Она могла бы сдать Вету вместе с её фантомом города, вместе с Антонио, их неудавшимся романом, их загадочным прошлым и недоговорками. Несправедливо — они ведь даже не рассказали Маше всего. Велели, как служебной собаке: иди и найди.
Но жалость к самой себе не была конструктивной. Маша сморщилась, ткнулась лицом в локоть. Там всё ещё пахло лавандовым мылом и солнечным светом. И, чтобы не расстроится окончательно, заставила себя думать о другом. Видеозапись. Антонио не мог её подставить — зачем бы ему, вдруг она бы выдала его любимую биологичку? Тогда кто?
Алиса Васильева. Девочка тринадцати лет, которая сбросилась с крыши. Какая-то мысль об Алисе не давала Маше покоя с тех самых пор, как следователь вышел из допросной комнаты. Васильева Алиса. Такая распространённая фамилия, но Маше казалось, она слышала её совсем недавно, совсем не в контексте самоубийства несчастной школьницы.
Перед глазами встал список, распечатанный прямо из базы данных. Васильева — девочка из класса Елизаветы. Кажется, её зовут Руслана. Возможно ли, что погибшая Алиса — дочь той самой Русланы, или у Маши температурный бред после двух ночей, проведённых на набережной. Может же это быть другая Руслана Васильева — по отчаянному, головокружительному совпадению.
Первым Скрипач убил Арта, и теперь уже не выяснить, был ли Арт единственным создателем, или вместе с ним на заброшенный склад явился весь бывший восьмой А класс. Она могла бы узнать чуть точнее, но мама не расскажет. И по её взгляду не понять, скрывает ли она страшную тайну, или просто не в настроении болтать.
Ночь в камере — в целом, прекрасное время, чтобы подумать. Маша перебралась из своего угла на кровать. Плохо, что не прихватила с собой хотя бы куртку. Она была точно уверена, что не сумеет здесь заснуть.
— Дом с видом на набережную, — сказала Вета, спиной прижимаясь к Матери-птице. — Отлично помню.
Вооружённое оцепление к вечеру сняли, и теперь обрушенный парапет охраняли лишь трепещущие красные ленточки. Прохожих не было: все праздные гуляки переместились к зданию речного вокзала, а здесь даже фонари как будто светили не так ярко.
— Я там бывала, помнишь? Несладко, — произнесла она, не особенно рассчитывая на ответ.
Антон стоял в тени стелы, хмуро уставившись в асфальт. Он помнил — Вета и не сомневалась, — но кому же захочется обсуждать давнюю и неприятную историю, после которой тебя бросила девушка. Правда, её тогда очень быстро выпустили. Обнаружили, что на такую наживку фантом города не поймать.
Стремительно холодало, и ветер с реки доносил запах осени. Вета ощутила на своих плечах прикосновения этого ветра, он скользнул под распущенные волосы, в ямочку между ключицами, обхватил её под грудью. Если бы Антон вгляделся повнимательнее в вечерний сумрак, в призрачные блики фонарей, он бы увидел Город — силуэт за левым плечом Веты. Но Антону не особенно хотелось вглядываться.
Он смотрел на светящиеся окна казённого дома и знакомо щурился.
— Как вышло, что её камеры засекли, а тебя нет?
— Мы вышли на набережную разными дорогами. Что будет, если она расскажет? — Тон Веты сам собой сделался тревожным и резким. Ветер обхватил её сильнее, прижался, успокаивая. — Чего они вообще хотят?
— Я не знаю, веришь? Я попытался выяснить, но поисковики и Центр — слишком независимы друг от друга.
— Да-да, — с невесёлой улыбкой остановила его Вета. Почему-то перед ней майор Центра делался испуганным мальчишкой. Собирался рвать противников и рыть землю, а потом вдруг угасал, как почерневшая спичка. — Но если просто предположить?
Антон отвернулся, чтобы уж точно не различить призрачный силуэт за её левым плечом.
— Это ясно. Они хотят найти фантом города. Как и тогда — двадцать пять лет назад — они хотят найти его. Ты же помнишь?
Вета кивнула. Сейчас им не с кем было воевать. Но почему бы не заиметь себе совершенное оружие, пока оно само идёт в руки. Это ведь так удобно, разрушать набережные силой бестелесной сущности. Уничтожать неугодных силой Города.
