Из всего этого многообразия гипотез, объясняющих скрытую овуляцию, две кажутся мне наиболее правдоподобными. Назовем одну из них «теорией папы-домоседа», а другую — «теорией многих отцов». Интересно, что эти две теории практически противоположны одна другой. Теория папы-домоседа утверждает, что скрытая овуляция возникла как средство установления моногамии, побуждая мужчину оставаться дома и тем самым повышая его уверенность в своем отцовстве. А согласно теории многих отцов скрытая овуляция, напротив, развилась для того, чтобы дать женщине доступ ко многим сексуальным партнерам. Таким образом, она могла оставить мужчин в неведении, кто из них настоящий отец.
Рассмотрим сначала теорию папы-домоседа, которую выдвинули биологи Ричард Александер и Кэтрин Нунан из Мичиганского университета. Чтобы понять суть этой теории, попробуйте представить себе на минуту, на что была бы похожа семейная жизнь, если бы женщины явно демонстрировали овуляцию, подобно самкам павиана с их ярко-красными задами. В таком случае муж, взглянув на жену, безошибочно определял бы, что она овулирует. В этот самый день он непременно остался бы дома и занялся бы с женой любовью, чтобы оплодотворить ее и передать свои гены. В другие дни он по бледному заду жены понял бы, что заниматься любовью с ней бессмысленно. Гораздо лучше отправиться на поиски других «разрумянившихся» дам, оставленных без присмотра и способных зачать от него детей, которым мужчина мог бы передать еще больше своих генов. При этом он не боялся бы оставить жену дома одну, зная, что она сейчас сексуально не рецептивна и никак не может быть оплодотворена. Именно подобным образом ведут себя самцы гусей, чаек и мухоловок-пеструшек.
Для людей последствия таких браков с демонстрируемой овуляцией были бы ужасными. Отцы почти не появлялись бы дома, матери не смогли бы в одиночку воспитывать детей, и те умирали бы пачками. В итоге все складывалось бы очень плохо не только для матерей, но и для отцов, поскольку ни те ни другие не преуспели бы в передаче своих генов.
А теперь давайте рассмотрим противоположный сценарий, согласно которому у мужа нет никаких способов узнать о днях фертильности у своей жены. Ему придется как можно больше времени проводить дома и заниматься с женой любовью как можно чаще (по возможности в любой день месяца), если он хочет повысить свои шансы зачать ребенка. Еще одна причина, по которой мужу нужно оставаться с женой, — ничуть не менее важна: только так он может охранять ее от посягательств со стороны других мужчин, поскольку она может оказаться фертильной именно в тот день, когда он отлучится. Обстоятельства могут сложиться неблагоприятно для мужа-изменника: именно в тот момент, когда он будет в постели с чужой женой, у его собственной жены наступит овуляция. Тогда другой мужчина может оплодотворить жену изменника, в то время как шансы последнего неясны: если другая женщина в этот момент не фертильна, он, возможно, напрасно потратит свою сперму. Логика этого сценария подсказывает, что у мужчины меньше резонов изменять жене, если ему неизвестно, которая из соседских жен фертильна в тот или иной день. Результат не может не радовать: отцы не шляются на стороне и вместе с матерями заботятся о детях, помогая последним выжить. Это хорошо как для матерей, так и для отцов, поскольку и те и другие успешно передают по наследству свои гены.
По сути дела Александер и Нунан доказывают, что причудливые особенности женской физиологии вынуждают мужчин оставаться дома (во всяком случае, дольше, чем они могли бы). Женщина выигрывает, получив активного помощника в деле выращивания ребенка. Мужчина тоже выигрывает, но только если принимает правила игры, предлагаемые женской физиологией. Оставаясь дома, он уверен, что ребенок, о котором он заботится, действительно носит его гены. Ему не надо бояться, что, пока он на охоте, его жена, подобно самке павиана, начнет сверкать красным задом, сигнализируя о том, что у нее началась овуляция, и что этот явный знак овуляции привлечет толпу поклонников, с которыми его жена начнет совокупляться поочередно на глазах у всех. Мужчина принимает эти правила, причем до такой степени, что продолжает заниматься любовью с женой даже во время ее беременности и после менопаузы, когда, как это известно даже мужчинам, оплодотворение уже невозможно. Таким образом, по мнению Александера и Нунан, скрытая овуляция и постоянная готовность к сексу, возникшие у женщин в ходе эволюции, имели цель утвердить моногамию, гарантировать участие отца в родительских заботах, а также упрочить его уверенность в собственном отцовстве.
