Уважать в девушке то, что сдерживает ее – не это ли истинная любовь, на какую только способен мужчина? Ричард именно только потому и приблизился к этому идеалу, что был скорее поэтом, чем любовником. Можете, если угодно, сомневаться (вместе с аббатом Мило), был ли он способен на любовь: я и сам сомневаюсь. Но он, бесспорно, был поэт. Он видел Жанну в полном блеске и был благодарен за это видение. Приближаясь к ней, он чувствовал, будто достигает небес, но в то же время не стремился ей обладать. Может быть, он удовлетворялся сознанием, что она ему уже принадлежала: это во вкусе поэтов. Во всяком случае, он так мало сгорал страстью, что, поодумавшись, послал в Сен-Поль-ля-Марш Гастона Беарнца с письмом к Жанне, в котором говорилось: «Через два дня я с тобой увижусь в последний раз или навсегда, как ты пожелаешь». А сам тем временем вооружился терпением на назначенное число часов.
Гастон Беарнец – замечательно-романтическая личность для наших туманных краев. Бледный, черноглазый, с курчавой бородкой, он ехал себе в своем светло-зеленом наряде, распевая. Он велел доложить о себе сударыне, назвавшись Дитя Любви. Увидя ее, он коснулся ее ноги поцелуем.
– Чудесная Звезда Севера! – проговорил он, преклоняя колени. – Я привез топливо для твоих неизреченных огней. Наш Король Влюбленных и Влюбленный Король весь у ваших ног, а вздохи его – в этой бумажке.
Он говорил как по писаному и ловким движением руки подал ей сверток. Ему было приятно видеть, что Жанна тотчас же прижала руку к сердцу, как только взяла бумагу; но больше ничего не последовало. Она пробежала письмо, не сморгнув и гордо держа голову.
– Прощайте, сударь! – наконец промолвила она. – Я приготовлюсь встретить моего повелителя.
– А я, сударыня, – сказал Гастон, – буду ждать его в лесу, согласно обету, который я дал своему святому, не предаваясь сну, не принимая пищи, покуда он не достигнет исполнения своих пылких желаний. Прощайте, сударыня!
Он удалился выполнять свой обет. Целый день, целую ночь темная лесная чаща была оживлена его веселой песней: он пел почти все время, не переставая, с неиссякаемой бодростью. А Жанна провела часть этого времени в часовне, скрестив руки на своей прекрасной груди. Бог в ее сердце боролся с Богом на алтаре. Она не произносила молитв, но, покидая часовню, отправила гонца за Жилем Герденом – за тем тупоносым рыцарем-нормандцем, который так глубоко ее любил, что ничего не говорил об этом.
Этот самый Герден, рыская по лесу, наткнулся на Гастона Беарнца, нарядного, как цветущее дерево, и распевающего, словно какой-нибудь вдохновенный инструмент. Заметив это удивительное видение, он потянул поводья и нахмурился. Такова обыкновенная встреча нормандца. Гастон принял его как бы за часть общего вида этой местности, мрачной, располагающей к унылым напевам.
– Добрый день, прекрасный господин! – произнес Жиль, а Гастон махнул рукой и продолжал идти, распевая во все горло. Тогда Жиль, который спешил, попытался проехать мимо, а Гастон сложил руки и промолвил:
– Ах ты, бык! Тут нет пропуска никому, кроме смельчаков.
– Прочь, попугай! – воскликнул Жиль и углубился в лес.
Только благодаря тому, что Гастон дал клятву, не было тогда пролито ни капли крови, но он надеялся, что пустит ее в свое время. Оттого-то он заметил: «Вон поехал покойник!» – и снова принялся за свои песни.
А Жанна, заслыша конский топот, выбежала навстречу всаднику. Лицо ее вспыхнуло.
– Войдите, войдите! – сказала она и взяла его за руку.
Он последовал за ней с бьющимся сердцем, не смея и не зная, как вымолвить слово. Жанна повела его в маленькую темную часовню.
– Жиль! Жиль! – воскликнула она, задыхаясь. – Жиль, любите ли вы меня?
Он как-то вдруг охрип и едва мог выговорить от схваток в горле.
– О боже! – прошептал он задыхающимся голосом. – Боже, как я люблю вас, Жанна!
И он двинулся вперед, заметив какое-то волнение в ее глазах. Но Жанна протянула обе руки, отстраняя его.
