Бродим по дому, собранному из блоков пятьсот лет назад, осматриваем стены, каждая из которых была когда-то привезена сюда парусниками, из Португалии. В те времена будущие работорговцы прибывали в страну, где хотели удержаться с помощью силы. Им нужна была защита с самого первого дня и полагаться на местные материалы для строительства крепости португальцы не могли. Ведь в течение многих лет европейцы не решались ни на шаг выходить из крепостей. Поэтому они везли с собой каменные блоки, собирая здания на месте. Но надо сказать, что их постройки вовсе не напоминают нам современные блочные дома. Так строили лишь в старину — в древней стене спокойно может уместиться целая комната наших панельных зданий.
Такой, какой мы видим Эльмину сегодня, она стала не сразу. История ее, как жизнь, исчисляется веками. Первыми, кто высадился на место, где была воздвигнута крепость, оказались португальцы. Произошло это в 1471 году. Открытая страна околдовала колонизаторов обилием найденного ими здесь золота.
Знакомясь с дошедшими до нас литературными, памятниками, мы обнаруживаем, что золотые украшения, которыми были буквально увешаны местные жители, как магнит, притягивали к себе пришельцев. Золото определило и название, которое португальцы дали месту высадки. Эльмина по-португальски означает «рудник». Именно в связи с золотыми копями, которые надеялись открыть здесь колонизаторы, и получила свое наименование крепость. Строить ее, или, точнее, собирать, начали в 1481 году.
Не только португальцев влекли сюда легенды о богатстве Африканского континента. Датчане и голландцы, а позже англичане и французы бросились в Африку. И хотя здесь, на побережье, они враждовали и дрались между собой, их цели и методы порабощения местного населения оказались схожими, и сейчас нередко стыдишься того, что ты — европеец, ибо колонизация других континентов — это отнюдь не самые светлые страницы нашей истории.
В 1600–1601 годах в Эльмине жил голландский мореплаватель Питер де Мари. В книге, где он описал свои путешествия, можно прочитать и такие строки: «Вначале мы их [1] обманывали не только тем, что неправильно мерили полотно, но и тем, что продавали им разбитые тазы, дырявую посуду, гнилые ткани, сквозь которые просыпалась даже фасоль; ножи столь заржавевшие, что их невозможно было, не сломав, вытащить из ножен, и другие такие же товары. Но теперь они стали умнее и хорошо знают наши товары, так что обман почти всегда раскрывается».
Таким образом, африканцы перестали быть доверчивыми и стали внимательно осматривать европейские товары, прежде чем обменять их на золото.
Мы бродили по Эльмине — центру этих «торговых» связей, слушая рассказ гида, из которого было ясно, что надувательство африканцев при обмене товаров — это лишь первая из печальных глав истории крепости.
Нас провели во внутренний двор, где росли тропические цветы. Вдоль стен тянулась галерея с темными помещениями, закрытыми решетками. Здесь был когда-то рынок, на котором продавали в рабство женщин. А в одной из комнат галереи содержались в ожидании смерти взбунтовавшиеся рабы.
Торговля африканскими рабами резко возросла после открытия Америки, которой для обработки многочисленных плантаций требовалась дешевая рабочая сила. Предприимчивые дельцы поняли, что африканцы «прекрасно подходят» для этой цели, и началась эпоха работорговли, не имеющая себе равной в истории.
