— Зачем тебе? — удивились конюхи. — Нешто татарин ты, бунчук сделать хочешь?

— Для дела потребно.

Волосы он получил. В лекарне Иван их промыл как следует, а потом Никита порезал их на куски длиной в локоть и оставил в кувшине с самогоном для стерилизации. А после работы он отправился к ювелирам и заказал несколько тонюсеньких кривых иголок.

Ювелиры заказу подивились. Обычно заказывали украшения, а тут — иглы. Чудит покупатель, однако деньги платит. Чего не сделать тогда? Изготовили, как Никита просил.

Раньше Никита волосом не шил, как и пластикой не занимался. В больнице шьют шёлком, кетгутом, хромированным кетгутом — даже тонкой проволокой.

Для начала он решил попробовать новый для себя шовный материал на коже в менее ответственных местах. Нескольким пациентам ушил порезы, наблюдал — красиво ли, ладно ли получилось. Результат превзошёл все ожидания: рубчик тоненький, а следов от иглы и вовсе не видно. Пожалуй, можно приступать к главному — лицу Любавы. И делать не весь объём сразу, а по маленькому кусочку. Долго, кропотливо, зато надёжно.

Тут бы уже и в дом въезжать — ремонт почти закончен, но внешность Любавы для него важнее. Да и новоселье после ремонта предстоит справлять, а он Елагину обещал со своей женой познакомить. Так уж лучше, чтобы она была с подправленным лицом.

Любава же, видя результат первой операции, не раздумывала — фактически она поселилась в лекарне.

И Никита приступил к кропотливой работе. Ещё до операции он целый месяц налегал на чернику и морковь для остроты зрения — при мелкой работе глаза устают в первую очередь. Теперь раз в неделю он срезал с лица Любавы по небольшому кусочку кожи с рубцами и на это место подсаживал здоровую кожу — то со спины, то с живота. При этом лицо Любавы почти всё время было забинтовано, и через месяц она взмолилась:

— Мазями пропахла — сил нет. В баню хочу.

— Уговорила, сделаем перерыв на месяц.

Никита успел заменить ей кожу на скуле и щеке — оставались лоб и шея. Но волосы на голове Любавы уже отросли, прикрывая рубцы на лбу, и сейчас бросались в глаза только рубцы на шее. Но, по крайней мере, на Любаву смотрели нормально. Сочувствовали, но не отшатывались в ужасе и отвращении.

Любава пропадала на доме. Ремонт наконец-то был завершён, артель ушла. Перед уходом каждому холопу Никита выдал по алтыну как премию.

— Премного благодарны! — поклонились ему мастера.

Однако дом стоял пустой, без мебели. Лавок, в которых торговали бы мебелью, не было, всё надо было заказывать. Никита нашёл толкового краснодеревщика — были в Москве такие мастера, делавшие мебель из морёного дуба, заморского палисандра, черного африканского дерева или тика. Купцы на заказ могли привезти любой товар из Европы, Азии — в том же Египте торговали африканскими товарами: деревом, слоновой костью, шкурами львов.

Вместо обычных в доме лавок Никита заказал стулья и кресла. А почему нет, если деньги позволяют? В мягком кресле сидеть удобнее, чем на жёсткой лавке без спинки.

Мастера делали на совесть, как сейчас говорят — на века. Мебель получалась красивой, но уж очень тяжёлой: то же кресло затаскивали в дом два крепких мужика, а шкаф — так и вовсе четверо. Но и пользовалось потом мебелью несколько поколений, поскольку тот же шкаф был из цельного дерева, а не из прессованных опилок, и руки у мастера из правильного места росли. Честью, добрым именем мастера гордились, халтуру не делали.

Единственно — сам процесс длился очень долго. Пока материал доставят, пока сделают, отшлифуют, затем резьбу затейливую нанесут и снова отполируют — да всё руками…

Ох и знатная мебель получилась!

Когда обставили всё, Никита и сам был приятно удивлён. Дом стал лучше прежнего, краше и удобнее. Дошло дело до посуды и мягкой утвари — тут уж Любава выбирала, она хозяйка. Никита же сделал одно приобретение, но дорогое: он купил по случаю стеклянный набор — графин и стаканы, всё изящной венецианской работы. В то время стеклянные изделия на Руси были редки и стоили дорого. Вот теперь и новоселье справлять можно.

