В ответ Сабрина что‑то невнятно промычала, аккуратно выписывая последнюю строчку на почти прозрачном клетчатом листе.

– Слушай, ты не знаешь, в какую сторону они пошли искать Тимура?

– Влево, – сообщила Сабрина и прикусила язык от старания. – Ну да, если встать спиной к стационару, то влево.

– Это к дороге, а не к Обвалу. – Маша печально подпёрла голову рукой.

Вспомнив слова Льва, она взяла фотоаппарат и включила его, пощёлкала фотографии. В центре каждой расплывалось белое пятно, как будто снимок был сделан против яркого солнца. Зелень леса сделалась бледной и едва заметной на периферии фото, а пятно не делилось больше ни на какие оттенки – белый, и всё тут.

– Слушай, – громким шёпотом, будто бы в пустом коридоре было, от кого скрываться, заговорила Маша. – Что если это был не маг? Ведь почему‑то Горгулья решила, что это не он, вдруг она права?

– М? – Сабрина на секунду подняла голову, но тут же снова уткнулась в отчёт.

– Смотри, ведь если это не он, значит, Таю убил… кто‑то из наших?

Она резко оглянулась, как будто ожидала увидеть у себя за спиной маньяка, притаившегося в сумерках, но увидела только блик свечи, скачущий в тёмном стекле.

– Как это проверить?

Маша вздрогнула и обернулась: Сабрина смотрела прямо на неё, её взгляд из‑под густой чёлки казался осуждающим.

– Как это проверить, я говорю? – повторила она и склонила голову на бок.

Они были одни в пустом коридоре, одним концом уходящем во входную дверь, другим – к лестнице и дверям в спальни. Огромные окна выходили в лес, только одно – на противоположной стене – вечно зашторенное, вело в комнату преподавателей. Маша навалилась грудью на стол.

– Можно проверить фотоаппараты. Если кто‑то действительно свернул с маршрута, чтобы убить Таю, то наверняка очередную аномалию он снять не успел.

Шанс был призрачный и отчаянный, как детская игрушка‑вертушка перед настоящим ураганом, но Маша цеплялась за него. Она не верила, что среди тех людей, рядом с которыми она проводит второй год, завёлся безжалостный убийца, просчитавший всё до последнего вздоха. Если среди них и был тот, кто не погнушался испачкаться в чужой крови – наверняка он был напуган и взволнован своим поступком – иначе ей не представлялось.

– Но ведь все ходили по парам. Значит, это уже заговор?

– Я не знаю, Сабрина. Правда.

Дохнуло ночным ветром, и Маша поднялась, чтобы захлопнуть дальнее окно. Его приоткрывали днём, когда стационар от жары превращался в стеклянную теплицу, а вечером закрывали от комаров. Сегодня, верно, забыли из‑за вечерних происшествий. Маша вернулась на место.

– Кроме нас и Таи, в группе ещё две девушки и семеро парней, то есть ещё четыре пары. Проверить четыре фотоаппарата проще, чем облазить весь лес.

Кто‑то со стороны леса несильно дёрнул дверь. Плотно захлопнутая, она не поддалась, тогда дёрнули сильнее. С третьего раза дверь открылась, впустив в коридор ночную темноту, голоса птиц и Венку – совсем бледную и замёрзшую. Она зябко потирала голые плечи и не обращала никакого внимания на две пары уставившихся на неё глаз.

– Ты чего гуляешь так поздно? – первой нарушила тишину Маша.

Венка страдальчески улыбнулась и дёрнула плечами.

Глава 4. Обвал

Пусть он в связке в одной с тобой –

Там поймешь, кто такой.

– Горгулью укусила гадюка.

Маша проснулась резко, как будто сдёрнула чёрный полог. Проснулась и обнаружила, что лежит на спине, а рядом с кроватью, сложив руки на самом краю, стоит Сабрина.

– Слышишь?

– Да. – Поморгав ещё для верности, она села.

В комнате, как всегда, было сумрачно – всему виной ствол липы, перегородивший окно, но несколько нежный лучей рассвета лежали на деревянном полу.

– Когда?

– Утром. Она пошла к костехранилищу, а там гадюка в траве… хорошо, что Вадим Денисович был рядом.

– Денис Вадимович, – машинально поправила она, закрывая глаза ладонью. – А что теперь?

