— Но это сделал доктор Эммерсон.
— Джеймс славный парень. Он мне нравится. Но самое главное, он к тебе неравнодушен.
После этого я стала чаще думать о Джеймсе Формане.
Мы все растянулись на траве. Наши лошади были привязаны поблизости. Мы подъехали к ручью, который назывался ручей Ванды, на границе Йомалу. Мы ездили к Дженсенам, ближайшим соседям Форманов.
По неписаному закону соседи помогали друг другу, когда возникала необходимость. Джек Дженсен повредил ногу, когда чинил изгородь. И как только об этой новости узнали в Йомалу, Джеймс тотчас отправился туда предложить свою помощь.
Мы с Герти составили ему компанию, на случай, если понадобится помощь по дому. У соседа была только одна дочь, Милдред, и жена. Слуг у них не было.
Джеймс починил ограду, и мы возвращались, пообедав у Дженсенов. Мы уже проехали часть пути, оставалось преодолеть несколько миль. И мы решили отдохнуть, поэтому и остановились тут. Джеймс достал из седельной сумки бутылку домашнего вина, приготовленного миссис Форман, разлил его по стаканчикам и раздал нам. Он всегда возил с собой вино, потому что часто в дороге хотелось освежиться, а мест, где можно было это сделать, было немного. В таких ситуациях отчетливо понимаешь, какая это огромная, малозаселенная страна.
Было приятно отдохнуть под теплым октябрьским солнцем, которое через несколько недель начнет нещадно палить. Мы лежали и лениво беседовали ни о чем.
Герти сказала, что она не знает, что делать теперь, когда она окончила школу.
— У тебя масса дел по дому, — заметил Джеймс. — Маме нужна твоя помощь.
— Если бы я смогла скопить немного денег, я бы хотела съездить к тете Беатрис.
— Вернуться домой?! — воскликнул Джеймс.
— Вот именно, — ответила Герти.
— Только на время, — сказала я.
Герти поколебалась.
— Она тоскует, — сказал Джеймс. — Я всегда знал. Это заметно по тому, как Герти говорит об Англии. А ты, Кармел? Где бы ты хотела жить?
— Это зависит от того, где будет мой отец.
Они, конечно, поняли, что я говорю о Тоби. Они уже знали, что он мой отец, а не дядя, как им сказали, когда мы плыли на «Королеве морей». Ни Джеймс, ни Герти особо не интересовались подробностями. В этом они сильно отличались от меня. Мне всегда хотелось знать детали.
— Джеймс просто влюблен в Австралию, правда, Джеймс? — сказала Герти.
— Теперь это наш дом, насколько я понимаю. Мы приехали сюда и начали все с начала.
— И ты хочешь всю жизнь провести здесь, занимаясь хозяйством? — спросила я.
— Нет, — горячо возразил Джеймс, — не хочу. Я уже решил, что буду делать. Я собираюсь искать… опалы… Мы как раз живем в нужном месте. Тут, в одном местечке под названием Лайтнинг Ридж, есть месторождение этих камней.
И снова в моей памяти вспыхнула картина: я в гостиной, мы пьем чай, и Лусиан Кромптон говорит об опалах.
— Тогда почему люди, которые ищут опалы, не находят их? — спросила Герти.
— Не говори глупостей, Герти. Их же нужно искать! Именно этим я и собираюсь заняться. Я уже решил.
— Ну по твоим словам выходит, что, если все найдут опалы, в Австралии будут жить одни миллионеры.
— Я собираюсь найти опалы, — сказал Джеймс.
— А ты, Кармел? — спросила Герти.
— Я хочу ходить в море с отцом.
— Женщин-матросов не бывает.
— Но есть женщины-стюарды, — возразила я.
— Нет, тебе это не понравится. Это будет infra dig[4], особенно если учитывать, что твой отец — капитан. Ты просто отправишься с ним в путешествие. Это будет весело.
