Мария не сомневалась, что Ганна Панасьевна и сейчас вот приковыляла в парк, чтобы, отдыхая душой, с чувством законной гордости полюбоваться молодежью, всеми этими юношами и девушками, которые вчера еще сидели у нее за партами, а сегодня отважно ходят на морской промысел, работают на рыбозаводе, в учреждениях райцентра.
— Значит, ты теперь светилкой[10] на маяке, — улыбаясь, сказала Ганна Панасьевна. — Романтичная и истинно благородная профессия.
Марии понравилось, что учительница назвала ее светилкой.
— На судьбу не жалуюсь, Ганна Панасьевна.
— Но постой, постой! — Учительница, прищурясь, внимательно заглянула ей в глаза, словно стараясь проникнуть взглядом в самую душу. — Ты какая-то неспокойная, Мария, чем-то вроде взволнована. Скажи: на первое свидание пришла?
Ганне Панасьевне нельзя было не открыться.
— Почти на первое…
— Кто он? Я его знаю?
— Нет, он не из нашей школы.
— Что ж, раньше или позже это должно было случиться, — проговорила в задумчивости Ганна Панасьевна. — Но ты ведь помнишь? «Умри, но не давай поцелуя без любви!»
— О, что вы, Ганна Панасьевна! — засмеялась девушка. — Разве ж это можно — без любви!
Вовик, остановившийся невдалеке, уже подавал Марии знаки и даже свистнул.
— Извините, Ганна Панасьевна…
— Ну, иди, иди уж, — сказала учительница, покосившись на франтоватого юношу, к которому метнулась Мария с упругой девичьей легкостью.
Выходя из парка, Ганна Панасьевна постукивала своей палочкой сердито, недовольно, словно избранник Марии сразу испортил ей настроение своим свистом и модной курточкой в блестящих «молниях» во всю грудь.
IX
— С кем это ты разговаривала? — поинтересовался Вовик, беря Марию под руку.
— Это наша учительница.
— Ух, видно, злющая! Так на меня покосилась, будто я костыль у нее украл…
— Нет, она добрая… Пойдем в кино, Вовик?
— «Ночь в Венеции»? Это я видел… У нас ночи бывают лучше. Пойдем на падеспань!..
— Танцы еще не начинались…
— Без меня и не начнут, — засмеялся Вовик. — Без меня там жизни нет… Ты падеспань любишь?
— Я не умею.
— А что же ты умеешь?
— Вальсы… Польки…
Как только Вовик появился на танцплощадке, какой-то субъект с тарзаньим зачесом бросился ему навстречу и, оттащив Вовика на середину пустого еще круга, стал с ним горячо о чем-то советоваться. Мария удивлялась: Вовик, стоя в центре круга, на виду у всех, чувствовал себя так свободно и непринужденно, словно он и вырос на танцплощадке.
Наконец включили радиолу, полились звуки любимого Марией вальса «Амурские волны». Какой же он догадливый, Вовик!
Закружились пары, закружилась среди них и Мария, доверчиво положив руку Вовику на плечо. Вовик танцевал легко, свободно, можно было залюбоваться его плавными движениями, гордой, красивой осанкой. Мария чувствовала, что не одна девушка ей завидует, особенно вот та хищная, с голыми, прямо черными от загара плечами дачница, которую никто не пригласил на вальс.
Когда танец кончился, Вовик провел Марию за руку через всю площадку, будто гордился ею, будто хотел, чтобы все присутствующие оценили красоту ее стройной девичьей фигуры!
Охотников до танцев оказалось много. Пришли даже ребята из приморской рыбачьей артели «Сыновья моря» — довольно-таки неуклюжие кавалеры, явились целой гурьбой девушки с новых карьеров. Среди них Мария с радостью обнаружила одну из своих школьных подруг, симпатичную толстушку Раю, с которой она после выпускного вечера еще ни разу не виделась.
Теперь она узнала, что Рая уже несколько месяцев работает где-то на Крымской стрелке.
— Кем же ты там, Райка? — обнимая свою подружку, возбужденно расспрашивала Мария.
— Просто работницей в карьерах, — ответила Рая. — А что?
— Да ничего: не всем в институты ломиться… Я тоже работаю. На маяке… А что вы там добываете в своих карьерах?
Рая лукаво прищурила глаза.
— Ты сегодня ходила по аллеям в парке?
