Литмир - Электронная Библиотека

Виталий Пенской

Иван Грозный и Девлет-Гирей

© Пенской В.В., 2012

© ООО «Издательский дом «Вече», 2012

© ООО «Издательство «Вече», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Пролог

Гибнут стада,

родня умирает,

и смертен ты сам;

но смерти не ведает

громкая слава

деяний достойных…

Речи Высокого.
76 // Старшая Эдда

В истории русско-крымских отношений, насчитывающих не одно столетие, XVI в. занимает особенное место. Сложившийся в конце XV в. русско-крымский союз, острием своим направленный против Большой Орды, оказался, увы, слишком недолговечным, ибо он основывался на принципе «против кого дружить будем». И когда в 1502 г. государство Ахматовичей окончательно рассыпалось, когда общего могущественного врага, против которого объединились молодые Русь и Крым, не стало, переход от дружественных отношений к открытой враждебности был лишь вопросом времени. Конечно, причины, которые привели к распаду русско-крымского союза, весьма разнообразны, но две из них можно выделить в качестве основных. Прежде всего в Крыму не испытывали особого восторга, наблюдая за стремительным ростом могущества и влияния своего северного партнера, поскольку это мешало реализации той идеи, которую вынашивал в своем сердце «царь» (а именно так именовали на Руси крымских правителей) Менгли-Гирей I, фактический создатель крымской государственности. Суть ее заключалась, по словам А.Л. Хорошкевич, в создании «…огромного государства Золотой орды (Takht Memleketi в крымских документах) под эгидой Крыма, которое бы включало все территории кочевки ее бывшего главного соперника Большой орды…»1. Сильное Русское государство выступало препятствием на пути реализации этих далеко идущих планов по воссозданию татарской «империи» в ее прежних границах.

Другой, не менее веской причиной, по которой Крым и Русь не могли долго существовать в мире и согласии, был сам характер крымской государственности и его отношений с соседями. Основанное саблей, Крымское ханство поддерживало свое существование саблей же. Отмечаемая современниками воинственность крымцев не была, конечно, их врожденным качеством, но в определенной степени могла считаться необходимым условием существования татарского общества и государства? Интересные наблюдения, позволяющие дать ответ на этот вопрос, были сделаны отечественным историком Н.Н. Крадиным, который отмечал существование определенной зависимости кочевников от земледельцев. По его словам, «номады в принципе могли обходиться без земледельческих рынков и городов. Само по себе кочевое скотоводство является достаточно независимым и сбалансированным типом адаптации в аридных экологических зонах. Другое дело, что такая адаптация вынуждает от многого отказываться. Образ существования «чистых» кочевников всегда более скуден, чем быт номадов, использующих дополнительные источники существования»2. Таким образом, кочевники, их правящая элита прежде всего, оказывались перед дилеммой – или смириться с «чистым», но неизбежно бедным и скудным кочевничеством, или же искать способ взаимодействия с соседями-земледельцами. Между тем земледельческие общества, отличаясь от кочевых большей автаркичностью, самодостаточностью, не испытывали особого стремления вступать в экономические и иные контакты с миром номадов (во всяком случае, равноценные, взаимовыгодные). Последние же, нуждаясь в земледельцах, рассматривали их попытки отгородиться от кочевого мира как стремление посягнуть на свою независимость, этническую и культурную самобытность.

К этому стоит добавить и особенности политических отношений в кочевых сообществах. И снова обратимся к мнению авторитетного специалиста. «Если в оседлом земледельческом обществе основы власти покоились на управлении обществом, контроле и перераспределении прибавочного продукта, то в степном обществе данные факторы не могли обеспечить устойчивый фундамент власти. Прибавочный продукт скотоводческого хозяйства нельзя было эффективно концентрировать и накапливать…» – отмечал Н.Н. Крадин. Анализируя особенности функционирования властных механизмов в хуннском государстве, заложившем основы политической традиции, свойственной кочевым государственным образованиям эпохи Средневековья, он писал, что «…власть хуннских шаньюев, как и власть правителей других степных империй Евразии, основывалась на внешних источниках. Шаньюй являлся верховным военачальником Хуннской конфедерации и имел монополию на представление державы во внешнеполитических и иных связях с другими странами и народами. В этом плане он являлся посредником, который перераспределял «подарки», дань и полученную во время набегов добычу. В делах же внутренних он обладал гораздо меньшими полномочиями… Если в военное время могущество правителя Хуннской империи держалось на необходимости руководства военными действиями, то в мирное время его положение определялось его способностями перераспределять китайские подарки и товары…». Попытки же действовать в обход традиции, «…значительное притеснение мобильных скотоводов со стороны племенного вождя или другого лица, претендующего на личную власть, могли привести к массовой откочевке от него»3.

