— Да нешто не понимаю. Наслышан. — Он замялся и опять тяжко вздохнул.

— Что?

— Ну навродя мы договорились? Я делаю за эти деньги не меньше двойной нормы по первому сорту — вы меня отпускаете с чистым документом. Нет больше за мной долга. А если еще желаете прикупить продуктов, так завсегда к вашим услугам. Месяц кончится, а кушать хочется всегда.

— А ты серьезный купец, — восхитился Ян. — Еще ничего не сделал, а условия ставишь. Считай, договорились. Запомни, ты слово дал, и я тоже. Крест целовать необязательно. Не клянись именем Божьим по пустякам. Пока соблюдаем обещания — всем хорошо. А нет — пожалеешь, что на свет родился. Да? — крикнул он на стук в дверь.

— Ян Рышардович, — сказал появившийся телеграфист. — Пришло вот.

— Итить, как интересно живем, — прочитав телеграмму, «обрадовался» Ян. — Когда поезд приходит?

— Через два часа. Только это… Там народ уже кричит.

— А вам обязательно всем сразу рассказать. Когда-нибудь, — мечтательно сказал, — я стану главным начальником железных дорог и прикажу всем телеграфистам при приеме на работу отрезать языки. Для того чтобы ключом стучать, говорить не требуется.

— Там Варенко как раз зашел.

Да, этому рта не зашьешь. Варенко был здешний начальник профсоюза и по совместительству руководил полсотней железнодорожников, принимающих участие в совместных облавах и проверках. Вернее, сначала он пришел в комендатуру сам и привел десяток приятелей, и погнать их было глупо — людей постоянно не хватало. Да и знающие все на станции от и до пригодились. А потом как-то само собой угодил в профсоюзные лидеры. Общественные дела дело такое. Ты только начни, а работу тебе всегда найдут. Все хотят хорошо жить, и никто не желает для этого пальцем о палец ударить. Есть такой доброволец — давайте навалим на него работу дополнительную. Сами домой пойдем, а он пусть вертится. Всем был хорош новый начальник. И честный, и молодой, и энергичный, и за своих болеет и старается сделать все возможное. Только язык придержать не пытался. Вся станция должна быть в курсе происходящего.

— Ну пойдем, — сказал недовольно Ян, вставая и застегивая ремень с кобурой. — Опять нормально пожрать не успею. А ты, — уже Мяги, — за дверью сядь и подожди.

В длинном коридоре второго этажа для посетителей специально поставили стулья. Правда, желающих с ним лично пообщаться очень быстро стало немного. Ян отучил лезть к нему по пустякам. Назойливых запросто могли мобилизовать на общественные работы, а по поводу посадки на поезда имелись специальные дежурные. Он в кабинете не только работал, но и спал и ел (когда время было), и бесконечные просители были совершенно лишними. Одно дело, когда сам вызывал, и совсем другое без спроса. Висит на дверях табличка «Прием с 8 до 11 часов» — вполне достаточно. Сунувшийся в неурочное время серьезно рисковал схлопотать в лицо прилетевшим сапогом.

С громким пыхтением эшелон прополз мимо стрелки в тупик. Ритмичный стук колес затих, и паровоз, с шипением выпустив пар, замер.

Ян скомкал газету и сунул в карман. Больше всего удивляла дата в заголовке. Не по мусульманскому календарю, а вполне общеевропейская. Они еще и на календарь нацелились? Вот уж не ко времени. Будто специально провоцируют недовольство мулл. Сорок два муфтия собрались и дружно осудили столь мешающее жить правоверному дело. Тут же собралось полсотни других не менее авторитетных и вынесли прямо противоположное решение. Какая разница, если хозяйственная жизнь все равно по всем учреждениям, включая налоговое, давно таким образом работает. А на религиозные праздники никто не покушается. Может, таким образом нелояльных проверяют? Тоже метод. Вякнул — а тебя за шиворот и в тюрягу. Или в овраг.

Не чтение, а бальзам на сердце. Что ни день, то новость. Первое заседание Государственной Думы. Половина депутатов военные, однако присутствовали чиновники, помещики, духовенство, юристы и даже журналисты. Полный набор заинтересованных лиц, включая инородцев и иноверцев. С крестьянами, правда, туго. Да, по его мнению, и правильно. Каждый должен заниматься своим делом. Журналистам там точно не место, а остальные хоть что-то должны понимать в обсуждении. От мужика вряд ли толк получишь.

