Ну а кухня для него, конечно, была частью его любимого дома. И он совершенно не допускал до кухни свою маму, потому что ему не нравилось, как она готовит. Я прекрасно помню, как он частенько подходил ко мне и говорил:

— Только ТЫ это сделай…

Письма от зрителей Олег получал не очень часто. Среди них было довольно много детских или от девочек, которым нравился красивый артист («я тоже хочу быть актрисой!»), или с просьбами «пришлите фотографию», «дайте автограф» и т. д. Эти письма обычно к Олегу и не попадали: он дал нам с Лизой право отбора. Я не помню ни одного письма, на которое он ответил бы сам, но обязательно читал все те, какие мы ему давали, как стоящие его внимания. Если письмо было действительно интересное, он нес его ко мне и протягивал со словами:

— Ну, знаешь что… Напиши, пожалуйста, потому что письмо хорошее, а я не могу писать — у меня не получается…

Или:

— Если захочешь, ответь.

Это была даже не просьба (он совершенно не настаивал на этом), а просто такая допустимая форма в наших отношениях. Я говорила:

— Олежечка, тогда я буду не от твоего лица писать, а от своего.

— Ну, конечно, конечно… Напиши, что я не люблю писать письма.

Он действительно не любил писать письма, а тем более людям, которых не знал. Обычно я отвечала, и потом бывало так, что между мной и адресатом завязывалась переписка.

Хамских зрительских писем в его почте почти не было. Иногда попадались более или менее резкие, с критикой (причем довольно аргументированной).

Очень интересные письма Олег получал от одной ленинградки, которая так и не раскрыла своего имени, всегда подписываясь «Зритель». Она очень доброжелательно и критично следила за ним, за всеми его работами, регулярно рецензируя почти каждую из них. Когда в 1972 году Олег играл в спектакле «Выбор», работая тогда в ленинградском Ленкоме, он однажды вышел на сцену в черных очках. По-моему, в тот вечер он был пьяноват, а может быть, у него просто настроение было такое… Вскоре после этого спектакля он получил письмо, где она писала: «Ради Бога, не делайте больше этого! Не прячьте Ваших глаз, потому что это ужасно».

Олег смотрел по телевизору много спортивных передач: футбол, хоккей, баскетбол, прыжки с трамплина, слалом. Но футбол, пожалуй, любил смотреть больше всего. Меня всегда удивляло, до какой степени он любил его и знал, потому что он очень хорошо комментировал любой матч и замечал ошибки игроков раньше судьи. Это бывало очень часто. Он кричал:

— Вот-вот-вот-вот-вот!!!

Потом вступал судья, а мы уже все знали прежде, потому что Олег сказал:

— Ну, сейчас будет штрафной…

Иногда яростно обрушивался на судью, который был не прав или неточен. Слово «гол» кричал полным голосом, болея за «свою» команду («Торпедо», Москва). Прекрасно знал правила игры и очень старательно обучал меня и футболу, и хоккею. Причем, что еще меня поражало — у него был прекрасный глаз. Потому что когда смотришь игру на стадионе, там правда все можно увидеть, а тут — и экран маленький, и камера не всегда поспевает в нужную точку.

Однажды Олег меня сводил на «большой футбол» — это зрелище действительно потрясающее. Кажется, мы ходили тогда в «Лужники». Потом он очень хотел вытащить меня и на хоккей. Говорил, что хоккей поразительно отличается от того, что мы видим по телевизору (не то что футбол!), потому что там скрежет льда от коньков, сочетания очень сильных звуков. Рассказывал, что, когда игроки стукаются со всего разгона о борт, в телевизоре все это гасится, а там — это такой грохот, что страшно делается. Но он так и не успел сводить меня на хоккей, хотя я сама очень хотела — все как-то не получалось…

Прочим видам спорта, например баскетболу, Олег уделял внимание, когда были интересные матчи, но не был настолько ими увлечен. А вот с футболом так:

— Не мешайте! Я сейчас буду смотреть матч.

Кроме спорта Олег иногда смотрел по телевизору, сажая нас рядом, какой-нибудь ужасный спектакль (например пьесу Софронова) или фильм, говоря при этом:

— Я должен быть в курсе. Своих врагов надо знать…

Специально к телевизору не садился, но, если был дома и свободен, сидел и смотрел. Никогда не был «прикован» к экрану. Выдерживал обычно не больше получаса и сбегал:

— Все… Я пошел.

А за ним — и мы. Если же можно было как-то критиковать, с чем-то соглашаться или не соглашаться — все-таки досматривал. У него не было такого отношения к телевизору: нечего все подряд смотреть! Смотрел и все подряд, но это бывало очень редко и очень мало. Часто приходил такой усталый, что укладывался в постель, брал книжку и уже ничего не хотел.

Фраза «Своих врагов надо знать» касалась и выступлений всяких наших политиков, которых он тоже всегда слушал. Слушал Брежнева. С возмущением, конечно. Но тоже не могу сказать, что он «прилеплялся» к экрану, как это происходит с нами сейчас. Тогда это было настолько возмутительно, что он не выдерживал. И все-таки любил быть в курсе даже таких «новостей».

В роли Солдата в «Старой, старой сказке». 1968 г.

Фотошутка с автографами съемочной группы картины.

В роли Кукольника на рекламном плакате 1970 г. к «Старой, старой сказке».

В роли Солдата в «Старой, старой сказке».

Регистрация брака Лизы и Олега. Ленинград, 27 ноября 1970 г.

Снимок «срежессирован» О. Далем.

На нем (слева): И. Саджая, Ю. Кашин, Лиза, О. Даль, О. Эйхенбаум и А. Тигай.

Л. Гурченко (Юлия Джули) и О. Даль (Ученый) в кинофильме «Тень». 1971 г.

В роли Тени и Ученого в кинофильме «Тень». 1971 г.

Монтажи О. Даля для домашней газеты. Май 1971 г.

В роли Валентино в телеспектакле «Два веронца». ЛенТВ, 1972 г.

О. Даль (Двойников), Л. Малеванная (Жанна) в спектакле Театра имени Ленинского комсомола «Выбор». 1972 г.

Фотопробы на роль Лаевского, снятые в день, когда О. Даль заболел пневмонией. Июнь 1972 г.

Фотография Лизы, присланная О. Далем с натурных съемок «Земли Санникова».

В роли Ивана Лаевского в кинофильме «Плохой хороший человек». 1973 г.