– «Правительство, призывая население к полному спокойствию и подчинению закону и власти, к поддержанию порядка и исполнению долга перед родиной и армией, твердо заявляет, что с настоящего момента всякие попытки сопротивления законной власти будут решительно подавляться. Правительство располагает достаточной силой, чтобы прекратить смуту и обеспечить порядок. Идущие с Востока сильные подкрепления раз и навсегда положат конец подобным выступлениям», – излишне громко произнес последние слова поручик.

– Атаман Семенов действительно двинул на Иркутск большие подкрепления? Что сообщили в последние часы наши чешские союзники? – хоть и говорил штабс-капитан нарочито спокойным голосом, но в нем Зоркин услышал скрываемые нотки страха. И было чего бояться – Семенов не склонен к компромиссам и способен устроить всем демократическим элементам в Иркутске кровавую резню.

– Начальник штаба 2-й дивизии подполковник Бирюля час назад сообщил мне, что на станцию Слюдянка прибыл дивизион бронепоездов ротмистра Арчегова. Его броневики не опасны – блиндированы шпалами, но имеют шесть пушек. Пехоты всего одна рота, плюс сотня спешенных казаков. Судя по всему, уходил из Верхнеудинска в большой спешке, прихватив по пути какие-то учебные команды.

– И что они сейчас делают?

– Стоят на станции. Самогон жрут, а их ротмистр пьяный шатается по вокзалу да орет, что весь Иркутск погромит из пушек.

– У чехов всегда точная информация, стоит верить, – задумчиво потер переносицу Калашников. Это была единственная приятная новость в сплошной череде печальных сообщений, приходивших с правого берега Ангары. Там было худо – контрразведка арестовала в городе три четверти членов Политцентра, и судьба их могла оказаться трагической. И потому надо было срочно принимать предупредительные меры.

– Вот что, поручик. Сразу после выступления полка проведите аресты наиболее влиятельных чиновников правительства, что сейчас в Глазково. Это крайне необходимо для пресечения репрессий.

– Есть, – начальник штаба наклонил голову, соглашаясь. Заложники были необходимой мерой, особенно на случай непредвиденных обстоятельств. В отличие от штабс-капитана, Зоркин обладал изрядным скепсисом по отношению к чешским войскам. Он понимал, что, если последним будет выгодно, они предадут Политцентр так же спокойно, как уже предали и адмирала Колчака, и его никудышное правительство.

И теперь нужно взять власть в свои руки – уже давно разагитированный 53-й полк готов к выступлению. «Война гражданской войне» – этот лозунг партии нашел самый живейший отклик среди военных. Три тысячи солдат, свыше сотни офицеров – все части по эту сторону Ангары станут надежной опорой Политцентра…

Дверь хлопнула, Калашников и Зоркин обернулись к вошедшим – так и есть, пришли члены Политцентра Линдберг и Мерхелев. Пальто были припорошены снежком, щеки раскраснелись от мороза.

– Здравствуйте, граждане! – поприветствовал военных Линдберг.

– Добрый вечер, Марк Яковлевич, – Калашников поднялся со стула.

– Когда выступаем?

– Сейчас же! Все готово, – штабс-капитан стал надевать шинель, следом стал облачаться в полушубок поручик. Нахлобучив папаху и застегнув ремни портупеи, Калашников обратился к Мерхелеву:

– Мы с вами пойдем прямо в казарму первого батальона, а Марк Яковлевич с поручиком будут агитировать второй батальон. Команды разведчиков и пулеметчиков уже готовы, ими арестованы лояльные к правительству офицеры. Ну что, граждане, пошли…

Слюдянка

– Сэр, эти русские занимаются мартышкиным трудом. Зачем белить свои листовые вагоны, если черный паровозный дым за две мили видно…

– Видно-то видно, Гарри, но пристрелку по корпусам собьет, а это для них шанс на спасение при бегстве. Именно на это и надеется этот русский капитан, который сегодня выглядит, к моему великому удивлению, трезвым.

– Эти казаки дикари, варвары. По-моему, вонючая водка – единственный напиток в их жизни, сэр.

