– Вряд ли. Обычное дело. Скорей всего, где-то неподалёку прошло линдрийское судно. И совсем недавно.

– А причём здесь линдри, – недоумевал Фиримин, – и маленький землянин?

– Он таковым лишь выглядит, – улыбнулся Егор. – Тебе ли не знать?

Фиримин присмотрелся к младенцу… Тонкая синяя, немного размытая линия проходила через подбородок, нос и лоб малыша, разделяя лицо как бы на две половинки, и терялась в золотистом пушке на макушке… Знак новорожденного линдри. Исчезнет, когда ребёнку исполнится цикл, а через много лет снова появится, предупреждая о первом окукливании.

– И то верно. Чего это землянину делать в линдрийском коконе.

– Чем-то запахло, – скривился Хрусталёв. – Фу-у!

– Им? – шакрен указал на младенца.

– Едва ли, – Егор присел на корточки рядом с миди-кипом. – Ребятёнок же в ана-подгузнике… Хотя… Чем это его намазали?

Инженер пристально изучил ребёнка, покрытого слоем пахучей мази – какого-то питательного субстрата. И сладковатый запах постепенно расползался по трюму. А к тельцу младенца крепились присоски, подведённые трубчатыми волокнами…

– Похоже, мальца порядочно оснастили.

Фиримин присел рядом, притерпевшись к запаху.

– И кто ты у нас? – Егор протянул руку, но вдруг заколебался. – Знаешь, Фир, думаю, не стоит трогать ана-подгузник. И так видно, что мальчик, вроде бы…

Шакрен только пожал плечами. Ему не нравилось, когда сокращали его имя.

– Или нет… Но, кажись, таки парень… А ты в этом понимаешь?

– Ясно одно – оно не вея, – Фиримин еле сдержал улыбку. – Я уверен. Поскольку сам родитель.

– Вот так? Гм… Раз опыт размножения у тебя имеется… – задумчиво протянул инженер. – Неужто разбираешься и в последствиях?

– Немного… Когда заканчивается период кормления, сари-шак передают старшему рода.

– Но это – линдри и, вероятно, мальчик… Постой! У него тут голо-метрика!

Востроглазый Егор заприметил треугольную коробочку на предплечье ребёнка и осторожно её коснулся. Над колыбелькой миди-кипа возникла голограмма. Значки, символы, буквы… И поскольку учёные регулярно прививались сывороткой перевода, то без труда прочли:

– «РуМаартан».

– Так его зовут? – неуверенно предположил шакрен.

– Да, по ходу это имя, – подтвердил землянин. – Почти как Мартин, по-нашему. И точно мальчик!

– Здесь ещё цифры, – отметил Фиримин.

– Дата. И не сегодняшняя. Скорей всего… Дата рождения! Ему не больше фазы. Довольно крепкий на вид!.. Имя, дата… Это всё-таки хорошо, но…

– В каком смысле? – шакрен недоумённо приподнял брови, исказив налобный узор.

«Что хорошего в потере ребёнка?»

– Ну, в том, что когда-нибудь его родители, захотят найти отпрыска… А больше никаких данных, – рассуждал инженер. – Совсем никаких сведений… То есть, они не рассчитывают, что ребёнок сам отыщет их.

– Что-то я не понял, – нахмурился Фиримин.

Егор задумчиво посмотрел на него и хлопнул себя ладонью по лбу:

– Так ты не в курсе?!

– О чём?

– Как ребёнок здесь очутился.

– Ни малейшей догадки. Сами собой в открытом космосе младенцы не растут. Даже в коконах. Могу лишь предположить, что корабль потерпел крушение и… – шакрен уставился на Хрусталёва. – Они не успели послать сигнал бедствия! Надо немедленно сообщить в агентство космических аварий! Вдруг его уже ищут…

– Так, понятно, – землянин рассмеялся и озадаченно покрутил головой. – Ты давно с гор спустился?

– Откуда?

– То бишь вышел из степей-городов или… Откуда вы там попадаете в бескрайний безжалостный мир? Во! Из Обители Шакрениона. По слухам, она находится в горах.

– В горах лишь Дар Шакренар*, – сдержанно уточнил Фиримин. – Остальные шестнадцать самдакиров* разбросаны по всей планете. Я, как потомственный исследователь, учился в предгорьях Хугрона и уже три оборота исследую космос.

– Разумеется, всё путём, – усмехнулся Егор, – но этому в Обители вас не учат…

– Чему? – удивился шакрен. – В Обители учат всему, существенно расширяя границы познания и тренируя ндаримов.