Если заменить в этой длинной цитате шаньюя на хана, а хунну на татар, и совпадение основных позиций будет едва ли не на все 100 %! Внешнеполитическая активность, успешные набеги и регулярное, постоянное поступление извне «поминков» были залогом политической и социально-экономической стабильности в татарском обществе.

Не стоит забывать и еще об одном важном обстоятельстве. Татарам, как и многим другим народам, находившимся на аналогичной стадии развития, был присущ характерный «варварский» этос. Характеризуя его, римский историк Корнелий Тацит, говоря о нравах германцев, писал, что их воинственность подпитывалась представлением, что «потом добывать то, что может быть приобретено кровью, – леность и малодушие». Одним словом, набеги на соседей обеспечивали татар тем, чего им недоставало, давали дополнительный доход, удовлетворяли их страсть к «хищничеству» и способствовали их выживанию в случае хозяйственного кризиса. Не случайно крымский хан Девлет-Гирей I в своем послании Ивану Грозному, предлагая русскому царю мир и союз, писал, что «…только царь даст мне Астрахань, и я до смерти на его земли ходить не стану: а голоден я не буду: с левой стороны у меня литовцы, а с правой – черкесы, стану их воевать и от них еще сытей буду (выделено мной. – П.В.) …»4

Наконец, вспомним, что на отношения Крыма с Россией, Литвой или Польшей накладывал свой отпечаток и религиозный фактор – татары были мусульманами, тогда как их северные соседи – христианами. Между тем, как отмечал русский военный теоретик и историк Н.П. Михневич, «…войны однокультурных народов всегда более или менее нерешительны; войны разнокультурных – всегда роковые…»5

Исходя из всего этого, предугадать поведение татар по отношению к соседям, учитывая милитаризованный характер кочевых обществ, нетрудно. Неизбежно, рано или поздно, но союз между Москвой и Крымом должен был прекратиться, а отношения дружбы и добрососедства смениться враждой. И как только исчезли факторы, заставлявшие крымских Гиреев искать сближения с московскими Рюриковичами, как только пролилась первая кровь, так отношения между Кыркором, столицей Крымского ханства в конце XV – начале XVI в., и Москвой стали стремительно охлаждаться. Как отмечал отечественный историк В.П. Загоровский, «…в 1504–1506 гг. наметилось, а с 1507 г. определилось принципиальное изменение политического курса Крымского ханства. С этого времени на долгие годы Крым стал врагом России…»6 Точкой отсчета, от которой можно вести историю русско-крымского противостояния, растянувшегося почти на три столетия, до 1783 г., когда Крым был включен в состав Российской империи, можно считать 1506 г. В этом году крымский хан Менгли-Гирей I, друг и союзник Ивана III, выдал по старой ордынской традиции (как «царь») ярлык на княжение, и среди прочих городов, пожалованных крымским «царем» великому литовскому князю, были Тула, Брянск, Стародуб, Путивль, Рязань и даже Псков с Новгородом с «люди, тмы, городы и села, и дани и выходы, и з землями и з водами и з потоками»!7 Конечно, вслед за С.М. Соловьевым можно назвать эту заявку на великодержавие смешной и нелепой, но это ошибка – такими претензии хана смотрятся только для нас, обладающих послезнанием. Василий же III и его советники пусть и не сразу, но отнеслись к этому ханскому демаршу вполне серьезно. И было почему – ведь после этого заявления дальнейшее развитие событий предугадать было не так уж и сложно. Молодому Русскому государству теперь предстояла долгая борьба с Крымом, борьба «не на живот, а на смерть». И это не преувеличение, не литературная метафора, поскольку никуда не делся старый противник Москвы – Великое княжество Литовское, да и в Казани образовалась сильная прокрымская «партия», настроенная против Москвы. В результате и Казань порвала вассальные отношения с Россией. В итоге Василию III, а потом и Ивану IV пришлось бороться на два, а то и на три фронта сразу, а выиграть такую войну, как показывает исторический опыт, не было суждено никому, даже самому могучему и сильному государству. И Смута начала XVII в. не в последнюю очередь была вызвана тем, что Русское государство надорвалось в этой тяжелейшей борьбе.

1
{"b":"190250","o":1}