Обычное дело в среде кочевников, кстати.

На этот раз я взял его в захват и перекинул через себя, прижал коленом за очень удачно подвернувшееся, весьма чувствительное место. И снова — парень сначала попытался дёрнуться, негромко взвыл и притих.

— Сдаюсь, сдаюсь…

— Тогда вставай. Помочь?

— Сам… Слушай — а давай ещё разок?

— Хорошо.

— Только я… это… Дух переведу. Согласен?

— Конечно.

— Эй, принесите мне полный рог!.. Ты б тоже жажду утолил. Угостишься?

— Нет, благодарю. Предпочту своего. Эй! — окликнул я оруженосца. — Кваса мне! Холодный есть?

— Только холодный, милорд.

— А твои люди тебя любят, — одобрительно заметил Бейдар, показывая кубком на столпившихся в отдалении оруженосцев. Они невозмутимо стояли, держа на весу мои одежду, оружие, детали доспеха, которыми можно красоваться, не экипируясь полностью, а также шитое серебром и золотом знамя. Какую уж там особую приязнь ко мне лично он увидел в их отменной выправке и должном порядке выполнения обязанностей…

А впрочем, мне только на руку, если они будут так думать. Пусть думают.

— Что ж им меня — презирать, что ли?

Посмеялись. Кочевник допил из рога и слегка побагровел. Похоже, у него там алкоголь. Вот это он зря, а мне оно очень и очень выгодно. И особого труда не потребует, и приёмчики по ходу дела повспоминаю.

— Продолжим?

— Давай. Готов?

Он кинулся вперёд, как разъярённый бычара, явно с намерением просто и безыскусно сшибить меня с ног, подмять под себя. Да пожалуйста, в общем. Споткнувшись (пришлось над этим поработать), парень полетел на парусину, и, похоже, очень крепко об неё стукнулся. Я не стал его прижимать. Слишком рано заканчивать этот этап поединка, надо ещё хоть пару раз друг дружку опрокинуть, иначе на что же будут глазеть наши солдаты? Когда успеют поболеть за своего лидера?

Ребята здорово разошлись. По краям парусины отряды имперцев и чужаков смешались, и я видел, как пёстро одетый, волосатый кочевник подталкивал локтем одного из моих пехотных офицеров, а тот ржал в ответ. Ещё немножко, и им трудно будет, если возникнет такая необходимость, вернуться к боевому настроению, повернуть оружие друг против друга. Вообще подобное братание может быть опасным, но не в нашем случае. Я, пожалуй, даже рад, чтоб события пошли именно по такому пути.

Мне чудилось, что где-то тут начинает наклёвываться разгадка этой сложнейшей головоломки взаимоотношений с совершенно чуждой культурой, а вернее — её представителями. Однажды мне это уже удалось. Однако теперь-то наверняка будет сложнее, да и мне уже не двадцать. Я уже не так гибок разумом, как в начале своей имперской карьеры. И я с ними воюю.

Бейдар, похоже, как раз собирался показать на мне свой коронный приём. Он молодец, тут приходится отдать ему должное. Но если имеешь дело с противником, который владеет слишком уж экзотическими приёмами боя, то уследить за всем просто немыслимо. Ты ведь не знаешь, на что именно надо смотреть! Рано или поздно дашь слабину, и тебя на чём-нибудь подловят. Вот как я подловил его прямо на пике стараний, подсёк опорную ногу, кинул через себя и прижал, да не как-нибудь, а почти что локтем в надключичную ямку. Если сюда ударить, то карьера противника благополучно и стремительно заканчивается. Причём, кстати говоря, совершенно безболезненно.

— Пусти! — беззвучно прохрипел кочевник, должно быть, чувствуя, как опасно онемело его тело. Он цел и совершенно не пострадал, но приходить в себя будет с полминуты. Или больше.

— Ладно. Я победил! Так ведь?

— Так, так.

— Тогда вставай.

Чужак поднялся с трудом — подозреваю, не потому, что больно или тело плохо повинуется, а потому, что проигрывать всегда обидно.

— А ты здоров, — криво усмехнулся Бейдар, сумев совладать с обидой. — Как этот приём у вас называется?

— Последний-то? Да я уже не помню.

— А борьба как именуется?

— Самооборона без оружия.

— И всё? Так просто?

— Чего ж усложнять.

— И верно. Отличная получилась схватка. А ты что скажешь, Отай?

