Но откуда взялась здесь сера? Ферсман составил себе об этом исчерпывающее представление. Впервые он выступил с изложением своих взглядов на этот предмет в своем докладе о научных итогах экспедиции.

За восемь дней экспедиция должна была достигнуть Геок-тепе.

Синие вершины Копет-Дага все отчетливее выступали из-за песков.

Путников уже больше не страшила соленость воды встречных колодцев. Они привыкли к ночным морозам.

Но на третий день обратного пути с запада налетели черные тучи.

«Нам стало понятно, — записывал Ферсман, когда уже можно было поднять голову без того, чтобы всепроникающая пыль не забивала глаза, нос, не сушила горло, — что слово «кара» обозначало ту неприязнь, то зло, которое приносит пустыня дерзкому человеку, осмелившемуся нарушить ее покой»[53].

Дождь успокоил песчаную бурю, но блестящая ровная поверхность такыров сделалась влажной и скользкой. Лошади не решались ступать на глинистую почву; их приходилось медленно вести под уздцы. По мокрой глине скользили мягкие подошвы верблюдов. Верблюды падали и с трудом поднимались.

Холодные ветреные дни измучили караван. Последние километры путники шли молча, нетерпеливо поглядывая вдаль, с радостью встречая первые постоянные аулы и первые арыки.

Около старой крепостной стены Геок-тепе Ферсман и Щербаков разобрали свои драгоценные грузы — десятки пудов яркожелтой серы и глыбы пустынных гипсов. Они проделывали это, находясь в центре огромной толпы туркмен, живо обсуждавших все подробности путешествия. Переводчик с улыбкой передавал геологам рассказы участников экспедиции туркмен о приключениях, пережитых экспедицией. Они оказывались настолько фееричными, что Ферсман и Щербаков их не узнавали. В них уже участвовали гигантские змеи, дикие кошки, разорванные орлом, неведомые разбойники, страшные моря, бушующие на месте песков, и гигантские — до самого неба — сплошные горы золотистой серы.

В Ашхабаде Ферсман докладывал туркменскому правительству впечатления экспедиции.

Он рассказывал о холмах Кырк-Джульба, расположенных в центре «Злых песков» (он настаивал именно на этом переводе названия Кара-Кумы), Они содержат сорок-пятьдесят, а то и целых восемьдесят процентов серы. Залежи серы зарождались здесь в отдельных озерах, солончаках, лиманах отступавших морей Сармата, среди нанесенных и развеиваемых песков морского берега и мощных разливов Аму-Дарьи. В больших солончаках и соляных озерах накапливались соли хлористые и сернокислые. Более влажные периоды сменялись более сухими, затем снова пустыню заливали дожди. Озера то возникали, то пропадали, заносились илом и песком. В одних отлагались гипсы, в других образовывалась черная грязь, подобно целебной грязи Сакского озера в Крыму, в третьих осаждались соли. По берегам накапливались остатки камыша, превращаясь в сапропели. Местами сернокислые соли восстанавливались, образуя сероводород, и улетучивались в воздух, местами шло их окисление. Частицы серы покрывали берега озер, подобно той сере, которая еще сейчас образуется в некоторых заливах Атлантического океана, на берегах Западной Африки. Сера заносилась песком и снова отлагалась в озерах. Эти процессы шли под воздействием специальных видов бактерий. Потом все оказалось погребенным под сплошным покровом песков.

Но вот снова началась разрушительная деятельность ветра. Вдоль унгузской оси стали освобождаться от песков погребенные скопления осадков озер. Выдул ли их просто ветер или слабые молодые третичные движения подняли породы Унгузского плато? Сказать трудно. И несомненно, что мощные геологические причины обнажили в середине пустыни унгузские увалы, выдули длинные ямы шоров, разметали края плато, оставив нам остатки — отдельные вершинки, бугры. Где были скопления серы, там мощные кремневые и каолиновые покровы защитили холмы от быстрого разрушения и развеивания и сохранили серу в панцыре опаловой и глинистой коры.

