Политически Федор Алексеевич оказался близок жесткому стилю Никона. Церковные преобразования, сделанные много лет назад, при его патриаршестве, получили у молодого царя полную поддержку. А претендовать на сколько-нибудь серьезную власть бывший первоиерарх Русской церкви уже не мог: на его месте сидел энергичный патриарх Иоаким. Так зачем же томить старика в ссылке?

Первое время к тому имелись две причины.

Во-первых, тот самый отказ дать грамоту с прощением скончавшемуся Алексею Михайловичу. Федор Алексеевич мог воспринимать этот шаг Никона как оскорбление всему царствующему семейству.

Во-вторых, окружение Федора Алексеевича отгородило Никона от государя стеной из доносов. Ссыльному припомнили многое — по делу и облыжно. Суть же новых обстоятельств состояла в том, что у Никона исчез прежний защитник. Алексей Михайлович не давал его окончательно унизить, Федор же Алексеевич до поры до времени не лез в проблемы, связанные с Никоном. Милославские ссыльного патриарха не любили, высокородная московская аристократия относилась к нему скверно, многие боялись возвращения его в Москву, а отвести удар от его головы теперь никто не желал.

В 1676 году, при восшествии Федора Алексеевича на престол, Никон сильно пострадал. Его перевели в Кирилло-Белозерский монастырь и резко ужесточили режим содержания.

Чем явилась новая опала на Никона для молодого царя?

Да ничем. «Проходным делом», на вершении которого настаивала родня. Имевший мало власти царственный отрок не видел причин ссориться из-за Никона со своей семьей, вступаться за него.

Но с течением времени его отношение к «делу Никона» стало меняться.

Далекий, неопасный, чрезвычайно умный Никон стал казаться царю фигурой, достойной снисхождения, если только не нового возвышения. Государю говорили о Никоне и много доброго: его помнили, его ум и волю продолжали чтить. Особенную благосклонность к нему являла царевна Татьяна Михайловна — тетка Федора Алексеевича. Как видно, именно к ее речам государь прислушивался с особым вниманием.

5 сентября 1678 года Федор Алексеевич побывал в Воскресенском Новоиерусалимском монастыре, и его мнение о Никоне резко улучшилось. Несколько месяцев спустя монарх совершил туда новую поездку, а через год посетил обитель в третий раз. Царь увидел признаки масштабного замысла, от смелости которого голова шла кругом.

Пребывая в полной силе, дойдя до зенита своего патриаршества, Никон принялся создавать эту обитель. Он являлся учредителем нескольких монастырей, но Воскресенский стал любимым детищем патриарха: в него вкладывался возвышенный смысл. Уйдя с патриаршей кафедры, противостоя Алексею Михайловичу, Никон многие годы провел здесь. До наших дней дошла Богоявленская пустынь, или, иначе, скит патриарха Никона, — изящное здание на берегу реки Истры. Но скит составляет лишь ничтожную часть строительных затей патриарха. Здания Воскресенского монастыря — самый масштабный храмовый архитектурный проект за все XVII столетие. Ничего оригинальнее и грандиознее не воздвигалось по всей территории громадного Московского царства.

Патриарх Никон начал строить под Москвой подобие Иерусалимского храма Гроба Господня или, иначе, храма Воскресения Господня. Каждая постройка, каждая деталь оформления новой обители соответствовали реалиям евангельской истории о пребывании Иисуса Христа в Иерусалиме и расположению иерусалимских святынь — как его представляли себе в России XVII столетия. В соборе воспроизведены священные подобия горы Голгофы, «пещеры» Гроба Господня, места трехдневного погребения и Воскресения Христа. Новоиерусалимский Воскресенский собор строился по разборной модели храма Гроба Господня, созданного из кипариса, слоновой кости и перламутра. Ее доставил в Москву патриарх Иерусалимский Паисий. А иеромонах Арсений специально произвел обмеры храма в Иерусалиме. Однако Новоиерусалимская церковь отнюдь не стала точной копией храма Гроба Господня. Она не являлась таковой даже в планах. В конце концов, храм Гроба Господня представляет собой хаотичное наслоение разновременных зданий и пристроек. Возводя свою «версию», наши зодчие приспосабливали архитектурные формы всемирно известной постройки к русским обычаям, улучшали, модернизировали, добивались единства стиля. Подмосковный собор должен был выглядеть лучше «протографа». В эстетическом смысле он действительно имеет гораздо большую ценность.

