– Вы забываетесь, – тюремщик прилагал неимоверные усилия для того, чтобы его голос звучал с достоинством, но это явно ему не удавалось. – Ваша помощь нужна была потому, что у него могли оказаться сообщники…
– А может, потому, что его имя Энинг Сокол? – усмехнулся Загерий.
Я, конечно, предполагал, что мое имя стало известным после амстерских событий, но даже не догадывался насколько. Не знаю уж, какие слухи обо мне дошли сюда, но все стражники разом отшатнулись, а один даже наставил на меня копье. Мы переглянулись с гвардейским офицером и расхохотались.
Командир стражников быстро сообразил, что он и его люди выставили себя на посмешище, и раздраженно махнул своим подчиненным, чтобы те успокоились.
– Как бы то ни было, это не ваше дело, господин гвардейский офицер, – прошипел он.
– Возможно, – легко согласился Загерий. – Но отказать во встрече с прокуратором вы мне не можете.
Некоторое время двое собеседников молча буравили друг друга взглядом. Наконец тюремщик не выдержал.
– Я доложу, – буквально выплюнул он.
Загерий кивнул, потом повернулся ко мне и подмигнул.
– Не переживай, Энинг. Я постараюсь разузнать, в чем там дело, и помочь тебе.
– Спасибо, – искренне поблагодарил я и обратился к Мастеру:
– Мастер, а вы говорили, что здесь сложно встретить хороших людей. И что все имперцы относятся к другим свысока.
– Такого я тебе не говорил. Я говорил, что с помощью подлости здесь проще сделать карьеру, но это не значит, что все, кто находится у власти, подлецы. Честные люди нужны и самым отпетым негодяям.
– К тому же Загерий военный, – вмешался Деррон. – Понимаешь, у солдат жизнь каждого зависит от другого, и относиться в их среде свысока друг к другу равносильно самоубийству. Каждый из них должен быть уверен, что, если потребуется, его товарищ придет ему на выручку. И хороший офицер всегда старается поддерживать такие товарищеские отношения среди своих солдат, а Загерий явно хороший офицер.
Подобные слова были наивысшей похвалой в устах Деррона. Но время для разговоров сейчас было не самым подходящим, о чем мне немедленно и напомнил один из стражников, древком копья толкнув меня в спину. Кажется, именно на мне он решил отыграться за свое недавнее унижение.
– Давай шевелись, сопляк, – зло сказал он и ткнул меня второй раз… вернее, попытался ткнуть. Я нагнулся, пропуская копье над собой, и ударом руки переломил его пополам. Раз уж эти тюремщики опасаются меня, то пусть хоть у них будут для этого более существенные основания, чем слухи. А копье все-таки паршивое. Я никак не ожидал, что оно переломится так легко. Казна явно экономила на вооружении тюремщиков. Это же надо было додуматься сделать древко копья из такой непрочной древесины!
Впрочем, на окружающих это все равно произвело сильное впечатление. Мои конвоиры отодвинулись подальше и уже не пытались тыкать копьями. Их командир хоть и кипел от ярости под насмешливым взглядом гвардейского офицера, но при нем ничего сделать со мной не мог.
– Ну и зачем ты это сделал? – осведомился Мастер.
– Не знаю, – честно признался я. – Но не терпеть же, когда тебе тычут в спину всякие идиоты?
– Мне кажется, ты совсем не боишься.
Я прислушался к себе. Страха действительно не было. Нет, тревогу я ощущал, но не страх. Почему-то я был уверен, что эта ситуация ничего опасного для меня не представляет.
– Не боюсь.
– А зря. Если бы не Загерий, то стражники вполне могли попытаться тебя убить при попытке к бегству.
– Если бы не Загерий, я не стал бы и копье ломать. Это я проделал в основном для него. Мне кажется, что ему это понравилось. И, думаю, он сможет мне помочь.
Меня повели по узким каменным коридорам, потом мы поднялись на второй этаж и снова двинулись по такому же унылому бесконечному коридору. Последним шел Загерий, и его присутствие явно не доставляло удовольствия начальнику стражи.