«Море и солнце родили серу» — этим кратким афоризмом Ферсман заключил анализ геохимической истории месторождения.

Из прошлого рождалось будущее.

— Если любой из «Сорока холмов» разрезать пополам, — продолжал он, — вы увидите на песчаном фоне желтые пятна самой разнообразной величины. Иногда попадаются целые глыбы совершенно чистой серы, но в остальной массе пятнышки серы разбросаны в среде, которая есть не что иное, как песок, сцементированный серой. Серные холмы состоят из песка и серы. И вот нужно отделить одно от другого, причем вчерне это надо сделать на месте. Нет никакого смысла возить из пустыни серу вместе с песком: в среднем сорок процентов серы, шестьдесят процентов песка. Есть способ отделения серы от песка с помощью нагрева и последующего испарения серы. Можно варить руду в серной кислоте, можно смешивать ее со щелочью, чтобы потом опять-таки выпарить серу и эти пары собрать. Все эти способы пригодны, — добавлял академик, — для всякой серы, кроме каракумской. Все они требуют либо слишком много воды, либо угрожают загрязнением серы песком, либо требуют слишком много топлива. Но в Кара-Кумах как раз очень мало воды, очень мало топлива, но зато очень много песка. И все-таки главное есть — есть сера. А добывать мы ее научимся!

Ферсман поразился обилию вопросов, которые были ему заданы. Заседание продолжалось с небольшими перерывами восемь часов. На нем обсуждались не только вопросы добывания серы, но и жизнь пустыни, и быт «песчаных людей» — скотоводов, и состояние колодцев, и наличие воды, и правильность карт.

На заседании Совнаркома республики говорили о железнодорожном пути, который будет проложен по каменистой равнине Устюрта, о магистральных караванных дорогах, которые должны быть открыты к сердцу Кара-Кумов, о новой отрасли промышленности, которая возникнет на серных буграх, о новой системе колодцев, которая позволит задержать и использовать бурные воды весенних дождей…

Не без некоторого смущения Ферсман убедился в том, как малы были сведения, добытые экспедицией для обоснования планов грядущего освоения пустыни. «Конец экспедиции оказался только началом новых работ», — записал Ферсман в своем путевом дневнике натуралиста.

Достижения первого года работ были закреплены во время второй Кара-кумской экспедиции Ферсмана. Понадобилось предпринять не только более полное научное исследование Кара-Кумов и выяснить точное расположение колодцев и кратчайших путей, но и практически изучить серные месторождения. Тогда же было выбрано место для будущего серного завода.

А затем последовала и третья экспедиция, целью которой было дополнительное исследование геологии края и выяснение возможности наладить автомобильную связь с разработками серы.

19 марта 1929 года в коротенькой заметке ленинградская вечерняя «Красная газета» сообщила, что «сегодня в Туркестан выезжают академик А. Е. Ферсман и геолог Д. И. Щербаков. Цель поездки — организация новой экспедиции в пустыню Кара-Кумы… Академик Ферсман предпринимает путешествие на автомобиле через пустыню по маршруту Ашхабад — Серные бугры — Хива. Это путешествие покажет, насколько возможно автомобильное сообщение в пустыне».

К сожалению, нам не удастся сейчас последовать в пески за экспедиционными «многоножками» — многоосными экспериментальными вездеходами. Тот, кто захочет это сделать, обратится к увлекательной книжке самого А. Е. Ферсмана «Мои путешествия», к воспоминаниям Д. И. Щербакова, к остроумным запискам о третьей Кара-кумской экспедиции ее участника, корреспондента «Комсомольской правды» Михаила Розенфельда, а наиболее полное представление о пустыне и о преобразовании ее советскими людьми можно составить по поэтичной книге одного из участников этой заключительной ферсмановской экспедиции, геоморфолога Б. А. Федоровича «Лик пустыни», удостоенной Сталинской премии.

Первый караван Ферсмана и Щербакова заново открыл страну. Это было сигналом к началу наступления на пески. Наступления, преисполненного скромным трудовым героизмом, подобно тысячам других славных дел, творимых советскими людьми в осуществление первых пятилеток.