Подобную точку зрению оспаривает «теория многих отцов», предложенная антропологом Сарой Хрди из Калифорнийского университета в Дэвисе. Антропологи давно установили, что в традиционных обществах практика инфантицида (убийства младенцев) была широко распространена — несмотря даже на законодательный запрет ее государствами. Однако до недавних полевых исследований, проведенных Хрди и ее коллегами, не представляли, насколько распространен инфантицид у животных. Сегодня мы можем отнести к видам, у которых он отмечен, даже наших ближайших родственников — горилл и шимпанзе, а также множество других видов, от львов до африканских гиеновых собак. Детоубийство, по всей видимости, чаще всего совершают взрослые самцы, истребляющие детенышей тех самок, с которыми они никогда не спаривались, — например, в тех случаях, когда самец-пришелец пытается захватить территорию и гарем самок у другого самца. Узурпатор обычно убивает детенышей, «зная», что это не его отпрыски.
Конечно, инфантицид вызывает у нас ужас, но заставляет также задать вопрос: почему же животные (а раньше и люди) так часто к нему прибегают? Поразмыслив, мы понимаем, что убийца получает явные генетические преимущества. Пока самка вскармливает детеныша, у нее не наступит овуляция. Однако чужак-узурпатор не связан никакими родственными узами с детенышами гарема, который он только что захватил. Убив детеныша, он тем самым прекращает лактацию у его матери и содействует возобновлению у нее эстрального цикла. Во многих (или даже в большинстве) случаев таких захватов и последующего инфантицида самец-убийца стремится спариться с потерявшей детеныша самкой, чтобы она понесла плод с его генами.
Инфантицид, будучи одной из основных причин гибели детенышей, представляет очень серьезную эволюционную проблему и для самок, ведь с погибшим детенышем пропадают и все вложения в него. Например, самка гориллы, как правило, теряет за жизнь по меньшей мере одного детеныша, убитого чужим самцом, пытавшимся захватить гарем, к которому она принадлежала. В целом же у горилл более трети детенышей гибнут в результате инфантицида. Если у самки очень короткий и при этом ясно обозначенный период течки, то доминантный самец легко может захватить самку на весь этот период. Все остальные самцы, следовательно, «знают», чей этот детеныш, и они при случае убьют его без всякого сожаления.
Теперь представим себе, что у самки скрытая овуляция и постоянная сексуальная рецептивность. Используя эти преимущества, она может спариваться со многими самцами — даже если ей придется делать это скрытно, чтобы не увидел ее «законный супруг». Хотя ни один из самцов в таком случае не может быть полностью уверен в своем отцовстве, любой из них имеет основания полагать, что родившийся детеныш может быть его отпрыском. Если со временем кому-то из самцов удастся устранить партнера самки и захватить ее, он не будет убивать ее детеныша — ведь тот может оказаться его собственным. Скорее всего, самец даже будет защищать детеныша и заботиться о нем. Скрытая овуляция у самки приведет к сокращению числа схваток между самцами — ведь если копуляция необязательно приводит к зачатию, то она не стоит того, чтобы за нее сражаться.
В качестве примера того, насколько разнообразно пользуются самки преимуществами скрытой овуляции, рассмотрим поведение африканских мартышек верветок, хорошо знакомых каждому, кто хотя бы раз бывал на сафари в Восточной Африке. Верветки живут группами, которые состоят примерно из семи взрослых самцов и десятка самок. Поскольку у самок верветок нет ни анатомических, ни поведенческих признаков овуляции, биолог Сэнди Энделман, найдя акацию, в кроне которой обосновалась стая мартышек, собрала с помощью воронки и бутылки капавшую с дерева мочу каждой из самок, а затем провела анализ на присутствие гормональных признаков овуляции. Она также отслеживала копуляции. Оказалось, что самки начинали спариваться задолго до начала овуляции и продолжали еще долгое время спустя после того, как были оплодотворены. Пика своей сексуальной рецептивности они достигали не раньше чем к середине беременности.