По совету Никиты Любава наняла кухарку, переманив её из известного трактира. Никита и садовника нанял — он уже мог себе это позволить. Дворы — даже в богатых княжеских или боярских домах — были сугубо практичными. Сараи, конюшня, баня — вот и все постройки, — не считая самого дома. Конечно, в богатых домах дворы дубовыми плашками выложены, чтобы сапоги господские не пачкались, да возки колёсами не вязли. Но до красоты дело не доходило. Вот шубу богатую купить — это да, всем достаток владельца виден. А кустарник посадить вроде роз или цветы — так это у единиц.

Никита же баню и дровяной сарай на заднем дворе поставил, скрыв их от посторонних глаз. А на переднем дворе садовник кусты розовые посадил, деревца — да все плодовые. Летом куда как приятно: тень, воздух чистый.

После посадки кустики выглядели куце, невзрачно — как и саженцы яблонь да груш. Но Никита знал — на следующий год они будут радовать глаз. Ещё он планировал дорожки камнем замостить, но пока ни времени, ни денег не хватало.

Новоселье он сделал, как и обещал. Два стола пришлось ставить, поскольку князю невместно с простолюдинами за одним столом сидеть — всё-таки дворянин.

Гостей было немного — Иван с сестрой Натальей да травник Кандыба. Князь Елагин с сопровождающим его молодым боярином подъехали на возке уже последними. На облучке возка кучером сидел уже знакомый Никите холоп.

Никита встретил князя во дворе вместе с женой, которая, как и положено, поднесла гостю корец сбитня. Традиция сия была стародавней, и её свято придерживались.

Князь выпил, крякнул, усы обтёр и облобызал хозяйку.

Любава вспыхнула от смущения, пустой корец из рук княжеских приняла и убежала в дом.

Князь же не торопился, двор оглядел.

— Скажи, Никита, ты зачем эти веники посадил?

В своё время Никита говорил князю, что в заморских странах бывал — иначе как объяснить, где он медицине выучился? И сейчас князь в чахлых пока розовых кустах увидел какую-то каверзу.

— Кусты роз это, Семён Афанасьевич, в чужих землях так принято. Это саженцы молодые. На следующий год расцветут — красиво будет. А запах! Войдёшь во двор — благоухание дивное! Яблоки же да груши тень дают, летом воздух освежают. Чем не райские кущи?

Князь на боярина молодого обернулся:

— Ты запоминай!

Никита понял, что князь решил сделать у себя во дворе то же самое. Затраты небольшие, а всё лучше, чем у людей. Не ровен час, сам государь или другое высокое лицо пожалует — будет чем удивить.

Под локоток Никита проводил князя в дом. Елагин был не стар, и в поддержке не нуждался, но это было одним из проявлений уважения гостю, почёта. И ему приятно, и другие видят — не простолюдин идёт.

Никита и кафтан княжий помог снять, уважение к благородному происхождению выказав. Князя за один стол, что по правую руку от хозяина стоял, с боярином молодым усадил.

По праву старшего князь первым слово доброе сказал — о Никите, о супружнице его, о доме, в котором дети появиться должны. Долго говорил, витиевато, похвально. А потом, как и положено, подарок на новоселье преподнёс — его боярин под локтем держал. Знатный подарок: часы настольные, заморские, с боем. Не во всяком доме такие были — даже у бояр. Расстарался князь!

Никита подарку истинное удовольствие выказал: языком прищёлкнул, в руках повертел, поставил бережно. Оценил!

Выпили, и Никита князя по-русски троекратно расцеловал. Поистине — царский подарок, за стоимость этих часов деревню большую купить можно. Но Никита понимал, что часы — не столько подарок на новоселье, сколько благодарность князя за гадание. Ведь на Матвеева, боярина худородного, Елагин вовремя внимание обратил. А если бы не Никита, то кто его знает, как оно сложилось бы. Да и в душе князь надеялся, что Никита не раз ещё важную и тайную услугу ему окажет. Так что часы ещё и авансом были. Хитёр и мудр князь был!

После первого тоста и выпивки гости расслабились и набросились на закуски. Тут уж Любава с кухаркой расстарались! Каких только яств не было на столе — от чёрной икры до жареных кур и расстегаев.