– Держись, десантура! – проорал он. – Все на пол, сейчас шмякнемся!

Но море не хотело их отпускать. Уже у самого берега отхлынувшая волна отбросила «танкиста» назад! Баржу завертело, затрещали борта, возникло такое ощущение, что судно переворачивалось. Но оно удержалось каким-то чудом. На жалкое мгновение Ахмет отпустил штурвал и тут же так ударился виском о стальную обечайку иллюминатора, что жарко стало в голове. Он ахнул, бросился обратно к штурвалу, удержал баржу поперек волны. За эти крохотные мгновения ее отбросило обратно в море.

Вторая попытка! Муть вставала перед глазами, голова трещала как буржуйка. Но судно упрямо прорывалось к берегу, сопротивляясь волнам и свирепому ветру. Товарищи кряхтели, хорошо еще, что отделались синяками и царапинами. Ахмет покосился на свой караул. Парни выносливые, стойкие, боятся, но не трусы. Верхонки и ушанки никто не потерял – молодцы. Мокрые до нитки, взволнованные, разбросанные по рубке, они молчали, ждали чуда от командира.

– Настроение у вас какое-то не революционное, бойцы, – засмеялся он.

– Вот это ты точно подметил, – проворчал Полонский. – Слушай, Ахмет, давай это дело поскорее закроем, а?

– А то все мокрые, задубели как цуцики, – простучал зубами Серега.

– Да ладно вам, – хохотнул сквозь зубы Ахмет. – Разнежились в караулах. Обливание холодной водой дарит хорошее настроение, забыли? Ну, держись, покорители океана!..

Судно буравило волны, надрывался дизель. Снова приближался берег, вырастали скалы из-за снежной пелены. Еще мгновение… и вдруг жестокий порыв бокового ветра отбросил баржу в сторону! Снова заходили ходуном борта, а в рубке четверо бойцов катались по полу, матерясь от души. Берег приближался стремительно, летел в глаза. Но никакой не пляж, куда они с легкостью могли бы выброситься. Осадка у этой клячи не больше метра. Приближались груды камней, обросшие льдом, вертикальные скалы, вырастающие прямо из воды. Жестокий удар, скрежет. Судно не добралось до камней, пробило борт о ледовый припай. В следующую секунду напористая волна уже швырнула его обратно в море, завертела как щепку!

– Пробоина! – в отчаянии закричал Ахмет.

– Непотопляемы, говоришь? – Филипп обреченно вздохнул. – Ладно, посмотрим.

Ударила вторая волна, третья. Берег отдалялся. Привстав над штурвалом, Ахмет не верил своим глазам, да и ушам тоже. Теперь он не слышал рева дизеля. Ругались сослуживцы – это он слышал. Свистел ветер-разбойник, ревели волны – тоже слышал. А вот двигатель?..

Ахмет бросился к приборам – горючее кончилось! Невероятно! Хотя почему невероятно? Его и было-то с гулькин нос! Все сообразили одновременно и потрясенно молчали. Возможно, не только у сержанта возникло глупое желание плюнуть на все и броситься за борт. Доплыть, пока берег близко?.. Полное самоубийство! В таких волнах, да на лютом холоде выжить в принципе невозможно.

Берег отдалялся, баржу уносило в открытое море с какой-то нереальной скоростью! Скукожился пирс, расплывалась груда ломаного железа, удобная Китовая бухта, в которой за снежной метелью просматривались электрические огоньки. На барже не имелось ничего, чем можно подать сигнал бедствия, – ни фальшфейеров, ни ревуна! В открытом море качка была не такой сильной. Ахмет метнулся к бортовой рации. Бесполезно, все повреждено, антенна сорвана, в эфире даже скрип не прослушивался. Четверо солдат остались одни посреди неистовой стихии.

Впрочем, неподалеку болталось еще одно ржавое корыто. Как и баржу, его тащило в море. Проявлялись очертания списанного торпедного катера.

– «Неустрашимый»… – потрясенно прошептал Серега.

– Устрашили, мать его так! – Федорчук надрывно захохотал.

Парней охватывало какое-то липкое оцепенение. Вроде бы живы, но муторно на душе, страшно. Судно монотонно качалось, волны перехлестывали через борт, заливали палубу, вступали в «ледовую» реакцию с коркой снега. Какое-то время теплилась надежда, что все изменится, волны прибьют баржу обратно к берегу, но этого не происходило. Земля отдалялась с катастрофической скоростью. Электрические огоньки уже не мигали, скалы превращались в еле видимую пунктирную линию.

– Вот это да! – выразил всеобщее настроение Полонский. – Это получается, что мы из армии дезертировали?..

