— Нет, я сяду позади, — сказала она, отстранившись. Грир, Келлерман, Лэндис и доктор Беркли с трудом втиснулись на переднее сидение. Грир сел за руль. Доктору пришлось разместиться на коленях Лэндиса. Министр юстиции также сел в кузов, напротив невестки. Рядом с ней примостился Макхью. Не дожидаясь, пока уберут подъемник и подкатят трап для нового президента, машина с телом убитого президента тронулась с места и покатила в госпиталь.
Роберт Кеннеди отодвинул пластмассовую перегородку, отделявшую его от водителя, и спросил:
— Рой, тебе известно, что они задержали какого-то парня в Далласе?
Рой ничего еще не знал. В течение двух часов Ли Харви Освальд находился в центре внимания всей страны, однако на «Ангеле» о нем знали только те, кто смотрел телевизионные передачи в салоне. Затем завязался беспорядочный разговор о возможной судьбе помощников Кеннеди, о задержке с отлетом из Лав Филда, о роли в этом Макхью и о том, как объяснял эту задержку новый президент.
— Он сказал, Бобби, что говорил об этом с тобой, — пояснила шурину Джекки, — и что ты сказал ему, что он должен принести присягу там же, в Далласе.
Министр юстиции был ошеломлен. Он ответил, что, по-видимому, произошло недоразумение. Он вовсе не предлагал ничего подобного.
Склонившись над гробом, Жаклин прошептала:
— О, Бобби, я никак не могу поверить, что Джека больше нет.
И затем, вперив невидящий взор в серую занавеску над его плечом, она стала рассказывать ему о том, как двигался президентский кортеж по удинам Далласа, об убийстве в безоблачный солнечный день н о том, что происходило потом. Целых двадцать минут длилось это повествование, и он ни разу не прервал ее. Позже он так отозвался об этой беседе:
— Было видно, что ей просто необходимо было рассказать мне об этом; хотел я того или нет, а я просто не думал тогда, хочу ли я это слышать или нет. И она рассказала мне все.
Машина мчалась уже по улицам Вашингтона, и министр юстиции внезапно увидел, как из-за осеннего кружева кленов и дубов, посаженных еще при президентах Гровере Кливленде и Теодоре Рузвельте, показался белоснежный Южный портал Белого дома. В течение 1036 дней здесь был дом президента Джона Ф. Кеннеди. Этот день был последним.
Миновав Белый дом и парк, Грир был вынужден резко взять в сторону, чтобы объехать высокий узкий грузовик зеленого цвета, стоявший около открытого люка. Группа рабочих старательно опускала в него металлический кабель. Телевидение уже готовилось транслировать церемонию похорон. Телефонной компании «Чезапик и Потомак» пришлось проложить не менее шести миль временною телевизионного кабеля.
Внешне Беркли не придавал особого значения своему воинскому званию. Но от этого он не переставал быть контр-адмиралом, находящимся на действительной службе, и придирчиво следил за строгим соблюдением протокола.
— Президент Соединенных Штатов всегда въезжает только через главные ворота, — решительно сказал он Гриру, когда они подъезжали к зданию госпиталя.
На этот раз приезд президента не сопровождался вспышками красных фар полицейских машин и натужным воем сирен. Люди, близкие к президенту, хорошо впали его презрительное отношение ко всей этой шумихе.
Машину с гробом сопровождал лишь эскорт мотоциклистов. Грир прибавил скорость, полицейские с ревом рванулись вперед на своих мотоциклах, и карета «скорой помощи» в сопровождении неотступно следующей за ней вереницы «Меркуриев» подлетела к подъезду главного военно-морского госпиталя Бетесда. Капитан первого ранга открыл дверцу машины.
При входе на синем, шитым золотом ковре с изображением якоря стояли в ожидании капитан, начальник госпиталя контр-адмирал Кальвин Галлоуей и капеллан. Министр юстиции и капитан помогли Жаклин Кеннеди выйти из машины. Годфри Макхью остался с гробом. Он решил до конца нести свою траурную вахту у тела убитого президента.
Ровно через четыре минуты после того, как карета «скорой помощи» покинула аэродром Эндрюс, нелепый подъемник откатили от самолета, и президент Джонсон наконец-то сошел по трапу с самолета. Первым приветствовал его министр обороны Макнамара. Обращаясь к сенатору Мэнсфилду, стоявшему за Макнамарой, президент сказал с грустью в голосе:
— Это ужасно, ужасно!
