Артуро Перес-Реверте
Карта небесной сферы, или Тайный меридиан
Arturo Perez-Reverte
LA CARTA ESFERICA
Copyright © Arturo Perez-Reverte, 2000
© Малыхина Н., перевод на русский язык, 2012
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2012
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Морская карта – не просто навигационное пособие, необходимое для того, чтобы попасть из одной точки в другую; морская карта – это и гравюра, и страница истории, а иногда – и приключенческий роман.
Жак Дюпюэ. «Моряк»
Вглядимся в эту ночь. Она почти совершенна, Полярная звезда сияет на своем месте – на воображаемой прямой, проведенной через Мерак и Дубхе, бету и альфу Большой Медведицы, в точке, которую получаешь, пять раз отложив направо расстояние между ними. Полярная звезда будет пребывать здесь еще двадцать тысяч лет; увидев ее там, наверху, утешится каждый путник, ибо хорошо, что есть нечто неизменное, когда надо прокладывать курс и по морской карте, и по окутанному туманом ландшафту жизни. Если еще некоторое время посмотрим на звезды, мы легко обнаружим Орион, потом – Персея и Плеяды. Это совсем нетрудно, поскольку ночь очень ясная, на небе ни облачка, и даже ветра нет. Зюйд-вест улегся на закате, и гавань – как черное зеркало, в котором отражаются огни портовых кранов, освещенных замков, стоящих высоко над морем, и проблески – слева зеленый, справа красный – маяков Сан-Педро и Навидад.
А теперь подойдем поближе к тому человеку. Опираясь на парапет, он стоит неподвижно. Смотрит в небо, тьма которого к востоку заметно густеет, и думает, что утром снова задует левантинец и снова поднимется волна. При этом кажется, будто он как-то странно улыбается, и если предположить, что кто-нибудь сейчас видит его лицо, освещенное снизу огнями порта, он, несомненно, говорит себе: можно улыбаться и получше – не так горько, не так безнадежно. Но мы-то знаем, в чем причина. Знаем, что последние недели в море, в нескольких милях отсюда, ветер и волна играли жизнью этого человека. А теперь все это уже не имеет никакого значения.
Не будем упускать его из виду – ведь именно его историю мы начинаем рассказывать. Посмотрев вместе с ним на порт, мы различим огни корабля, который медленно отходит от причала. Из-за дальности расстояния, из-за доносящихся сюда звуков города мы с трудом различаем приглушенный шум судовых машин и плеск вспененной винтами воды, но догадываемся, что в эти минуты команда укладывает в бухты последние метры только что отданных швартовых. Глядя на корабль с высокой горы, этот человек чувствует две разные боли: одна – там, где солнечное сплетение, она сделана из той же горькой тоски, что гримаса, которая похожа – мы скоро убедимся, что всего лишь похожа, – на улыбку. Но есть и другая боль, определеннее и острее – она исходит справа: там мокрым холодом прилипла к боку рубашка, оттуда каплями по бедру, пропитывая ткань брюк, сочится кровь, выталкиваемая каждым сокращением сердца.
К счастью, думает он, сегодня мое сердце бьется очень медленно.
I. Лот № 307
Я избороздил в долгих плаваниях океаны и библиотеки.
Герман Мелвилл. «Моби Дик»[1] Мы могли бы назвать его Измаилом, однако на самом деле его звали Кой. Я узнал его в предпоследнем акте этой истории, когда он уже вот-вот должен был потерпеть кораблекрушение и плыть по волнам, подобно многим другим, на гробу, превращенном в спасательный буй, а китобойное судно по имени «Рахиль» тем временем ищет своих детей и не может утешиться, ибо нет их. Кой уже некоторое время лежал в дрейфе, когда решил заглянуть на аукцион «Клеймор», просто чтобы убить время. В кармане у него было совсем немного денег, а в номере пансиона неподалеку от Рамблас – несколько книг, секстант и диплом первого помощника, на который Главное управление торгового флота наложило запрет сроком на два года, и случилось это четыре месяца назад, после того, как сухогруз «Исла Негра» водоизмещением сорок тысяч тонн сел на мель в Индийском океане в 4 часа 20 минут, то есть когда вахту нес Кой.
