Инна всегда вспоминала его с большой неохотой. Он вовсе не был плохим человеком, напротив, этот парень испытывал к молоденькой медсестричке искренние чувства, и намерения его были вполне серьезными. Это было заметно. Однако Инна не могла ответить тем же. Тогда-то она и усвоила, что, увы, никогда не сможет ужиться с мужчиной. Не хотелось обижать кавалера, вот и принимала его ухаживания, стараясь быть благодарной. Тем не менее, однажды всё-таки пришлось разбить сердце молодому человеку. Появилась веская причина, ставшая радостью и потрясением для Инны. В двадцать лет Инна узнала о своей беременности. А тот парень так и не узнал, что был отцом. Не узнал о рождении малышки. Повезло ему всё-таки, что ничего не узнал.

Инна отбросила свои размышления. Теперь они казались абсурдными, однако что-то внутри подсказывало ей, что она еще вернется к этим мыслям. Вряд ли когда-нибудь сделает шаг к их осуществлению, но будет терзать себя фантазиями о ребенке.

Женщина вдруг обнаружила, что дрожит от холода. Сколько же времени она так простояла на пустой улице? Должно быть, не меньше десяти минут. Эти странные мысли ввели её в ступор. Отпечаток от бушующих эмоций никак не хотел исчезать. Инна вспомнила, что существует ещё искусственное оплодотворение. «Или ребенка, в конце концов, можно усыновить… Глупости какие в голову лезут», – думала Инна, шагая в сторону темной фигуры четырехэтажной больницы. Оказывается, и несчастье может стать обыденностью, которою не так просто сразу поменять на что-то иное.

Войдя в госпиталь через приемный покой, Инна тут же столкнулась с Мариной. Девушка медленно брела по сумрачному коридору с подносом в руках. При каждом шаге белые полы ее незастегнутого халата разлетались в разные стороны. Вид у неё был какой-то нездоровый: бледное лицо её в подрагивающем свете казалось чуть зеленоватым. Тонкие руки, сжимающие края подноса, слегка тряслись, словно от тяжести, хотя на подносе были лишь пара шприцов, иглы и трубки для внутривенного вливания.

– Привет, – тихо сказала Инна.

– Ой, здравствуйте, – опомнилась девушка, будто бы только заметила женщину.

Что-то с ней сегодня не то. Вялая какая-то, обессиленная, но возбужденна, судя по лицу. Глаза так и бегают. Видимо, снова пришлось выполнять то, чего не было на практике в колледже. Ох уж эти впечатлительные новички.

Марина остановилась в нескольких шагах от Инны и впилась в нее огромными, как у рыбы, глазами. И вправду напугана, даже подбородок трясется, а поднос так и лязгает от дрожи.

– Чего ты? – удивилась женщина. – Забыла куда шла?

– Игорь Викторович, – только и смогла произнести Марина.

– Что Игорь Викторович? Ты какая-то странная сегодня. Заболела? – процедила женщина.

– Нет, нет! Я здорова! Со мной всё хорошо! – словно сама себя убеждала девушка.

На самом деле сейчас Инне не было дела до молодой медсестры. Какая разница, чем на этот раз озадачил Марину главврач, ей сейчас все в новинку, всё страшно, всё непонятно. Пусть привыкает. Хватит уже стажировки, и так с ней бегала, как курица с яйцом, пора бы уже Марине самой руку набивать. Пусть к самостоятельности приучается.

Инне совсем не хотелось сразу же нырять в работу, не успев переодеться и толком согреться. Лучше бы сейчас сесть куда-нибудь в теплый уголок. Пусть даже на пост дежурной. Ночью всё равно редко кто-то вызывает. Хорошо бы посидеть в тишине и покое, полистать старенький журнальчик. Что угодно, лишь бы не суета. Но молодой медсестре, очевидно, было чем поделиться. Всем своим видом Марина давала понять, как хочет, чтобы женщина поинтересовалась, чем она так взволнована.

– У нас тут такое творится, – так и не дождавшись вопроса, сказала Марина. – Вы просто не поверите!