— Боюсь, тебе лучше не возвращаться домой. Там тебя станут искать в первую очередь. Поймают и посадят в соседнюю с Машей камеру. Уезжай из города.
Вета улыбнулась краешком губ. Он забылся. Они так давно не виделись.
— Как, любопытно, я могу уехать? Ты сам прекрасно знаешь, что это невозможно — даже физически.
Город дохнул осенним теплом ей в шею и сжался там, уцепился за пряди волос. Словно боялся, что его бросят.
От лязга замков Маша вздрогнула и проснулась. В камере сделалось ещё темнее. Значит, подумала она, уже ночь. В светлом прямоугольнике открытой двери проступил чёрный силуэт.
— Поднимайтесь, вас вызывает следователь.
Она часто заморгала, пока мир перед глазами снова не стал чётким. Сухой воздух при каждом вдохе царапал горло, губы запеклись.
Следователь был тот же самый — Маша рассмотрела его тёмные круги под глазами и худые пальцы с костяшками, похожими на вишнёвые косточки.
— Мы надеялись на ваше благоразумие. Не собираетесь дать показания?
— О чём? — взглянула исподлобья Маша. Голос спросонья вышел грубым.
— Всё о том же. О фантоме города, который вы видели на набережной прошлой ночью. — Слово «видели» — как обвинение в страшном. Он выискал новые факты, и потому притащил её сюда, явился сам, листал теперь бумаги в папке. Внимательно наблюдал за её руками. — Мне рассказали, что в институте вы демонстрировали такие потрясающие умения. Вы общались с сущностями, как не могут профессионалы.
Свет опять был ей в лицо, но Маша хотя бы стряхнула с себя сонную одурь. Вот что он нарыл. В институте, значит.
— Глупости. Пару раз нарваться на призраков в заброшенных домах — это ещё не значит демонстрировать прекрасные способности.
— А я беседовал с вашим преподавателем.
— Я не знаю, как вы с ним беседовали. К вашему сведению, мой преподаватель погиб, потому что слишком часто общался с призраками в заброшенных домах.
Следователь посмотрел на неё в упор. Злые уставшие глаза. Маша так часто бывала на его месте, что никак не могла смириться, что сейчас она — по другую сторону допросного стола.
Она убеждала себя не злиться на этого невыспавшегося тоскливого человека. Вряд ли он желал зла ей лично. Скорее просто хотел заверить работу и уйти домой. Тем более что злость не исправит ситуацию. Здесь поможет только терпение и сила воли.
— С другим преподавателем. Про Мифодия Кирилловича мне всё известно. Кстати, этот эпизод будет нелишним разобрать, но позже, позже.
Маша хмыкнула и отвернулась в угол. Чувства, приглушённые сном, возвращались, и она опять ощущала себя вымотанной, продрогшей и голодной. Какая разница, с кем он беседовал, и что ему рассказали. Даже если у неё и были способности, это не делает её виноватой.
Следователь ни капли не смутился. Наверное, он даже решил, что последнее слово осталось за ним — он победил в этой крошечной словесной дуэли.
— Так что, вы расскажете мне о фантоме города?
— Вряд ли я расскажу больше, чем жёлтые газеты, — пожала плечами Маша и зевнула в кулак, чтобы следователь слишком не расслаблялся.
Она не строила из себя партизана и не слишком желала выгораживать Вету вместе с Антонио, но вместе с тем знала — стоит ей заговорить, проболтаться о самой незначительной мелочи, и следователь, как за ниточку, вытянет из неё столько, что хватит на самое жуткое обвинение.
Впрочем, качать права и требовать адвоката тоже бессмысленно: в их городе военные свои дела решали сами. Так уж повелось, что ни полиция, ни судебная система не рисковали влезать между. Сегодня встанешь на пути поисковика, а завтра в твой дом явится чёрная сущность, пройдёт через стену и сожрёт всех, не оставив ни крови, ни трупов. Доказывай потом — кому, что?
Следователь ждал. По его лицу Маша читала — ведь прекрасно знала все эти стратегии изнутри — он готов ждать и час, и два, и восемь. Столько, сколько она попытается выдержать. Можно неделю или месяц.
