Сначала, заметив неясный свет, оба остановились, не в силах пошевелиться от охватившего их страха и изумления. Сайм, готовый поклясться, что в пирамиде нет ничего, кроме погребальной камеры фараона, был поражен, с трудом доверяя собственным глазам. Доктор Кеан, хотя и ожидавший этого, тоже на миг потерял контроль, столкнувшись со сверхъестественным лицом к лицу.

Они пошли на свет.

Перед ними оказалось квадратное помещение того же размера, что и камера фараона. Действительно, как они поняли позже, эта комната находилась непосредственно над ней.

В держателе треноги горел огонь, отбрасывая неверные блики на стены и потолок и давая возможность осмотреться. Но мужчин сейчас интересовало не это: их взгляд был прикован к стоящей у треножника фигуре, облаченной во все черное.

Человек стоял спиной ко входу и монотонно произносил что-то на языке, не знакомом Сайму. Иногда он вскидывал руки и из-за своей мантии становился похож на гигантскую летучую мышь. И каждый раз, словно повинуясь его движениям, пламя вспыхивало, освещая помещение адскими языками. Когда заклинатель опускал руки, успокаивалось и оно.

Комната была наполнена красноватым низко стелющимся дымом. На полу стояло несколько сосудов необычной формы, а у дальней стены, озаряемой редкими вспышками огня, белело что-то неподвижное, вероятно, подвешенное к потолку.

Кеан тяжело выдохнул и схватил Сайма за запястье.

— Мы опоздали, — произнес он странным голосом.

А в это время его товарищ пристально вглядывался в пунцовую дымку, пытаясь понять, что за кошмарная фигура висит там, куда не доходит свет. Когда заклинатель в очередной раз поднял руки, а послушный его велениям огонь ярко вспыхнул, заговорил и он. Хотя Сайм не был абсолютно уверен, что конкретно он увидел, он вспомнил все, что рассказывал доктор. В первую очередь о Юлиане Отступнике, императоре-некроманте. О том, что люди увидели, когда после его гибели открыли Храм Луны. Вспомнил, что леди Лэшмор… И тут ему стало дурно — Брюс едва успел поддержать спутника, готового лишиться чувств.

Сайма воспитывали в духе материализма, поэтому молодой человек не мог поверить, что ужас, с которым он столкнулся, реален. Но вот прямо на его глазах некромант проводит ритуал; дьявольский запах таинственных благовоний душит его; в танцующих тенях обители тьмы творится ужасное пророчество — разум Сайма просто отказывался принимать происходящее. Случись такое в Древнем мире, в Средние века, всем было бы ясно, что перед ними колдун, маг, с помощью древних заклинаний ищущий у мертвецов ответа на вопрос, касающийся живых.

Но способны ли современные люди принять это как данность? Сколько человек сегодня поверят, что кто-то практикует магию не только на Востоке, но и в Европе? Кто, став свидетелем сатанинской мессы, поймет, что это, и не попытается найти иное объяснение увиденному?

Сайм не мог допустить, что эта оргия порока реальна. Языческий император был способен верить в некромантию, но сегодня… — это действительно удивляет, насколько мы верим в истинность современных нам знаний!

— Я схожу с ума? — хрипло прошептал Сайм. — Или…

Окутанная дымкой фигура, казалось, выплыла из тени, приобретая конкретные формы, — и вот перед ними предстала прекрасная женщина, чья красота внушала благоговейный ужас. На голове у нее был урей, символ власти фараонов, а единственным одеянием служило платье из полупрозрачной ткани. Как облако, как призрак, вступила она в круг света, отбрасываемый пламенем.

И заговорила — было ощущение, что голос шел откуда-то издали, из-за толстых гранитных стен гробницы. Сайм не узнал язык, но почувствовал, как Брюс сильнее сжал его руку: проведя столько лет в компании сэра Майкла Феррары, он выучил его — мертвый язык, забытый на самой заре нашей эры.

Сайм быстро принял решение: ни один его современник не поверит, что такое можно увидеть в реальности. Им овладело безумие, и, выдернув руку из ладони Кеана, он попытался противопоставить сегодняшнюю науку древней магии. Подняв свой браунинг, он начал стрелять — вновь и вновь — в похожего на летучую мышь человека, застывшего между ним и треногой.