– Глупости не говори, – резко перебил его сержант. – Мы потерпели бедствие, что тут непонятного? Далеко не унесет, нас найдут. Уже утром, это же элементарно! Вот кончится буря, объявят масштабные поиски. Советские люди друг друга в беде не оставляют, зарубите на носу.

– А до утра?.. – вздрогнул Серега.

– Рация! – Ахмет хлопнул себя по ушанке. – В кубрике переносная рация!

Настало время покинуть спасительную рубку. Солдаты по одному выбирались на улицу. Неистовствовал ветер, потоки воды обливали с ног до головы. Скатывались с лестницы, мертвой хваткой вцепляясь в перила, ныряли на нижнюю палубу. Вырвало «сухопутного» Серегу, и все, что он наделал, тут же смыло волной.

Задыхаясь, кашляя, солдаты ввалились в кубрик. Горючее иссякло, замолк генератор, подающий напряжение на лампы, и на нижней палубе воцарилась глухая темень. Где-то были фонари и свечи. Даже здесь под ногами хлюпала вода. Она просачивалась через болтающуюся дверь.

Свечи нашлись недалеко от вешалки, где караульные и члены команды оставляли верхнюю одежду. Там имелся железный шкафчик, прибитый к стене. Его содержимое не пострадало. В шкафу хранились свечи, небольшой запас спичек, хозяйственное мыло. Несколько свечей закрепили в кронштейнах на стене. Бойцам оставалось лишь гадать, для чего они предназначались изначально.

Зыбкий свет озарил мерно покачивающийся кубрик, в котором царил форменный беспорядок. Стол зажало между буржуйкой и стеной, но ни то ни другое не пострадало. Печку залило водой, ощущался запах дыма. По полу разбросаны дрова, уголь, перевернутые табуретки, посуда, консервные банки, вещевые мешки. Пара автоматов устояла в пирамиде, остальные вывалились, мокли в воде. Плавали подсумки с запасными магазинами. Кисли сброшенные с нар матрасы.

Серега и Федорчук бросились спасать оружие, Ахмет вертелся, отыскивая рацию. Дьявол! Она вдребезги разбита! Во время шторма ее стряхнуло с полки, швыряло от стены к стене, корпус развалился, в нем зияли огромные вмятины. Впору было выть от отчаяния.

Ахмет застонал, рухнул на ближайшие нары и принялся уговаривать сам себя:

«Все в порядке. Все штатно. Самое главное, что ты живой и все твои люди тоже. Баржа не тонет, остальное – ерунда, справимся, выкрутимся».

– Ну, здесь хотя бы еще тепло, – проворчал Федорчук, обрушиваясь на соседние нары.

– Какое тепло, минус сорок. Водка разбилась! – ахнул Филипп, бросаясь к вещмешку, валяющемуся посреди кубрика.

Он судорожно рвал завязки, бормотал, что это очень обидно. Парень купил эту водку у знакомого спекулянта в Знаменском. Красная цена – двадцать один рубль, а он отдал целых двадцать пять! Солдат выхватил из мешка примитивный полулитровый «сучок» с картонной пробкой, залитой красным сургучом, и облегченно вздохнул. Цела, зараза!.. Филипп засмеялся, хотя было, в общем-то, не до смеха.

– Единственный положительный момент, товарищи бойцы. Есть желающие?

– Отставить, – проворчал Ахмет. – Рановато праздновать.

– Так замерзли же. – Серега стучал зубами. – Выпить нужно, командир, а то окочуримся на хрен.

– Отставить, я сказал! – повысил голос Затулин. – Полонский, спрячь бутылку, потом разберемся. Заняться больше нечем?

Что-то было не так. Да, черт возьми, все было не так! Но нет, во всем этом ужасе, который, казалось бы, стабилизировался, имелось что-то, особенно беспокоящее. Баржа раскачивалась во всех возможных плоскостях, и все же он почувствовал какими-то «нивелирами» в организме, что носовая часть немного накренилась. Снова жарко стало в голове. Пробоина! Тонем! Он в ужасе вскочил.

Нет, спокойно, без суеты. В барже имеются герметичные отсеки, в том числе двойное дно. Они не дадут ей быстро затонуть. Ахмет лаконично отдавал приказы, хотя в голове царила каша. Он неважно ориентировался в морском деле, но это ничего, в детстве плавал по Волге на катерах, отец был капитаном пассажирского теплохода. Не такой уж он профан! Дрожащие от холода люди взяли горящие свечи и поволоклись в трюм через машинное отделение. Особых повреждений там не наблюдалось, только солярка из двигателя вылилась на пол. Картошка, хранимая почему-то именно здесь, рассыпалась и благополучно мокла в солярке.