По тем правилам, с которыми преподаватели их знакомили в начале каждого лета, и под которыми заставляли расписываться, ясно говорилось, что по заповеднику ходить можно только в высоких резиновых сапогах. Так змея не прокусит, даже если очень захочется. Но, конечно, никто этому правилу не следовал. Куда удобнее целый день топать в кроссовках, чем в болотных сапогах, а в жару так в них и вовсе издохнуть можно. Безо всяких гадюк.

– И ничего. Лежит у себя в комнате. Денис Вадимович сказал, что её уже в восьмой раз змея кусает, так что выживет. Только она ходить почти не может пока.

– Абзац, – буркнула Маша, делая попытку лечь и перевернуться на бок, лицом к стене.

– Не абзац, а обвал. – Сабрина поймала её за рукав и потянула к себе. – Вставай. Заданий она не отменяла.

Вздыхая, Маша поднялась и спустила ноги с кровати. Голова сегодня казалась неприподъёмно тяжёлой, а в горле скреблись дикие кошки. Купание в реке, а потом ещё и дождь… вчера простуду удалось придавить таблетками, а сегодня она вернулась с новыми силами.

Сабрина, перебирающая вещи в сумке, подняла на неё взгляд.

– Что‑то ты выглядишь неважно.

Маша провела рукой себе по лбу. Горячий он был или вполне нормальной температуры, она понять так и не смогла, но липкий от пота – это точно.

– Да. – Ноги держали её плохо, и Маша села на край нижней кровати. – Немного нехорошо.

Она могла выпить ещё две таблетки, и даже знала, что через час придёт в норму и худо‑бедно сможет дойти до Обвала, но толку от неё будет мало, а каждый вздох будет терзать болью воспалённое горло.

– Знаешь, что? – сказала Сабрина, на минуту оторвавшись от сумки. За окном чирикали птицы, а в комнате трубно гудела и билась об стекло большая чёрная муха. – Оставайся сегодня в стационаре. Я сама схожу.

– Горгулья тебя не отпустит одну. – Только Маша представила, как неплохо было бы остаться в кровати, ей захотелось расплакаться.

Сабрина тряхнула волосами, стянутыми в хвост.

– Я и не одна – уже разговаривала со Львом, он хочет пойти к Обвалу ещё раз. А Горгулья ничего не узнает. Ты просто на глаза ей не попадайся, и всё.

Сабрина коснулась прохладной ладонью её лба.

– У‑у, дорогая… Хочешь, я тебе чаю принесу?

Муха жужжала, не прекращая. Маше показалось – она забылась сном надолго, почти на целый день, но, если верить электронным часам на запястье, с ухода Сабрины прошло не больше двух часов. Пыльная, пропахшая сыростью комната давила прямо на грудь толстыми потолочными балками. Временами Маше хотелось на воздух, под солнце. Временами не хотелось вообще ничего.

Она лежала с закрытыми глазами и прислушивалась: кто кроме неё ещё остался в стационаре. За стеной было непривычно тихо. Денис Вадимович, как сказала Сабрина, с самого утра увёл первокурсников на экскурсию, все остальные ушли на объекты – оказалось, что снимки засветились далеко не у всех, и добивать долги пришлось каждой паре.

«Выходит», – размышляла Маша в полудрёме, – «за стеной укушенная змеёй Горгулья, где‑то там ещё бродит и собирает шишки Венка, и парни…»

Что‑то она слышала, что Рауля и Ника освободили от заданий за то, что они помогали с поисками.

«Парни, наверное, тоже остались в стационаре».

За окном зашуршала трава. Маша приподнялась на локте и, щурясь от головной боли, обернулась туда: возле липы, спиной к окну, стояла Венка. Она нагибалась, срывала очередной цветок и пристраивала его в уже и без того увесистый букет, снова нагибалась.

Маша зажмурилась. Вчера они с Сабриной так и не придумали, как посмотреть все снимки на фотоаппаратах, и решили перенести это дело на следующий день – когда горгулья лично соберёт у всех отчёты, и само собой станет известно, кто честно выполнял задания, а кто фотографировал пустые пейзажи, лишь бы его не заподозрили.

Собственно, и нужен был всего один день – самый первый. Тимура так и не нашли, но верить, что он убит и лежит где‑нибудь, как Тая, прикрытый валежником, никому не хотелось, поэтому все дружно решили, что он не выдержал и сбежал в город. Это удивляло, но не слишком. В таких условиях – кому же не захочется сбежать!