26. Участие в боях: Польская камп[ания], Финский фронт, Отечественная война.

Далее следуют вопросы о семейном положении и составе семьи; Карасёв на то время был холост — все ответы отрицательные.

В заключительном разделе анкеты — «трудовая деятельность» — наибольший интерес представляет последний пункт:

Местом работы указано «УНКВД МО Угодскозаводского района (Угодский завод); 3-й специальный отдел УНКВД МО (Москва)».

Дата заполнения анкеты — 26 сентября 1942 года.

Даже по этой скупой информации можно понять, что Виктор Александрович был командиром обстрелянным, с богатым боевым опытом и немалыми заслугами. Ну а то, что он был награждён высшей государственной наградой, орденом Ленина, свидетельствует о том, что руководство его ценило. Впоследствии Карасёв будет удостоен звания Героя Советского Союза.

Алексей Николаевич охарактеризовал его так: «Замечательный парень, смелый, в военном отношении грамотный, принимал очень хорошие, правильные решения».

За время подготовки к заброске во вражеский тыл Алексей Ботян совершил не менее двадцати пяти прыжков с парашютом. Однако полученные навыки не пригодились: 20 января (по другим документам — 10 февраля; вряд ли кто сейчас решится совершенно точно отстаивать ту или другую дату) 1943 года отряд «Олимп», состоявший из трёх разведывательно-диверсионных групп, перешёл через линию фронта на лыжах и начал свой долгий и нелёгкий путь по оккупированной врагом территории.

Группой, в которую входил Ботян (десять человек, один из них — радист, ещё один — оперработник Иван Таранченко), командовал капитан-пограничник по фамилии Пегушин. Толковый, хороший мужик, по отзыву Алексея Николаевича, он встретил войну на западной границе и отступал с боями чуть ли не до самой Москвы.

Известный нам уже ветеран ОМСБОНа генерал-майор Евгений Алексеевич Телегуев вспоминал:

«Каждый боец при выходе за линию фронта нёс на себе личное оружие, 300 штук патронов, 5 гранат, финский нож, взрывчатку, запасную пару белья, кусок мыла, запас продуктов на десять дней и ещё с десяток мелочей, таких как котелок, фляга (полная), компас и т. п. В общей сложности это был груз килограммов в 25–30. И это на лыжах, по целине, часто ночью, по лесу.

Такую нагрузку могли выдержать только физически подготовленные люди. Мы выматывались до предела, особенно в первые дни, когда стремились побыстрее удалиться от линии фронта. И всё это при отсутствии нормального питания. Десятидневный запас мы растянули на двадцать дней, а затем голодали».[185]

Правда, Телегуев уходил в немецкий тыл в составе отряда специального назначения «Неуловимые», но никакой существенной разницы в действиях всех этих отрядов на первых порах не было. И экипированы все подразделения были одинаково, и задачу вначале решали одну и ту же: побыстрее удалиться от линии фронта, выйти в заданный район.

«Ботян ведь как ушёл в немецкий тыл в сорок третьем, в феврале месяце, так и оставался там почти до самого конца войны! — рассказывает опытнейший диверсант Валентин Иванович. — В доме, под крышей, на кровати с чистыми простынями, он, наверное, за всё это время ни разу не ночевал — только в лесу, в землянке, в каком-то замкнутом пространстве… Еда там была скудная, в лучшем случае на костре приготовленная. И так — целых два года! Я уж не говорю про постоянную опасность, про сложнейшие оперативно-боевые задания, которые следовало выполнять! Даже нам сейчас подобное очень трудно представить — по сравнению с ними, мы находимся в комфортных условиях!»

На наш вопрос, как ему удавалось выдерживать такие огромные физические нагрузки и жизнь в сложнейших условиях, Ботян отвечает с удовольствием — он очень любит вспоминать себя молодого: «С детства я был физически выносливым — не силачом из тех, что поднимали гири и другие тяжести, но я никогда не уставал. И не болел. Вот что интересно! Казалось бы, мокрый, простынешь, в снегу спишь — всё равно! Может быть, моя детская деревенская закалка сказалась? Детство у меня было не то что тяжёлое, но всё же в деревне и зимой босиком приходилось ходить, ну и всякое такое, что пригодилось в дальнейшем. Поэтому я за всю войну — хотя условия, как понимаете, были очень тяжёлые — ни разу ничем не болел. Не всем так удавалось! Наверное, я счастливым был…»

Вот уж действительно — ни разу не был ранен, ни дня не проболел — хотя пол-войны провёл не то что на передовой, а, скорее, на самом лезвии бритвы. И врагов он своими руками столько уничтожил, что так и хочется сказать Алексею Николаевичу словами из известного фильма: «Ты, Ботян, целого взвода стоишь! А может — и роты…» Правда, если легендарный товарищ Сухов скромно ответил: «Этточно!» — то легендарный товарищ Ботян вполне может возразить: «…или батальона!» — и будет вполне прав. Недаром же, напомним, его представляли к званию Героя Советского Союза за два различных подвига, совершённые в 1943 и 1945 годах. И при этом Алексей Николаевич, вполне знающий себе цену, относится к себе с определённой иронией, и сам над собой пошутить может, и чужую шутку в свой адрес спокойно примет, что дано далеко не каждому.

Они шли целый месяц, по многу дней не встречая людей, не видя жилья — разве что укрытые пушистыми снежными сугробами остовы сожжённых домов, над которыми возвышались печные трубы. От соседства с гарью снег казался ещё более белым, и на него было больно смотреть, даже слёзы наворачивались на глаза. А может, это были слёзы пока ещё бессильной ярости. Каждый боец отряда понимал, какие трагедии разворачивались здесь, в этих некогда мирных и тихих деревушках, где жили люди, растившие хлеб и никому не желавшие зла… Безумно хотелось не то что отомстить за этих людей — им-то уже ничем не поможешь, — а просто уничтожать врага, стирать его с лица земли, чтобы спасти от него других, так же ни в чём неповинных, как и те, погибшие от его рук. Смертная казнь — не мера воспитания, но самый надёжный способ защиты мирных граждан, всего общества, от разного рода нелюдей, насильников и убийц… Хотя, конечно, это и лучшее предостережение для тех, кто по каким-то причинам желал бы помогать оккупантам — таких прихвостней, к сожалению, тогда было немало.