— Знаешь, ты права. — Маша посветила фонариком выше. Размокшие рамы чуть выступали, казалось, что подцепить и открыть их — проще некуда. Она попыталась — и ничего не вышло. Рамы держались, как приколоченные. — Если это и правда убийство, то маг должен был хоть посмотреть ей в лицо. Я уже не говорю, что прикоснуться… На расстоянии наслать такое очень сложно. М-да.

Она щёлкнула кнопкой фонарика и сунула руки в карман. Заборы вокруг каждого дома стояли такие, что выдержали бы, наверное, и нападение пары-другой волков. Представить лезущего через них мага Сабрина не могла. Воображение всегда было её слабым местом.

Они вернулись в дом, снова вдохнули запах грязного белья и чужих жизней. Сабрина осталась подпирать дверь — не видела смысла проходить в комнату, — а Маша вынула блокнот и отправилась на охоту.

Она вернулась довольно быстро, недоумённо скривилась и кивнула Сабрине на выход.

— Спросила, кто к ним сегодня заходил вообще. Сказали, что Комиссар, он часто ходит по деревне и просит ну… опохмелиться. И потом, она сама ходила к Алине. У них вот коза заболела, хотели попросить какое-нибудь средство. Впрочем, Алина не дала. Ещё Судья с каким-то делом. Выходит, всего трое.

Сабрина кивнула и толкнула дверь. Она поддалась тяжело, ухнуло что-то в подполе.

— Зачем Судье, Алине или Комиссару убивать людей?

Почесав ручкой в затылке, Маша кивнула своим мыслям и шагнула на крыльцо.

— Вот этого я не знаю. Пойдёшь со мной на кладбище? Может быть, связь появится.

— На кладбище? — возмутилась Сабрина, она-то уже приготовилась вернуться на тёплую кухню и съесть приготовленный ужин, а после него можно было сразу завалиться спать — под шорох дождя спится очень хорошо. — Ты с ума сошла, там же темно, и развезло небось так, что не пролезть.

Вместо ответа Маша достала из кармана фонарик и направила его луч себе на лицо. Улыбнулась. Гримаса вышла жуткой.

Маша сидела на приземистой оградке и покачивала скрещенными ногами. Отсюда не видно было огоньков деревни, фонарик она отключила, чтобы глаза привыкли к темноте, а свет — голубоватый, призрачный — давал только экран мобильного. Он же и освещал сосредоточенное лицо Маши.

Сабрина побродила по склону, каждый раз старательно обходя дотлевшую кучу листьев, и прислушалась к шороху ветвей и журчанию ручья. Ни одного постороннего звука — хорошо. Вот демон нёсся бы так, что его стало бы слышно за километр. Тупое животное.

Человек стал бы подкрадываться тихо, но его бы Сабрина тоже заметила. Шуршали бы листья под ногами. И по кладбищу просто так не пройдёшь — или в оградку врежешься, или застрянешь между.

— Ну что, пришёл ответ?

Маша отрицательно качнула головой.

Вздохнув, Сабрина зашагала обратно — к большому трапециевидному памятнику, снова сощурилась, стараясь рассмотреть портреты в овальных фарфоровых рамках.

— Слушай, — негромко позвала её Маша, опуская руки на колени. Телефон задумался и перестал светиться. — Я вспомнила. Мне такой странный сон приснился сегодня.

Сабрина хмыкнула: кладбище — чем не место для пересказывания кошмаров.

— Снилось, как будто бы я умерла. И как будто меня закапывают в землю. Но я сама словно наблюдаю это со стороны. Стою и хочу сказать, мол, да вы что, вот же я, чего вы плачете. А все плачут. И мне не страшно, что я умерла, а просто не по себе. — Она резко замолчала и передёрнула плечами.

— Кошмар, — выдохнула Сабрина. Она не считала себя пугливой, но рассказы о смерти на фоне крестов и серого неба, под звуки дождя и её приводили в тягостное настроение. Хотя откуда бы Сабрине знать о снах. Она очень редко видела их. Почти никогда.

Она хотела добавить, что всё это — действие свежего воздуха, но, возвращая их в реальность, пискнул мобильный телефон, и Маша поднесла его к лицу, озарив себя голубоватым светом.