— Ходила.
— Видела, чем посыпано?
— Такой красивый, светло-розовый… приятно хрустит.
— Так это же и есть наш ракушечник. В праздник все железные дороги, все станции европейской части СССР будут им посыпаны.
— Ой, как хорошо! — воскликнула Мария и, вспомнив Ганну Панасьевну, добавила: — Какая у тебя романтичная, благородная профессия, Рая!
В этот вечер, наверное, специально ради Марии играли только вальсы и польки. Мария видела, что Рае тоже очень хочется потанцевать, но пока что ее никто не приглашал. Чтобы доставить удовольствие подруге, Мария уговорила Вовика пригласить Раю на вальс.
— А она умеет? — поморщился Вовик, окидывая взглядом прислонившуюся к барьеру толстушку.
— Умеет, умеет! Пригласи, будь ласков!
— Ладно, ради тебя…
И он галантно пригласил Раю на танец, ничем не обнаруживая, что такая партнерша не совсем его устраивает. Рая же просто сияла от удовольствия, идя с таким кавалером по кругу. А та голоплечая, в огромных серьгах дама, что невесть откуда забралась сюда, в среду трудовой молодежи, все следила за Вовиком, охотилась за ним бесстыдными хищными взглядами.
— Какой интересный брюнет! — неизвестно к кому обращаясь, громко сказала она, когда Вовик проходил мимо. В ответ на реплику он только презрительно улыбнулся, и Мария была ему благодарна за это.
Потом он опять танцевал с Марией, а после нее — с какой-то высокой, смуглой, с косами девушкой, похожей на гречанку. Она только что появилась на танцах, но все уже ее заметили. Сдержанная, спокойная, она была очень красива. Мария чувствовала, что ей не сравниться с ней, но, когда танец кончился, Вовик сразу оставил незнакомку и снова подошел к Марии. Сердце ее наполнилось радостной гордостью, что из всех девушек он отдает предпочтение ей одной.
— Пойдем выпьем воды? — предложил Вовик Марии, и она выбралась с ним из душной тесноты в прохладную аллею парка. Пьянящим запахом цветущего тамариска и маслин повеяло им навстречу.
— Кто она, Вовик?
— Кто — она?
— Та, что танцевала с тобой. На гречанку похожа.
— А, Ксана! Это наш новый врач, недавно из института прибыла.
— Очень красивая…
— Ты с комплиментами осторожнее, Марийка, — пошутил Вовик. — Но что ж это я воды нигде не вижу? Тоже мне торговля!
— Пойдем, проводишь меня и напьешься заодно.
— И правда! Не до упаду же нам танцевать.
Разгоряченные танцами, оба еще пьяные от музыки, они спустились в район порта, где жили родственники Марии.
Уже у самой калитки Вовика осенила идея.
— Хочешь, Марийка, я тебя сейчас по морю покатаю?
Девушка засмеялась.
— На чем?
— Нашу заводскую яхту возьму!
— Кто тебе ее сейчас даст, Вовик?
— Об этом не беспокойся: со сторожем у меня блат. Смотри, какие звезды, какая луна. Чем не венецианская ночь! И в такую ночь спать?
Мария посмотрела на луну, на звезды.
— А это долго?
— А что тебе — долго или не долго?
— Завтра мне…
— Да брось ты свое «завтра», — все больше горячился Вовик. — Хочешь, я тебя на яхте и на остров доставлю… Чем завтра тебе ждать оказии, забирай сейчас свои узелки — и айда!
— Представляю себе: подлетаем вдруг среди ночи на яхте к маяку, и отец навстречу…
— А, мы к самому маяку и не пойдем, чтобы не дразнить твоего старика, зачем? Еще стрелять начнет, и контрабандиста меня примет. Я тебя где-нибудь на диком пляже высажу!
Лунная ночь… Море… И они вдвоем на белокрылой яхте… Большое было во всем этом искушение, но Мария все еще колебалась.
— Яхта ведь заводская…
— А что ей сделается? — настаивал Вовик. — Не убавится же от нее, а нам на всю жизнь воспоминание… Смотри, море аж светится, просто само зовет нас! Марийка, любимая, решайся, прошу тебя!
Мария решилась.
Через полчаса они уже были в море…
Не огонек маяка, а далекий холодный месяц светил в эту ночь Марии с высоты.