Наконец мы подошли к какой-то двери. За ней оказалось довольно просторное, но совершенно пустое помещение. В нем, кроме той, через которую мы вошли, была еще одна дверь, а одна из стен представляла собой сплошную решетку из толстых металлических прутьев, крепко вмурованных в стены и потолок. Начальник моего конвоя отпер в ней дверь и махнул мне рукой. Жест был достаточно красноречив, и я нехотя зашел туда. За спиной лязгнул замок. Обернувшись, я увидел, что оба конвоира устраиваются на скамейке напротив моей клетки, а их командир и Загерий заходят во вторую дверь. Все ясно. Эти собрались меня охранять, а их командир спешит на доклад. Я вздохнул и оглядел свою клетку, впрочем, осматривать здесь было совершенно нечего. Решетка отделяла совершенно пустое пространство метра два на четыре. Я опустился на каменный пол и приготовился ждать неизвестно чего.
Минут десять ничего не происходило, а затем хлопнула дверь и оттуда буквально вылетел рассерженный Загерий. Мои охранники испуганно приподнялись со скамейки, но Загерий, не обращая на них внимания, быстрым шагом проследовал к выходу. Мне он ничего не сказал, лишь бросил короткий взгляд и едва заметно кивнул. Но вот его шаги затихли в коридоре, и я внезапно понял, что остался один. Совсем один… Охранники, вновь опустившиеся на лавку, являлись такой же неотъемлемой частью этого мрачного здания, как и бесконечные двери, решетки, замки и засовы, стены, выкрашенные казенной краской. Я ждал, что сейчас меня вызовут к прокуратору, но время шло, и все оставалось по-прежнему. Охранники, обращавшие на меня не больше внимания, чем на муху на стене, вполголоса переговаривались, обсуждая какого-то старшего надзирателя, который «слишком уж много себе позволяет», и безбожные цены на выпивку в соседнем трактире. Время тянулось мучительно медленно.
Пришлось ждать еще около часа, прежде чем дверь снова отворилась и показался какой-то человек. Раздалось короткое распоряжение, и мои охранники неохотно поднялись. Один из них открыл дверь.
– Выходи, малец. Тебя прокуратор требует.
Наконец-то. А я уже думал, что мне до вечера здесь придется сидеть. Слава богу, это наконец закончилось. Никогда не любил ждать.
Я вошел в небольшой коридорчик, где ждал уже знакомый мне начальник стражи. Он молча распахнул передо мной дверь, и я оказался в кабинете прокуратора. За столом сидел… как бы это поточнее сказать, в меру упитанный лощеный мужчина в нарядном костюме. В руках он держал батистовый платочек, которым постоянно протирал лоб. Мне это показалось странным, поскольку я не чувствовал, чтобы здесь было жарко, да и человек не выглядел вспотевшим. С какой-то приторной улыбкой он кинулся ко мне и радостно вскричал, как будто я был его старинный друг, с которым он не виделся тысячу лет:
– Милорд! Счастлив вас видеть! Прошу вас, проходите, не стесняйтесь. О! Вы так молодо выглядите. Как вам это удается? – Мужчина захихикал. – Всего лишь шутка. Прошу, не обижайтесь, милорд. – Он обнял меня за плечи и повел к столу. От него нестерпимо несло какими-то духами. Как вообще можно выдерживать такой запах? Я попытался отстраниться, но тот держал меня крепко. – Если бы вы знали, милорд, как здесь скучно. Тоска. Поговорить абсолютно не с кем, ни одного приличного человека. Местное общество составляют люди хоть и усердные, но без всякого воображения. – Он опять поднес платочек к лицу, и тут я понял, что пахнет духами вовсе не от него, а именно от этого платка.
– Э-э, простите, – я сделал еще одну безуспешную попытку отстраниться. – Мы, кажется, незнакомы?
– О, прошу прощения. Я прокуратор Валейского района Либиус Марзофл. О, нет-нет, милорд. Вам представляться не надо. Вы – Энинг Сокол. Тот самый знаменитый рыцарь, который спас Амстер. Мы все тут наслышаны о вас.
Этот тип был мне попросту противен и с каждой минутой нравился все меньше и меньше. Его постоянная болтовня, из которой так и не стало ясно, почему я здесь, его приторная улыбка, как будто приклеенная к губам, его холеный вид, слащавые манеры – все вызывало отвращение. Хотя должен признать, что, несмотря на некоторую полноту, он был довольно красив. Впрочем, подобная красота скорее присуща женщинам, но никак не мужчинам.