– Что же? – Инна сдвинула брови, изобразив заинтересованность. Хотя на самом деле только и думала, как поскорее отвязаться от Марины и пройти к гардеробу.

– Пациент у нас в тяжелейшем состоянии, – едва ли не шепотом сказала Марина. – Ничего подобного никогда не видела!

Теперь молодой девушке удалось заинтриговать Инну: «Это печально. Что произошло-то с беднягой?».

Марина приблизилась к женщине ещё на шаг и, встав на цыпочки, горячо зашептала ей на ухо, словно старой подруге:

– Тут такое дело. Ужас! Не знаю, как и объяснить… Не поверите!

– Да подожди ты, – Инна взяла Марину за плечи и оттеснила в сторону, та даже уронила поднос.

– Вот растяпа! Дай хоть пальто сниму! И мы, по-моему, давно уже на ты перешли. Что ты мне всё выкаешь?

– Постойте, постойте, – чуть ли не вприпрыжку понеслась медсестричка за Инной по коридору. И поднос поднять не потрудилась. – Вы бы… Ты бы видела! Она же вся в ожогах. Как уголь, черная, живого места нет. Но живая! Дышит! Да и кости все переломанные. Говорят, свалилась откуда-то. Уж не с неба ли!

– Кто?!

– Я же рассказываю, а Вы… Ты!.. Ничего не слушаешь. Девочка какая-то. Сто процентов ожогов и жива.

– Бедненькая, – серьезно сказала Инна. Ей и впрямь было жаль ребенка. – Сейчас-то уж, наверное, умерла уже. Странно, что вообще живой доставили. С такими ожогами не выживают…

– Да нет же! Живая она. Давно уже привезли, а она всё жива. Представляете?! Я видела всё это своими глазами. Она, как уголь.

Марина так и юлила вокруг, так и подпрыгивала на месте. «Не померещилось ли ей чего-нибудь от шока? Молода она ещё, чтобы холодно наблюдать жертв несчастных случаев. Не мешало бы ей сейчас успокоительного принять», – подумала Инна.

– Упокойся ты, Марин. Так не бывает. Колледж свой вспомни. Ожоги любой степени площадью более пятидесяти процентов несовместимы с жизнью, – попыталась вразумить Инна, процитировав медицинский справочник. – А если обуглено всё тело, то тут и говорить не о чем. Даже самый непутевый первокурсник это знает. Вспомни про первичную остановку дыхания от высокой температуры. А ожоговый шок? А дыхательная недостаточность?

«Нет, видимо бедная девочка и впрямь не в себе. Надо бы её успокоить», – женщина сняла с плеча сумочку – где-то на дне должен быть пузырек с валерьянкой. И Тарину надо сказать, чтобы пока не брал малолетку на подобные операции. Рано ей ещё, тут особая подготовка нужна.

– Эта девушка до сих пор жива, кроме того, у неё нормальный пульс и температура. Она там – в операционной – лежит, одна, – не унималась Марина. – А Игорь Викторович убежал. Сказал, что-то понесет в лабораторию анализировать. А я одна, я боюсь!

– Что?! Тарина нет? Куда его понесло? – не на шутку удивилась Инна.

Даже разволновалась. Внутри всё сжалось от какого-то странного предчувствия, и в мыслях почему-то снова мелькнула та самая падающая звезда. Будто бы не случайно.

– Убежал! Говорю тебе!

– Куда?!

– Не знаю! Сказал в лабораторию какую-то.

– И ты одна? Кто ещё есть?

– Вы… Ты и я. Ольга Юрьевна не вышла сегодня. Других врачей тоже нет, давно на какой-то вызов уехали. В перевязочной, может, кто-нибудь дежурит. Ну, и охранник. Спит, – Марина уже чуть ли не заикалась. – С девочкой-то что делать? Я туда не пойду. Я боюсь до смерти!

– Так-так, успокойся ты, наконец, – сказала Инна, хотя сама едва не дрожала от волнения. – Раз такое дело. Сейчас пойду и посмотрю, а ты иди, посиди где-нибудь. Игорь Викторович, наверное, скоро вернется, если уже не вернулся.

– И лицо всё черное, и руки. Страшно! – уже громче произнесла Марина.