– Короче, – вздохнул инженер. – Я понял. В обычаи и нравы линдри вас не посвящают.

– Зачем? Чему хорошему они способны научить самрай-шак?

– Ого! Тогда плохому тебя буду учить я, – заулыбался землянин. – Видишь ли, мой шакренский… э-э… Брат, – тоном заядлого гуру продолжал он. – Ребёнок не потерялся. Просто мамашка с папашкой решили не заниматься его воспитанием. Они сочли, что дитё прекрасно обойдётся без них, и отправили его в независимый полёт…

– Как можно! – возмутился Фиримин, не дав инженеру договорить. – Это же беспомощный ребёнок! А они выбросили его, как…

– Не выбросили, – снисходительно поправил Егор, – а отправили искать счастья. Наверное, в другой семье ему будет лучше.

– Какая семья? Это жестокий космос! С опасной туманностью на задворках.

– Так уж? Рядом ведь Ролдон и станция. Смотри, – инженер приподнял крышку и показал дисплей на внутренней стороне. – В кипе запрограммированы координаты, и установлен авто-навигатор. Малыша элементарно подкинули.

– Какая разница?! – ярился шакрен. – Твари!

– Это линдри, – пояснил Егор. – Они по сути кукушки.

– Кто?

– Птицы такие, у нас на Земле. Занесены в Чёрную книгу. Подкидывают своих птенцов в чужие гнёзда. Так и линдри собственных чад. Не все конечно, но для них это типично – подбросить ребёнка другим, если не можешь или не хочешь его растить. Так что, у нас подкидыш…

Он изучил дисплей.

– Да, кип направлялся прямо на станцию. Его конструкция не приспособлена для вхождения в атмосферу. Да и ближайшая линдрийская общность на Ролдоне-2. Или же они рассчитывали, что какой-нибудь корабль возле станции подберёт кип, заметив огни.

– Куач*! – в сердцах выругался шакрен. – Дикость!

– Ой-ёй-ёй, – усмехнулся Хрусталёв и скептически поинтересовался:

– А кто воспитывает твоего малыша, пока ты исследуешь космические аномалии?

– Не путай квазар со звездой, – парировал Фиримин. – Я своего не бросал. Мой сари-шак в Гнезде. Я часто навещаю его. Таковы наши обычаи. Пока я исследую космос, о моём детёныше заботится старший родитель. Когда-нибудь я осяду, и буду также воспитывать потомство!

– Ладно-ладно, заботливый папаша. Не распаляйся. У линдри свои привычки.

– Всё равно не понимаю, – расстроено вымолвил самрай-шак. – Как она могла? Так долго вынашивала, ждала… И в космос!

– Это линдри-то?! – рассмеялся Егор. – Плодятся как кролики, и нету на них удавов. Раньше-то были гатраки, а теперь…

Фиримин помрачнел ещё больше, с жалостью поглядывая на ребёнка. Он знал, кто такие кролики и… удавы. Землянин лишь посмеивался.

– Возможно, это и дико. Для нас. Но, повторяю – таковы линдри… Вот как долго чарим-вей вынашивают потомство самрай-шак?

– В среднем пол оборота.

– Месяцев пять-шесть, – перевёл Хрусталёв. – А этим хватает полторы фазы, и всё – пирожок испёкся.

– Их пекут как пирожки? – шакрен решил, что бредит. Так частенько случалось во время разговоров с землянами. – Или кормят пирожками…

– Младенец готов, – расхохотался Егор. – Так у нас говорят. А по большому счёту, это и правда выглядит как пирожок…

– Как это?

– Линдри рождаются в коконе и развиваются в нём ещё фазу, пока он не раскроется. Как сейчас. А за это время родители прикидывают, нужен им ребёнок или нет… Будучи уверенные, что отпрыск адаптируется в любой среде и не особо переживая, нужны ли они ему. И тут-то они правы.

Инженер подмигнул спящему младенцу.

– Занятная получилась начинка у линдрийского пирожка.

– Безответственные и чёрствые твари, – непримиримо высказался Фиримин.

– Легкомысленные и вольнолюбивые приспособленцы, – возразил Егор. – Это же линдри… Смотри-ка, проснулся!

Младенец неожиданно открыл мутные со сна глазки, будто почувствовал, что говорят о нём. Настороженно и почти осмысленно посмотрел на учёных, склонившихся над его колыбелью.

– Эй! Крошка Ру, – улыбнулся Егор. – Что нам с тобой делать, малыш?