиртного.

Хэл изумился и обрадовался. Пьянство было проклятием большинства матросов.

– Никогда? – спросил он.

– Да, сэр, никогда. Моя мать… ну, вы понимаете, сэр.

– Но ты христианин?

– Да, сэр, но я не могу забыть наставлений матери.

– Да, я понимаю…

Видит Бог, он мне нужен, этот человек, подумал Хэл. Это же настоящая драгоценность! Потом ему на ум пришла новая мысль: «За время этого рейда я велю ему научить моих сыновей арабскому. Такой навык понадобится им на побережьях».

К тому времени, как закончился рассказ, Хэл уже ясно и живо представлял все то, что произошло на борту «Минотавра», и того человека, с которым ему предстояло схватиться.

– Я хочу, чтобы ты еще раз все как следует вспомнил, Уилсон. Если вдруг окажется, что ты что-то забыл, какую-то подробность, которая может быть полезной, ты должен вернуться и рассказать мне.

– Хорошо, капитан. – Уилсон встал, собираясь уходить. – Где я вас найду, сэр?

Хэл некоторое время колебался.

– Надеюсь, ты умеешь держать язык за зубами? – спросил он и, когда Уилсон кивнул, продолжил: – Я знаю, что тебе постарались не дать болтать о случившемся на «Минотавре». Но если ты дашь мне слово, что не станешь обо всем рассказывать кому попало, то можешь войти в мою команду. Я ищу хороших вахтенных офицеров. Готов подписаться, парень?

Уилсон почти застенчиво улыбнулся:

– Я много слышал о вас раньше, капитан. Видите ли, мой дядя плавал с вашим отцом на «Леди Эдвине», а потом и с вами на «Золотой ветви». Он постоянно о вас рассказывал.

– Кто же был твой дядя?

– И был, и есть, капитан. Нед Тайлер.

– Нед Тайлер! – воскликнул Хэл.

Он пять лет не слышал этого имени.

– Но где он?

– На своей ферме рядом с Бристолем. Он купил ее на трофейные деньги, которые заработал на вашем корабле, капитан.

Нед Тайлер. Один из лучших людей, с какими только приходилось плавать Хэлу. В очередной раз Хэл с радостью подумал о том, насколько же тесно связаны между собой все члены морского братства.

– Так что ты скажешь, Уилсон? Подпишешь договор на плавание на «Серафиме»?

– Я буду очень рад плавать с вами, капитан!

– Тогда скажи моему боцману Дэниелу Фишеру, чтобы нашел тебе пристанище до тех пор, пока мы все сможем перебраться на корабль. А потом можешь поупражняться в правописании и сочинить письмо своему дяде Неду. Предложи ему бросить доить коров и выгребать навоз и снова надеть морские сапоги. Он мне нужен.

Когда Уилсон сбежал по узкой деревянной лестнице вниз, в холл гостиницы, Хэл подошел к небольшому окну, что выходило на мощенный булыжниками двор перед конюшнями. И, заложив руки за спину, принялся наблюдать за тем, как Эболи учит близнецов управляться с клинком. Гай сидел на тюке сена рядом с Дорианом. Он, должно быть, уже отработал свои упражнения, потому что его лицо раскраснелось и покрылось потом, а на рубашке проступили темные пятна. Дориан хлопал его по спине, видимо поздравляя.

Хэл смотрел, как Эболи показывает Тому приемы обращения с оружием, шесть вариантов отражения удара и полный набор выпадов и колющих ударов. Том тоже успел вспотеть, когда Эболи наконец кивнул, предложив начать тренировочную схватку.

– Внимание, Клебе! Противник может использовать с десяток недозволенных приемов.

Хэл прекрасно видел, как Эболи сдерживает свою силу, чтобы соответствовать Тому, но мальчик начал уставать и двигался медленнее. Эболи крикнул:

– Последний раз, Клебе! И теперь я тебя достану!

Лицо Тома напряглось, он встал в четвертую позицию, подняв саблю, внимательно следя за Эболи темными глазами и стараясь предугадать его движение. Клинки соприкоснулись, Эболи выставил вперед правую ногу, грациозный, как танцор, сделал финт, высоко взмахнув клинком, а когда Том яростно парировал удар, Эболи плавно отскочил назад и сделал встречный выпад, стремительно, как гадюка. Том попытался отбить удар снизу, но его руке немножко не хватило скорости. Сталь ударилась о сталь, и клинок Эболи замер в дюйме от грудного соска, просвечивавшего сквозь белую рубашку Тома.

– Быстрее, Клебе! Двигайся как ястреб! – посоветовал Эболи.

Том плавно отступил. Но запястье Эболи слишком ушло вперед, и клинок сдвинулся в сторону. Похоже, он открыл для удара правое плечо. Том был в ярости и хмурился из-за пропущенного выпада, но заметил ошибку наставника.