— Славно померились силой, — улыбнулся парень, с которым мне предстоит разбираться завтра. — Но я, если ты согласен, предпочту завтра на мечах. Без изысков.

— На мечах так на мечах. Мне всё равно. Ребята, сворачивайте парусину, завтра будет не нужна!

Имей я дело с представителями знакомого мне народа, решил бы, что мы разошлись совершенными друзьями, но в нашем случае не стоило торопиться с выводами, никак не стоило. Солдаты возвращались на позиции нехотя, что наши, что чужие. Атмосфера слишком рано окончившегося праздника явно не давала им покоя. Если бы в руках мелькнули баклажки с горячительным, иллюзия получилась бы полной.

Зато меня начало угнетать ощущение абсурдности происходящего. Вот люди, которые убивают моих солдат, порушили к чёртовой матери весь мой привычный уклад жизни, раскурочили мой мир, готовы отобрать мои земли, а пока навели тут дикий шум и устроили жуткий дестрой… Но я не могу их ненавидеть, потому что — вот же, видно! — они вполне нормальные, даже приятные люди, с которыми, наверное, классно было бы вместе пить, мериться силой, ржать над шутками и балагурить.

И они, что очень заметно, тоже не испытывают ненависти к нам. Отсутствует в их восприятии и брезгливо-усталое: «Ну, что поделаешь — так надо», соображение, способное даже нормального человека примирить со зверствами в отношении людей, которые не вызывают отторжения или негодования, имеющего вескую причину. Они смотрят на нас, как могли бы смотреть радушные гостеприимные хозяева на приглашённых гостей. И в свете тотальной войны это едва ли объяснимо — особенно с каланчи моего нынешнего опыта. Может, потом я начну понимать ситуацию лучше.

Совета мне не у кого спросить — увы!

— Ты хочешь смотреть и завтрашний поединок? — полюбопытствовал я у жены.

Она смутилась так красочно, словно я выдернул её из-под любовника.

— Прости, понимаю, мне не следовало…

— Если бы считал, что не следовало, сказал бы об этом своим офицерам. И они б тебя увели. Я ещё тогда говорил тебе — не имею ничего против. Так будешь завтра смотреть? Учти — бой будет на оружии.

— Вот этого я боюсь. Так что, наверное, не стану. Хорошо, что сегодня вы дрались врукопашную. Я совсем не волновалась, и так приятно было посмотреть, как здорово ты его опрокидывал. — Моресна смущённо улыбалась.

— Ты зря считаешь, что рукопашный бой безопасен. В принципе, довольно простое дело — убивать ударом кулака. Была бы сноровка… Ну ладно, ладно, я не хотел тебя пугать. Меня убить довольно сложно, поверь. Так что — будешь завтра смотреть?

— Лучше я посижу в своих покоях и буду вести себя благопристойно. Как и подобает женщине в летах.

— Тоже мне, женщина в летах. У тебя ещё вся жизнь впереди! Если передумаешь — ты знаешь, к кому обратиться… Как себя чувствуешь? Хорошо? Раз так, то жди меня сегодня ночью. Я по тебе изголодался.

— Может, ты бы поберёг силы перед завтрашним поединком…

— Дурочка. Меня с избытком хватит и на семью, и на наших бесцеремонных гостей!

Я чувствовал себя очень уверенно, но считал, что имею к тому все основания. Едва ли мой завтрашний противник дерётся намного лучше, чем Акыль. Мне так не показалось, хотя я поглядывал на него и пытался оценить его уровень по тому, как он двигается. Парень сильно моложе меня, и вряд ли прячет в рукаве опасные сюрпризы. Хотя, конечно, расслабляться пока преждевременно.

Даже и не собирался.

Отай оказался интересным противником, не лишённым творческой жилки и воображения. Двигался он очень мягко, этого едва ли стоило ожидать от закостеневшего в седле кочевника. Они обычно научаются ездить раньше, чем ходить, что обязательно накладывает отпечаток на все повадки и все ухватки. Но этот, похоже, родился уже с мечом в руке. И если б достижения человеческого гения не оказывались порой совершеннее и блистательнее, чем дары природы, мне не светило б в этом поединке ничего хорошего. Но Одеи в своё время осенили меня своим гением, и спасибо им. Кстати, подходит годовщина моего знакомства с ними, надо не забыть отправить им обычный подарок.