Подавив в себе панику, она сунула телефон в карман и снова прислушалась: кладбище молчало. Нужно было идти хоть куда‑то, главное – не стоять на месте, и Маша начала медленно пробираться вперёд.
Безопаснее было бы пойти с Сабриной, но тогда – Маша знала – она совсем ничего не услышит. Сабрина обладала прекрасным свойством распугивать всё не‑живое вокруг себя в радиусе километра. Отличная способность для того, кто любит гулять по ночным кладбищам.
Поплутав между оградками ещё, Маша снова достала телефон: связи не было, чего уж тут ожидать, но она всё‑таки набрала номер. Телефон издевательски пиликнул и сбросил вызов.
Она опять прислушалась и вдруг на самом пределе ощутила тяжёлые шаги. Кто‑то приближался к ней, уверенно и неторопливо. Стоны деревьев затихали. Странное ощущение – она никак не могла разобраться, человек ней идёт или нет, но шаги приближались очень быстро, а значит, на самом деле к ней, хотя Маша давно выключила бесполезный телефон и стояла, не шевелясь и почти не дыша.
– Где эта, вторая… Маша, да?
Сабрина, мирно дремавшая в углу кухни, приоткрыла один глаз. Глянула в окно – сумрачно. Темнело здесь очень быстро, здесь, можно сказать, и не рассветало вовсе, просто хмурое утро переходило в серый вечер. Жёлтая лампочка освещала основательную фигуру Судьи. Так стояла посреди комнаты, уперев руки в бока, и от этого казалась ещё больше.
– Маша на кладбище, – лениво сообщила Сабрина, снова закрывая глаза.
– На кладбище? – с выражением сдержанного раздражения выдавила Судья.
– Ну да. Она там по телефону разговаривает.
Судья потопталась на пустой холодной кухне и, судя по звукам, ушла. Сабрина всё‑таки задремала, но неясное беспокойство заставило её открыть глаза и убрать ноги с соседней табуретки. За окном не то, что стемнело, там едва можно было рассмотреть старую яблоню. Небо затянулось тяжёлыми беспросветными тучами.
– Который час? – крикнула Сабрина, в соседнюю комнату. Её собственный телефон конфисковала Маша, чтобы выяснить, ловит ли тот лучше, а наручных часов она не носила отродясь.
– Шесть почти, – отозвалась Гала, после чего послышался грохот.
Сабрина вскочила на ноги. Два, а Маша ушла в два, после того, как пару часов поблуждала по деревне, поела вчерашней картошки и, забившись в угол, начертила несколько кособоких схем. Они до сих пор валялись в углу стола.
Что ей там делать, четыре часа на кладбище?
Сабрина сорвала с гвоздя в прихожей свой дождевик, проверила пистолет на поясе и выскочила из дома. Моросил противный дождь, и местные жители успели попрятаться по домам, не гавкали из подворотен даже собаки.
Покрутившись на месте, Сабрина вспомнила, в какую сторону они шли утром, туда и направилась. Шлёпать по грязи пришлось долго, прежде чем вдалеке показались знакомые развалины и пёстрый кустарник. И ещё покосившиеся кресты на фоне тёмных зарослей – безрадостное зрелище.
Ей никто не попался на встречу. Одно только радовало – дождь смыл горький запах дыма. Но было тихо, только шуршала листва, и поскрипывало вдалеке дерево. Было тихо, и это тревожило Сабрину больше всего.
Если бы через кладбище шла Маша, треск сучьев и припоминания демонов были бы слышны на всю округу. Хорошо, не на всю, но Сабрина точно различила бы их. Она снова осмотрелась, но в сумраке непогоды только покачивались ветки деревьев.
Пришлось идти, искать узкие проходы между оградками и пачкать руки облупившейся краской. Облезлые портреты и даты на надгробиях не были различимы. Из‑под ног иногда выскакивали с натужным шорохом мыши.
На горизонте замаячил большой памятник в форме трапеции, когда Сабрина поняла, что Маши тут нет. Но на всякий случай она добралась до края кладбища, послушала журчание ручья, нашла пресловутую кучу жжёной листвы и убедилась, что шла сюда зря. Возможно, Маша ушла в западную часть кладбища – там старые кресты тянулись, насколько хватало взгляда, и прятались в густом подлеске. Но там искать было бесполезно: пройдут в трёх шагах друг от друга и даже не заметят.