Вся местность вокруг обители наполнилась евангельской символикой. Холм, на котором воздвигали собор, назвали Сионом, а соседние холмы — Елеоном и Фавором. Ближайшие села обрели названия Назарет и Капернаум. Даже подмосковная речка Истра — там, где она протекала по монастырским владениям, — стала именоваться Иорданом. А ручей, обтекающий монастырский холм, превратился в Кедронский поток.

Очевидно, в будущем Новоиерусалимской обители предназначалась роль крупного просветительского центра. Во всяком случае, Никон передал монастырю славяно-греческое собрание книг — по количеству томов очень значительное, а по составу просто драгоценное. Оно могло бы стать основой для библиотеки крупного учебного заведения. И, частично, стало[204]. Сюда же Никон перевел из Валдайского Иверского монастыря команду белорусских типографов со всем книгопечатным оборудованием.

Размах проекта потребовал колоссальных сил и средств. Отправной точкой строительства стал 1656 год. На протяжении десяти лет шло медленное возведение главнейших зданий. Ко второй половине 1660-х Воскресенский собор довели до сводов, освятили несколько придельных (малых) церквей во внутренних помещениях. Но после собора 1666 года, когда Никона извергли из сана и отправили в Ферапонтову обитель, процесс остановился. Монастырь стоял недостроенный. Однако даже этот печальный долгострой носил следы величия первоначального замысла. Федор Алексеевич, побывав здесь, решил, что начатое следует довершить. Строительство возобновилось в 1679 году, правда, шло неспешно. Более того, царь вернул обители земли, отобранные у нее после соборного осуждения Никона, и добавил новые, весьма обширные. Это давало достойные средства и для строительных дел, и для общего благоустройства обители.

Строить здесь будут еще очень долго. Сойдет со сцены царей и царств молодой государь, вернется сюда сам Никон — уже в виде хладного тела, а работы будут тянуться и тянуться нескончаемой чередой. Патриарх Иоаким доведет титанический проект до конца. 18 января 1685 года он освятит Воскресенский собор. Гроздь куполов засверкает, радуя иноков окончанием великого труда. Но без пожертвований, сделанных Федором Алексеевичем, это событие вряд ли могло бы состояться. И уж во всяком случае, оно произошло бы годами, а то и десятилетиями позже.

Для судьбы Федора Алексеевича знакомство с Воскресенским монастырем исключительно важно. Образованный человек, он прекрасно понял генеральный смысл, стоявший за эстетикой тамошнего архитектурного комплекса. То, что когда-то Никон вкладывал в его создание.

Никон видел: действительная сила православного мира постепенно уходит от греческого священноначалия и сосредоточивается в Москве. Многочисленные греческие патриархи, митрополиты и прочие архиереи обладают превосходными библиотеками, умирающей, но все еще сносной системой училищ и большим духовным авторитетом. Однако они пребывают под гнетом турок-османов, поддаются влиянию Римско-католической церкви, они бедны, наконец. А Москва богата и независима. Москва миссионерствует в Сибири. Москва спасает греческих архиереев и греческие монастыри от нищеты. Центр Православного мира должен переместиться сюда! Но для того нужны и согласие с греческими иерархами, и духовное просвещение, и великие идеи, оформляющие претензию на этот переход главенства. Церковная реформа Никона совершалась во многом как путь к сближению с греческими церквями. Просвещением пытались заниматься, но задача пока не решена[205]. А соответственная «великая идея», или, вернее, целая интеллектуальная программа, получила выражение в камне. Новый Иерусалим под Москвой — символический перенос духовного центра православия на новое место. Никон словно извещал весь Православный Восток: благодать отошла от древних городов и ныне почиет на землях московских!