– Вы еще недолго в этой холодной Сибири, Радклиф. А потому принимаете за водку этот пакостный мутный самогон. А водка другая и бывает довольно приличная, хотя наше виски намного лучше…

«Дерьмо ваше виски, ослиная моча», – Ермаков злился втихую, слушая разговор двух американских офицеров, что в добротных меховых куртках и шапках стояли на перроне, не обращая на него внимания. Что в начале века, что потом, в его конце, они были сытые, довольные, уверенные в себе, с легким презрением к окружавшим их аборигенам.

– Скукота здесь страшная, варварская страна. Хоть бы «малыша Билли» вызвал бы кто-нибудь из русских на бокс, было бы занятное зрелище.

– Не мечтайте, Гарри. Эти парни не дураки и уже сделали выводы. Двух наглядных уроков оказалось для них с избытком. Вспомните, как «малыш» разделал под орех того казака…

– Извините, сэр, могу я вас попросить показать мне вашего знаменитого «малыша Билли», – на беглом английском, спасибо углубленному языковому курсу в спеццентре ГРУ, обратился к ним Ермаков, подойдя на несколько шагов.

– Конечно, сэр, – старший офицер с двумя серебристыми прямоугольниками капитана на погонах, услышав английскую речь в устах русского ротмистра, тут же повернулся к нему лицом – ни тени неудовольствия, широкая, а-ля Карнеги, улыбка.

Второй, с золотистым прямоугольником второго лейтенанта, захлопал ресницами – ни дать ни взять, только что оперившийся птенец Вест-Пойнта. Но понтов уже выше крыши.

– Позвольте представиться – командир роты В первого батальона 27-го полка армии САСШ капитан Джон Смит, а это мой взводный лейтенант Гарри Радклиф. Ваш английский превосходен, сэр. Позвольте выразить свое восхищение вашим прекрасным произношением, так говорят только на юге нашей страны.

– Ротмистр Константин Арчегов, – Ермаков четко козырнул, – командир дивизиона броневых поездов. А язык я выучил в вашей прекрасной стране, где жил некоторое время. Это было еще до великой войны…

– Какое хорошее было время, – мечтательно произнес капитан, но тут же оживился. – А вот и «малыш Билли». Ко мне, сержант!

Ермаков живо обернулся и обомлел, в животе неприятно заурчало. К ним вразвалку подошел откормленный «терминатор», выше ротмистра на голову, вдвое шире в плечах, а кулаки были размером с небольшой арбуз. По крайней мере, так ему показалось.

– Билли, русский офицер наслышан о вас и желает сыграть с вами партию бокса, – услышав слова капитана, Ермаков задохнулся от гнева.

«Ну и сука, издеваешься, падла?! Ведь если я сейчас задний ход дам, ты с улыбочкой скажешь, что неправильно меня понял. И всласть насладишься моим унижением – мол, какие же трусы эти русские офицеры. Не дождетесь, сучары, я вас сейчас сам ошарашу. Надолго запомните урок!» – мысли летели галопом, вместо страха пришла ярость, и Ермаков внезапно осознал, что эта драка ему крайне необходима.

Вот только сейчас он не в теле молодого лейтенанта ВДВ, а в ротмистре Арчегове, что понятия не имел о долгих тренировках. А потому, признался он себе честно, шансов на победу было до прискорбия мало. Практически не было…

– Сэр?! – в утробном голосе сержанта Ермакову послышалось: «Ты в своем уме?» – Я вешу 320 фунтов, а в вас и 170 не наберется. На руднике я поднимал одной рукой 200 фунтов серебра, а вы и сотни не поднимете. Сэр?!

– Говорите, ваш сержант всех русских побивает? Ну что ж, я согласен!

– Какой заклад, сэр? – «малыш Билли» не скрывал своего презрения к недоумку, каким он считал этого русского офицера, который еще вчера ходил пьяный, раскачиваясь на ветру. Видно, что самогон еще не выветрился из его головы и придает храбрости. И потому сержант оскалился дружелюбной улыбкой, показывая всем своим видом, что калечить офицера он не будет, устроит только легкую трепку.

Ермаков достал портмоне, высыпал на совковую ладонь сержанта всю свою наличность и только потом скосил глаза. Бог ты мой, вокруг собралась изрядная толпа русских и американцев. Первые угрюмо смотрели на ротмистра, а поручик Мичурин, стоя за спиной денщика Акима, выразительно покрутил пальцем у виска. Американцы веселились, заранее наслаждаясь зрелищем и предвкушая победу своего соотечественника.