Кивнув Дженкинсу и Риди, Джонсон зашагал вперед своей неуклюжей походкой. Когда он проходил мимо Шлезингера, тот в порыве чувств пожал ему руку и выпалил:
— Я сделаю все, что в моих силах.
Хьюберт Хэмфри, Эрл Уоррен и Аверелл Гарриман тоже обменялись с ним рукопожатиями. Кое-кто остался на своих местах. Артур Голдберг встретился взглядом с Джонсоном, но не подошел к президенту. Позже он объяснял:
— Я был там с другой целью. Я приехал отдать последний долг покойному. Я считал, что мне нужно было просто стоять там и ничего больше.
В 18.14 президент Джонсон подошел к месту, где собрались журналисты. Его ждал там целый лес микрофонов. Впоследствии он вспоминал, что его последняя мысль перед выступлением была обращена к богу. Говоря его словами, он в душе молил, чтобы «господь помог ему с честью выполнить свой долг». Мирские силы не очень-то ему помогали.
Трудно было представить себе более неблагоприятное окружение. Подъемник убрали, но облик аэродрома не стал от этого лучше. Мало того, Джонсону предстояло выступать на фоне настоящей какофонии. В нескольких шагах от него громко рыдали Хьюберт Хэмфри и г-жа Мэнсфилд. Два только что взлетевших турбопропеллерных вертолета «Н-21» наполнили воздух ревом моторов.
Стоя рядом с Леди Бэрд, Джонсон начал читать свое заявление:
— Весь наш народ переживает сейчас горестное время. Мы понесли тяжелую, невосполнимую потерю. Для меня лично это — огромная личная трагедия. Я знаю, что весь мир сейчас разделяет горе госпожи Кеннеди и ее семьи. Я буду делать все, что в моих силах. Это все, на что я способен. Прошу вашей поддержки и помощи у бога.
Телевизионная аудитория, смотревшая передачу из Эндрюса, слышала слова президента, хотя и была удивлена шумом (вертолеты не попали в кадр телекамер). Лишь немногие из зрителей на самом аэродроме поняли, что говорит Джонсон.
Казалось, даже Леди Бэрд не слушала речь Джонсона. Взор ее был обращен куда-то в сторону.
Вся верхушка конгресса сгрудилась вокруг президента. Здесь были Хэмфри, Мэнсфилд, Дирксен, Смазерс, Хейл Боггс, Карл Альберт, Чарли Халлек, Лез Арендс. Четверть века парламентской карьеры Джонсона сделали обитателей Капитолийского холма его естественными союзниками. В отличие от Кеннеди, никогда не входившего в замкнутый круг вожаков сената, Джонсон мог рассчитывать на их широкую поддержку.
Однако сейчас он возглавлял совершенно иную часть государственной машины. И здесь он тоже нуждался в друзьях. Его тронуло приветствие Макнамары. В бытность вице-президентом он присутствовал на заседаниях Национального совета безопасности и членов кабинета. Поэтому для него не было секретом, что самыми сильными людьми у Кеннеди были министр юстиции и министр обороны. Подозвав к себе Макнамару, Джонсон попросил его, Банди и, как он сказал, «кого-нибудь из госдепартамента» сопровождать его на пути в Белый дом.
Министр обороны ответил, что на аэродроме находится заместитель государственного секретаря Джордж Болл. Болл подошел к президенту и передал ему памятную записку госдепартамента и проект заявления. У Болла создалось впечатление, что президент все о еще но оправился от шока. Его лицо судорожно подергивалось. Боллу даже показалось, что он движется, как человек, находящийся под действием сильных наркотических средств. Макнамара, напротив, нашел, что Джонсон «держится с поразительным самообладанием. В его положении я вел бы себя гораздо хуже». Как и следовало ожидать, президент сказал все приличествующие случаю слова.
Во время десятиминутного полета на вертолете от Эндрюса до Белого дома Джонсон подавил в себе все чувства, вызванные неуважительным обращением с ним на аэродроме. Он рассказал о мужественном поведении Жаклин Кеннеди в Далласе.