— Я уеду сразу после Рождества, — сказал Джеймс. — Отец говорит, что мне нужно выбросить это из головы. К нам на ферму как-то приходил человек, который об этом рассказывал. Это было, когда вы уехали в школу. Мы с ним почти всю ночь проговорили. Он рассказывал нам, как они находили старые овраги и работали на ручьях — когда они копались там, им приходилось быть очень осторожными, ползая по грязи, — и о том, что самые красивые черные опалы найдены именно в Австралии. Всем приходится жить в каких-то лачугах, прямо возле того места, где они работают. Конечно, по субботам они собираются одной большой компанией. Танцуют, поют старинные песни, какие пели на родине. Иногда зажаривают поросенка, и все приходят на угощение. Это замечательная жизнь. И потом, всегда есть надежда…
Говоря это, он смотрел на меня.
— Звучит заманчиво, — произнесла я.
— Тебе понравится, — сказал Джеймс. — Я знаю, что тебе понравится, Кармел. Самое замечательное — во всей этой свалке (так они называют мусор) найти один из восхитительных, сверкающих камней. Среди них есть даже знаменитые камни — прекрасные, как закат. Представляешь, каково найти такой камень?!
— Да, слушай его, — насмешливо произнесла Герти. — Он так поэтично рассказывает! Мой брат всегда становится весьма романтичным, когда говорит об опалах. Это тебе полуночный бродяга рассказывал, — сказала Герти. — Случайно не тот, который исчез с мамиными золотыми часами?
— Нет, — сердито возразил Джеймс. — Он не брал часы.
— Расскажи Кармел о вороватом бродяге. Он заморочил тебе голову своими сказками, а потом забрал все, что смог, и был таков.
— Это случилось лишь однажды, — сказал Джеймс, поворачиваясь ко мне. — Знаешь, здесь есть традиция: свэгмен[5] бродит по бушу и ищет кров, пищу и постель. Если он хочет где-то переночевать, то должен появиться там не раньше того момента, когда солнце уже почти зашло за горизонт. Тогда считается дурным тоном не принять его — так же, как считается дурным тоном прийти раньше.
— А я и не знала, что в таких делах есть определенный этикет, — заметила я.
— Совершенно верно, есть. Поэтому их и называют полуночными бродягами, — сказала Герти.
— Так вот, один из них пришел к нам. Отца дома не было. Интересно, папа раскусил бы его?
— Никто бы его не раскусил, — негодующе возразил Джеймс. — Он выглядел как обычный бродяга.
— За исключением того, что пережил такие замечательные приключения на золотых приисках, что мог бы стать миллионером. Джеймс не знал, как его принять получше. Свэгмена накормили и уложили в кровать. А наутро, когда все еще спали, он ушел, прихватив баранью ногу, которую приготовили на обед к приезду отца, и мамины золотые часы.
— Я и представить себе такого не мог, — сказал Джеймс. — У бродяг обычно есть совесть и честь.
Герти пожала плечами и повернулась ко мне.
— Я бы хотела поехать домой, повидаться с тетей Беатрис.
Два дня спустя миссис Форман предложила Джеймсу поехать к Джеку Дженсену, чтобы убедиться, что он пошел на поправку, и спросить, не нужна ли ему какая-нибудь помощь.
Джеймс поинтересовался, не хочу ли я проехаться с ним. Я согласилась.
И мы отправились в путь. Джеку Дженсену стало лучше, и он сказал, что справится со всем сам. Нас накормили ленчем, и под вечер мы отправились назад. Это была приятная прогулка. Мне все больше нравился Джеймс. Он был очень внимателен ко мне и ясно давал понять, что ему приятно мое пребывание в его доме. Я поощряла его разговоры о планах на будущее, так как знала, что ему нравится обсуждать эту тему. Когда он превозносил красоту опалов, я в мыслях снова возвращалась в Коммонвуд-Хаус и опять слышала, как Лусиан рассказывает об этих камнях — потому что в тот день он говорил о них с таким же энтузиазмом, с каким сейчас рассказывал Джеймс.
Я с трудом заставила себя вернуться в настоящее. Джеймс сказал, что у него есть несколько книг об опалах. Я пыталась слушать, но не могла полностью избавиться от воспоминаний.
Потом Джеймс сказал, что нам нужно ехать быстрее. По дороге он пел песни, которые, по его словам, пели золотоискатели, когда по субботам собирались вместе. Большинство из них были рождественскими гимнами! Тот, в котором пелось о том, что звон колокольчика прогоняет старый год и приглашает в дом новый, я помнила с детства.