До наших дней сохранилось воспоминание современника работорговли в Эльмине — голландца Вильяма Босмана. Он провел в принадлежавшей в то время голландцам крепости четырнадцать лет. В 1700 году Босман написал своему другу:
«Рабов для продажи выводят всех вместе, мужчин и женщин, голых, на площадку, и наши врачи тщательно осматривают их. В одну сторону отводят тех, кто абсолютно здоров, в другую — тех, кто имеет какие-то недостатки. Инвалидами считаются все, кому больше тридцати пяти лет, у кого плохо развиты руки или ноги, недостает зубов, или те, кто болен. Когда инвалидов уводят, здоровых мы нумеруем и записываем, кем они поставлены. К этому времени уже готово раскаленное клеймо с названием нашей компании, чтобы мы могли выжечь его у каждого раба на груди. Мы делаем это для того, чтобы отличить их от рабов английских и французских, у которых другое клеймо, а также для того, чтобы негры не подменили рабов и не подсунули нам кого похуже… О цене на рабов мы обычно не говорим, так как она более или менее стабильна, причем женщины на четверть или на пятую часть дешевле мужчин. После того как за рабов заплачены деньги, они уже считаются нашими, и нам приходится заботиться об их питании. Мы даем им хлеб и воду, что обходится примерно по два пенни в день на раба, и поэтому стараемся как можно скорее отправить их, чтобы не кормить… Вы бы удивились, если увидели их в трюмах кораблей — по шесть, семь сотен в каждом…»
Мы видели темный подземный коридор, по которому рабов гнали из крепости на ожидавший их корабль. Это было место, где они в последний раз касались родной земли и откуда бросали прощальный взгляд на свой дом. Африканцы понимали, что как только их увезут за море, они потеряют последнюю надежду оказаться на свободе. Перед своим последним путем невольники часто оказывали отчаянное сопротивление. Но что могли противопоставить силе безоружные люди? В конце концов работорговцы загоняли их на корабль.
Создали целую науку, как разместить рабов в трюмах. Велись «ученые» диспуты, можно ли разрешить невольникам лежать на спине или их следует укладывать на боку. В первом случае в трюм вмещалась меньше рабов, но зато и смертность среди них была ниже, поэтому многие утверждали, что этот способ выгоднее. В то время путь до Америки, особенно если не благоприятствовал ветер, длился месяца три и случалось, что около четверти рабов не доживали до его конца.
Покидая Эльмину, мы чувствовали себя неважно. Европейцы представились нам такими, какими их видели африканские берега и запомнили здешние крепости. Подобных каменных свидетелей нашей бесславной истории — множество. От некоторых остались лишь развалины, другие хорошо сохранились и до сих пор используются в качестве присутственных мест. У нас не было времени посетить все крепости, но Форт-Вильям мы не могли пропустить.
Он когда-то принадлежал англичанам. Они построили эту крепость на территории, населенной племенем фанти. А на севере, в глубине материка, жили ашанти, которые владели золотом. Как и рабов, добытых в войнах, они продавали, золото англичанам. Торговля велась с помощью фанти. Ашанти не были удовлетворены таким положением дел, так как большие барыши от торговли перепадали фанти. Началась длительная война, во время которой ашанти оттеснили врага и в конце концов осадили прибрежный поселок Аномабу, где был построен Форт-Вильям. Крепость защищали двадцать пять английских солдат; вместе с ними за ее стенами укрылись две тысячи фанти. Крепость ашанти захватить не смогли, но амбразуры для пушек были так широки, что они сумели перебить большую часть защитников крепости. Наконец, в ней осталось всего лишь восемь боеспособных солдат и так мало продовольствия, что осажденным стал угрожать голод. Коменданту форта удалось послать бриг в ближайшую крепость Кейп-Кост, оттуда пришла помощь. Форт-Вильям был спасен. Однако фанти, которые искали здесь защиты, так ее и не получили. Чтобы умиротворить ашанти, англичане при заключении мира отдали в их руки тысячу фанти, а оставшуюся тысячу продали в рабство в Америку.
Вблизи Аномабы расположен лагерь ганской молодежи. Потомки тех, кто испытал на себе все ужасы колониализма, проводят здесь часть своих каникул; купаются в теплом море, играют в футбол.
Все крепости, которые еще сохранились, верой и правдой служат сегодня независимой Гане. В одних разместились органы управления местных властей, в других — гостиницы или увеселительные заведения. А над крепостью в Шаме мы прочли надпись: «You can telephone from here» [2]. Ни о чем подобном строители крепостей наверняка не помышляли. Хотя и создавали свои блочные сооружения на века.