Кою нравились аукционы, на которых продавались вещи, связанные с морем, хоть он и не мог участвовать в торгах. Но «Клеймор», расположенный во втором этаже здания на Консел-де-Сент, притягивал его и тем, что там работал кондиционер, а после аукциона обносили шампанским, и клиентов обихаживала длинноногая девушка с приятной улыбкой. Что же до выставленных на аукцион предметов – он любил рассматривать их, представлять себе их судьбу, воображать, какие пришлось им перенести штормы до того, как они оказались выброшенными на этот последний берег. Засунув руки в карманы тужурки из темно-синего сукна, он весь аукцион внимательно следил, кто купит те предметы, которые особенно пришлись ему по душе. И часто бывал разочарован: например, великолепный водолазный скафандр с вмятинами и славными шрамами – он вызывал мысли о затонувших судах, подводных отмелях, о фильмах Жана Негулеско с гигантскими кальмарами и Софи Лорен, выходящей из воды в облепившей ее скульптурные формы рубашке, – покупал какой-нибудь антиквар, совершенно бестрепетно поднявший картонку с номером. А морской компас фирмы «Браун-энд-сан», старинный, в сохранившемся корпусе и прекрасно работающий, за который Кой душу бы продал, когда учился в мореходке, ушел за предлагаемую цену какому-то типу, явно не имеющему ни малейшего понятия о море; наверняка он выставит компас в витрине своего роскошного спортивного магазина, где его купят за сумму в десять раз большую.
На сей раз аукционист пристукнул молотком лот номер 306 – некогда принадлежавший Итальянскому королевскому флоту хронометр «Улисс Нардин», который тоже ушел по первоначальной цене, – и заглянул в свои записи, придерживая очки указательным пальцем. Манеры у него были мягкие, вкрадчивые, хотя галстук, повязанный под воротничком рубашки цвета само, казался все-таки вызывающим. Между лотами аукционист мелкими глотками отхлебывал воду из стакана.
– Следующий лот – «Морской атлас побережья Испании» Уррутии Сальседо. Номер триста семь.
Это объявление он сопроводил почти незаметной улыбкой, которая – Кой понял это, наблюдая за аукционистом, – приберегалась для тех лотов, чью ценность он хотел подчеркнуть.
– Жемчужина картографии XVIII века, – добавил он после соответствующей паузы, особо выделив «жемчужину», точно по-настоящему страдал, расставаясь с нею. Помощник, молодой парень в синем халате, немного приподнял том ин-фолио, чтобы его увидели в зале, и Кой грустно поглядел на атлас. В каталоге «Клеймора» сообщалось, что купить его не так-то просто, потому что бо льшая часть экземпляров находится в музеях и библиотеках. Этот экземпляр прекрасно сохранился; скорее всего, в море бывать ему не приходилось, иначе влажность, карандашные отметки и работа с картами обязательно оставили бы свои неустранимые следы.
Аукционист объявил начальную цену – таких денег Кою хватило бы прожить полгода, почти ни в чем себе не отказывая. В первом ряду широкоплечий мужчина с большим лбом и длинными седыми волосами, собранными в хвостик, – мобильный телефон этого человека звонил уже трижды, к возмущению публики, – поднял картонку с номером 11; взметнулись и другие картонки, и аукционист, высоко держа свой деревянный молоточек, внимательно следил за предложениями и подчеркнуто вежливо повторял их вслух, умело провоцируя дальнейший подъем цены. Заявленная цена увеличилась вдвое, и большинство желавших приобрести атлас сошли с дистанции. Борьбу вели только четверо: крепкий мужчина с седым хвостиком, худой бородач, женщина – Кой видел только половину ее светловолосой головы и руку с картонкой – и прекрасно одетый лысый господин. Когда женщина удвоила предложенную цену, тип с хвостиком рассерженно повернулся к ней, и Кой заметил его зеленоватые глаза, агрессивный профиль, большой нос и высокомерный подбородок. На пальцах, державших картонку с номером, сияло несколько золотых колец. Такой человек вряд ли стерпит, чтобы у него перебивали понравившуюся вещь. Он резко повернулся направо, к молодой, сильно накрашенной брюнетке, которая прежде отвечала тихим шепотом на звонки: вот ей-то теперь и пришлось испытать на себе все последствия плохого настроения босса – он вполголоса что-то раздраженно выговаривал ей.