Не успели собраться — бухнули двумя постановлениями одно другого чище. Для начала провозгласили Республику с президентом во главе и тайным голосованием избрали на пост Салимова. Любопытно, как они там в своем генеральском триумвирате договорились. Поживем — посмотрим. Пока что у правительства появилось четкое лицо. Не абстрактная военная власть, а очень конкретная личность. Есть теперь с кого спрашивать и кого проклинать.

Второе тоже было очень интересно. Принят закон об отмене шариатского судопроизводства, передаче вакуфного[22] имущества в специальное министерство. А там ой-ой сколько! Хороший источник дохода для новой власти.

Теперь муфтии переходили на службу государства и получали жалованье от него, а значит, впрямую ставились в зависимость. Попутно все научные и учебные заведения передавались в ведение министерства просвещения, и создавалась единая система национального образования.

Между прочим, все немусульманские учебные заведения, содержащиеся на частные деньги, тоже передавались в общее управление. Та еще морока, но чисто внешне справедливо. Одинаково для всех. Надо потом внимательно прочитать, да и не последний это указ. Заседания Думы продолжаются.

Хм. Языком государства официально провозглашен русский, и делопроизводство на нем. А вот про государственную религию — молчок. В обсуждаемой Конституции об этом упоминание отсутствует.

Машинист сделал приветственный жест — за два месяца коменданта все здешние хорошо узнали — и вместе с кочегаром поспешно спустился по лесенке, норовя смыться за спины оцепления. Чем подобные встречи пахнут, многие уже в курсе. На прошлой неделе вздумавшие буянить саратовские стрелки потом два десятка застреленных хоронили.

Из открытых теплушек с недоумением выглядывали лица. Обычно останавливались прямо у станции — сейчас народ пошел ученый. Прямо на вокзале устраивали импровизированную распродажу-базар. В городах — побольше, на мелких остановках — поменьше, но к приходу очередного эшелона уже готовились заранее. Пассажирам охота выпить и поесть, а кое у кого имеются и вещи на продажу. Солдаты тащили трофейное добро, но не стеснялись и с себя снять.

Здешняя встреча на дружелюбную не слишком походила. Прямо напротив вагонов стояли три станковых пулемета «максим», закупленных еще до войны (лучше уж обычный М-9, но спасибо и за имеющееся). Пришлось выдирать с руганью из учебных запасов училища. Арсеналы давно вычистили, и все ушло на фронт, включая старье. В первый год большие проблемы были и в связи с отступлением, и в связи с малым выпуском оружия заводами, еще не успевшими наладить производства. Теперь демобилизованные сдавали оружие на месте, в части, и до дальних краев довезти еще не успели. Официально. Ворованное ходило по рукам часто.

Вдоль перрона вытянулась жидкая цепочка вооруженных людей. Почти сотня шестнадцатилетних юнкеров, десяток полицейских и несколько железнодорожников из числа наиболее надежных. Как военная сила не слишком страшно против сотен солдат, но если начнут садить по эшелону залпами, трупов будет множество. Кому охота нарываться. Люди следуют домой, и лишние проблемы им тоже ни к чему. Процедура была достаточно обкатана, но до сих пор конкретно никого не ловили. Оружие отбирали — это да. И не всякий раз проходило гладко.

Ян мысленно перекрестился и поднял мегафон.

— Я — военный комендант станции младший лейтенант Тульчинский, — сообщил он находящимся в поезде. — Кто еще умудрился не услышать, в стране введено военное положение. Происходит плановая проверка на предмет наличия незаконного оружия. Добровольно сдавшие или не имеющие следуют дальше. С остальными поступают согласно закону. — Он сделал внушительную паузу и продолжил: — Расстреливают. При оказании сопротивления разбираться не стану, просто открою огонь. Хорошо подумайте, имеет ли смысл получить пулю, уцелев на фронте, за недоумка. — Опять пауза. — Выходить по команде с вещами. Пе-э-эрвый вагон! Время пошло.