Эхо, словно передразнивая, тысячу раз повторило выстрелы, наполнив камеру кошмарным грохотом, исходящим отовсюду — из нижних коридоров, из потаенных уголков пирамиды, разрывая тишину, царившую там в течение долгих столетий.

— Боже мой…

Как в полусне, Сайм почувствовал, что Кеан пытается оттащить его назад. Сквозь облако дыма молодой человек видел, как одетая в черное фигура поворачивается в его сторону; как в кошмаре, разглядел он бледное, блестящее лицо Энтони Феррары; продолговатые холодные — змеиные — глаза смотрели на него. Сайм стоял — один среди хаоса, среди безумного мира, за гранью разума, там, где Бог был не властен. Но даже в этом помрачении он знал одно: он по меньшей мере семь раз выстрелил в человека в черном и не мог промахнуться.

Но Энтони Феррара оставался цел и невредим!

Тьма поглотила жуткое видение. Потом впереди появился белый луч, и, пытаясь выплыть из вод безумия, Сайм осознал, что доктор Кеан, отступая в глубь коридора, зовет его, срываясь на крик — бегите, спасайте свою жизнь, спасайте свою душу!

— Не стоило стрелять! — звучало в голове Сайма.

Не ощущая твердости и шероховатости камней, хотя позже все колени и лодыжки оказались расцарапаны до крови, спускался Сайм по длинной, уходящей вниз шахте. Доктор вроде бы шел впереди, время от времени хватая Сайма за ногу и направляя ее в выдолбленные в стене углубления. Все вокруг ревело и гудело, словно за стенами пирамиды бушевал океан и бился об нее огромными волнами. Было ощущение, что пол ходит ходуном.

— Ложитесь!

В голове начало проясняться. Теперь Сайм точно знал, что доктор готовит его к тому, что надо проползти по короткому коридору, ведущему в погребальную камеру фараона. Забывая об опасности упасть, он решительно двинулся вперед. Потом был провал в сознании, похожий на сон, в который погружается больной лихорадкой человек. И вот Сайм уже стоял в камере, а Кеан, зажав в одной руке фонарь, другой поддерживал его. Вновь вернулось чувство реальности происходящего.

— Я уронил пистолет, — пробормотал Сайм.

Он отодвинул руку доктора и повернулся к куче мусора в углу, туда, где был проход, через который они попали в дьявольское святилище.

Дыры не было!

— Он закрыл ее! — воскликнул Кеан. — Камеру и секретную комнату разделяют шесть каменных дверей. Если Ферраре удалось закрыть одну из них, прежде чем мы…

— Боже мой! — прошептал Сайм. — Давайте выбираться! Или я слечу с катушек.

Страх придал ему сил, и Сайм легко спустился по шахте вниз.

— Вставайте мне на плечи! — крикнул он, глядя вверх.

Доктор Кеан тоже спустился.

— Теперь вы первый, — сказал он.

Брюс тяжело дышал, почти задыхался, но полностью владел собой. Стоит однажды выйти за Грань, и понятие о смелости обретает несколько иной смысл: отвага перед лицом физической опасности тает под огнем неизведанного.

Сайм, с хрипом выпуская воздух сквозь стиснутые зубы, с невероятной скоростью поднимался по проходу с низким потолком. Оба стремились как можно скорее миновать этот длинный коридор. Впереди они увидели голубое небо…

* * *

— Что-то, напоминающее огромную летучую мышь, — сказал Роберт Кеан, — выползло из верхней ступени. Мы оба выстрелили..

Брюс поднял руку. Без сил, лежал он у подножия насыпи.

— Он зажег благовония, — проговорил он, — и читал заклинания. Не могу объяснить. Но стреляли вы напрасно. Мы опоздали…

— Леди Лэшмор…

— Пока пирамиду в Медуме не разберут, камень за камнем, ее участь останется неизвестной. Мы с Саймом стояли у адских врат! Нас спасло Господне вмешательство! Смотри!

Он указал на Сайма. Молодой человек лежал тут же — бледный, глаза закрыты, волосы густо выбелила седина.

Глава 20. Благовония