– Нет, Жиль, нет еще! – грустно зазвучал ее голос. – Сначала выслушайте меня. Я не люблю вас, но мне страшно… Сюда придет… Вы должны быть подле меня, чтобы мне помочь… Я отдаюсь вам, я буду вам принадлежать… Так надо… Другого нет исхода!
Она остановилась. И можно было расслышать, как бьется его сердце.
– Так отдавайся! – сказал хриплым голосом Жиль и схватил ее.
Она почувствовала, будто погрузилась в море огня, но стиснула зубы и терпела это смертельное пламя. Бедный парень поцеловал ее только разок-другой, и не так крепко, как анжуец. Но сладость зависит от степени возможности: Жиль все-таки делал первый шаг к обладанию и удовлетворился этим. Затем рука об руку оба, обладатель и обладаемая, дрожа, стали перед мерцающей лампадой, озарявшей лик Сына Божия, и начали ждать, что случится дальше.
С полчаса спустя Жанна услышала долгие, ровные шаги, которые были ей хорошо знакомы, и глубоко вздохнула. Вслед за тем и Жиль что-то услышал.
– Кто-то идет. Кто это? – прошептал он.
– Ричард Анжуйский. Теперь мне нужна ваша помощь.
– Вам нужно было меня, чтобы…
Жиль в простоте своего сердца думал, что его позвали убить графа. Но она скоро его разубедила в этом:
– Убить Ричарда?.. Нет, Жиль: тебе не под стать убивать его.
Жанна отрывисто засмеялась, и это не особенно понравилось любящему ее человеку. Жиль все-таки схватился за меч. Граф Пуату появился на пороге и увидел их рядом друг с другом.
Только этого недоставало, чтобы разжечь тлевший в нем огонь. В нем проснулась ярость тигра, прилив ревности, какой-то не совсем чистой гордости. Как вихрь, рванулся он вперед, подхватил девушку на руки, поднял ее на воздух и заглушил ее вопль криком:
– Моя Жанна! Моя Жанна! Кто смеет?..
Жиль дотронулся до его плеча. Как молния обернулся к нему Ричард, крепко обнимая Жанну. Быстро, отрывисто дышал он носом. Жиль подумал, что настал для него смертный час, но попытался вполне воспользоваться им.
– Тебе чего, пес? – проворчал сухощавый Ричард.
– Пустите ее, сударь мой! – ответил тучный Жиль. – Она просватана мне.
– Сердце Господа! Это еще что такое?
Ричард откинул голову и посмотрел на соперника, как змея, выбирающая место, куда ужалить.
– Это правда, девушка?
Жанна подняла голову с его плеча, где скрывалось ее лицо. Говорить она была не в силах, а только кивнула головой.
– Так это правда? Ты помолвлена?
– Да, я помолвлена, господин мой. Пустите меня!
Он сразу выпустил ее из рук и поставил на ноги между собой и Герденом. Тот двинулся вперед, чтоб взять ее снова за руку, но, взглянув на Ричарда, остановился. Граф продолжал свои расспросы. Судя по наружности, он был спокоен, как снежное поле.
– От чьего имени ты просватана за этого рыцаря, Жанна? От имени твоего брата?
– Нет, сударь. Я сама дала обещание.
– Значит, я для тебя ничто?
Жанна зарыдала.
– О! О! – застонала она. – Вы для меня все, все на свете!
Он отвернулся от нее и, глубоко задумавшись, стоял перед алтарем, скрестив руки. Жиль был настолько умен, что молчал. Жанна задыхалась. В сущности, Ричард был тронут до глубины души и способен на всякую жертву, которая могла бы равняться ее жертве.
Ведь он должен был всегда и во всем быть впереди всех, даже в великодушии. Но в ту минуту им управляло чувство лучшее, нежели тщеславие. Когда он повернул свое спокойное, чистое лицо снова к Жанне, в нем не осталось ни тени анжуйца: все словно вдруг спалилось в огне.
– Как имя этого рыцаря? – спросил он.
– Жиль де Герден, – отвечала Жанна.
– Ну, поди же сюда, де Герден! – воскликнул он.
Жиль преклонил колени пред сыном своего властелина. Жанна тоже была готова пасть перед ним на колени, но он крепко держал ее за руку и не позволил бы этого.
– Ну, Жиль, слушай, что я тебе скажу! – начал Ричард. – Нет на свете ни дамы, более благородной, чем эта, ни мужчины, который был бы более предан ей, чем я. Сегодня я исполню ее волю, но как можно скорей, чтоб не поддаться дьяволу. Верный ли ты человек, Жиль?