— Я же говорила, что придёт сообщение, — рассеянно пробормотала она, тыча в кнопки непослушными от холода пальцами. — Всё, пойдём, дома спокойно прочитаем.

Горело красиво. Арас издалека наблюдал, как пылает дом на окраине деревни. Огонь лизал изнутри каменные стены, подсвечивал оранжевым ночное небо. Ветер рассыпал искры. Оставалось только надеяться, что пожар не перекинется на другие дома.

На улицу уже выбегали испуганные соседи, кто в чём — беда выдернула их из постелей. Кто-то уже чертил на земле руну вызова дождя. Корявенько выходило, правда, и с неба посыпали редкие капли. Арас не стал ждать, чем всё закончится.

Он поправил на плече дорожный мешок, посильнее надвинул на лоб шапку и зашагал прочь от деревни. Ночной лес — не лучшее место для прогулок, но от дорог Арас пытался держаться подальше. Если утром его станут искать, то именно на дорогах.

Он прикинул, что если поторопится, дня через три будет в Илле, оттуда рукой подать до Олерика, а там уже куча порталов — иди, куда душа пожелает. Благо, денег у него теперь было достаточно, хватило бы даже на жизнь в большом городе.

Арас пришёл в эту деревню позавчера. Она была так далека от столицы, что дыхание войны почти не коснулось здешних обитателей — их опрятных домиков и цветастых нарядов. Услышав, что к ним прибыл гонец императора, они высыпали на улицу, не дожидаясь даже призывов старосты.

Камзол с золотыми пуговицами и эполетами произвёл впечатление — женщины таращились, мужчины цокали языками и вполголоса переговаривались. Грамота с печалью и вензелем впечатлила их ещё больше.

Зал совета — как претензионно называлась эта комнатка, уставленная длинными лавками, — очень быстро заполнился до отказа. Мальчишка, оказавшийся в первом ряду, ел вишни, плюя косточки себе на ладонь.

Арас влез на сооружение, напоминающее кафедру.

— Лорды и леди!… Дорогие друзья!

С задних рядов послышались сдавленные смешки.

— Как всем вам известно, в то время как мы живём сытой и спокойной жизнью, наши доблестные войны сражаются с вероломными захватчиками. Благословенная цель — защитить нашу мирную жизнь и свободу. Но силы страны уже на исходе. Кто же должен протянуть руку помощи? Мы должны протянуть руку помощи, и мы ее протянем.

Кое-кто уже догадался, в чём тут суть дела, и неуютно заёрзал на своём месте. Менее догадливые сельчане загалдели все разом, стараясь вызнать, как идут дела в столице, а не пора ли уже заканчивать с военными действиями и не предсказали ли маги академии засуху этим летом.

С предпоследнего ряда поднялся приземистый мужичок и прокричал, пытаясь переголосить общий гул:

— Почему это мы должны им помогать? Нам война не нужна. Они там себе воюют, вот пусть сами себе и помогают. А нам наши деньги не лишние.

На него зашикали, но без особой уверенности. Арас выдержал долгую паузу, глядя прямо перед собой.

— Ваши слова ударили меня в самое сердце. Я очень рад, что те, кто защищает нашу родную страну в боях, не может вас слышать. Превосходно! Выходит, вам было бы безразлично, если бы солдаты противника добрались сюда, сожгли дома, растоптали посевы, а вас погнали в рабство?

Говоривший смутился, но попробовал защититься.

— Так… А чего сразу в рабство? Жили бы, как и живём, мало ли, кто там в столице на троне сидит.

Сосед потянул его за рукав, заставляя сесть. Мальчишка, который жевал вишни, смотрел на Араса, открыв измазанный в тёмно-красном соке рот.

Всё шло как обычно — в каждой деревеньке Арасу попадались такие буяны, в некоторых — даже несколько, только вот тех, кто смотрел на него во все глаза, было несравнимо больше. Заученная речь лилась легко и свободно.

Чуть позже Арас со старостой, который лично вызвался помочь императорскому послу, прошлись по деревне, собирая добровольные пожертвования. Нельзя было сказать, что сельчане легко расставались с деньгами, кое-кто даже пытался сдать вместо взноса курицу или вязанку лука. Здесь, кажется, с деньгами было вообще не густо — ели то, что сами вырастили, а если чего не было — менялись с соседями, натуральным, так сказать, образом.