– Где её носит, – прошипела Сабрина сквозь зубы, щурясь на памятник. В полумраке оказалось сложно различить отдельные черты, но она разглядела четыре овальных портрета в ряд.
Она вернулась в деревню по тропинке, которая виляла вдоль ручья, заглянула в дом – Машиной куртки в прихожей не было. Сабрина вдохнула домашнего тепла и снова вышла на улицу, под зарядивший с новой силой дождь.
Она уже в который раз обругала сама себя за то, что поддалась на её уговоры и не пошла следом. Особенно после сообщения Судьи, что на неё кинулся бродячий демон. Не стоило бродить по тёмному кладбищу в одиночку.
Тяжело вздыхая, она снова вышла на дорогу. Тревога уже не просто беспокоила – царапала кошачьими когтями изнутри и на ухо нашёптывала страшные вещи. Сабрина направилась в противоположную сторону, к ручью, что на другом краю деревни. Вчера‑то они обошли её всю.
Только у самой окраины она разглядела в подступающих ранних сумерках две фигуры, бредущие по обочине. По интонациям, разносящимся далеко по округе, Сабрина поняла, что одна из них – точно принадлежит Маше. Та размахивала руками, что‑то увлечённо объясняя спутнику. Отдельных фраз Сабрина не разобрала.
Она подлетела к парочке, никакого внимания не обратив на второго, и схватила Машу за руки.
– Где ты гуляешь? Я тебя обыскалась.
Дышать стало чуть легче.
– Прости, – виновато улыбнулась та. Её руки были холодными, но на щеках играл румянец. – Я правда немного заблудилась. Представляешь, пошла в другую сторону от ручья. А там болота. Хорошо, что встретила Рока, он помог мне выйти к деревне.
Только тут Сабрина обернулась на её спутника. Мужчина старательно отводил взгляд, делая вид, что их разговоры его волнуют мало. Он был высоким и, как многие здесь, одевался просто и тепло: из‑под просторной куртки выгладывал ворот толстого свитера.
– А, спасибо, – суховато кивнула ему Сабрина.
– Да, мы пойдём, – снова улыбнулась Маша, оборачиваясь к Року.
Тот лишь кивнул и зашагал обратно, спокойный – как будто каждый день ловил на болотах потерявшихся следователей и возвращал их домой.
– Довольно странный тип, – призналась Маша, когда они отошли на приличное расстояние. Она пыталась согреть руки, втянув кисти в рукава, но, видно, всё равно не получалось, потому что голос её подрагивал.
– Ты дозвонилась кому‑нибудь? – Сабрина взяла её за локоть и повлекла в сторону дома. Кажется, Маша слишком увлеклась своими размышлениями, чтобы ориентироваться в переплетении улиц и переулков.
– Кажется, да. Правда, постоянные помехи, разговаривать было невозможно. Но я послала сообщение, фотографию одной закорючки из дома Комиссара. – Она говорила без остановки, значит, волновалась. И теребила край рукава. – Теперь нужно почаще на кладбище появляться, чтобы ответ поймать.
– Теперь я пойду с тобой, – невесело отозвалась Сабрина.
Она кожей ощутила чужое присутствие. Осторожно обернулась: чутьё не подвело. Несмотря на дождь, у одного из заборов на лавочке сидела старушка. В сером мареве было не понять, куда она смотрит, но Сабрина различила положение её рук – бабуля словно поглаживала кошку, сидящую у неё на коленях.
– Всё, хватит на сегодня, – буркнула Сабрина и потянула Машу за локоть. – Домой, нарисуешь ещё пару схем. А побродим завтра.
Вечером – хоть было всего шесть часов, но все дружно называли хмурый сумрак за окном именно вечером – Маша снова копалась в своих бумагах, перебирала схемы и водила по ним ручкой. Ручка изредка плевалась чёрными чернилами, оставляла на листах кляксы, и Маша тут же превращала их в смешных человечков.
Сабрина медленно перемешивала сахар в давно остывшем чае. Пить не хотелось, но ей нужно было хоть чем‑то занять руки. Сабрина не скучала, нет. Просто то, что Маша вырисовывала на листах бумаги, она пыталась уложить в голове и прочувствовать.
Она вспоминала слова Маши о том, что иногда убийцы даже вызывают врачей для своих жертв. Потом – Судью, которая полоскала в ручье глубокую рану. Что ей делать рано утром на кладбище, как только не жечь труп чёрной собачонки? Любопытный ритуал на смерть. Любопытно, зачем Судье убивать своих же соседей.