Сергей стал частенько наведываться в квартиру номер двадцать один, в которой уже больше не пахло смертью. Теперь здесь казалось даже уютно среди книг и солнечного света. Сергею было интересно разговаривать с Кузякиным, человеком умным, эрудированным и рассудительным, имеющим собственное мнение едва ли не по любому вопросу. И, что особенно привлекало в нем Сергея, в отличие от остальных обитателей Тринадцатого микрорайона, Игорь Петрович думал не только о том, как им выжить в странной, в чем-то нелепой и даже абсурдной, но по большей части все же страшной ситуации. Кузякин хотел разобраться в самой сути происходящего.

Сергей оторвал взгляд от журнала, который он листал. Журнал назывался «Локус» и был полностью посвящен фантастике. В комнате у Кузякина имелись три большие стопки этого журнала – подписки за несколько лет. А среди книг на полках Сергей так же, к своему удивлению, обнаружил немало фантастики. В представлении Сергея фантастика никак не вязалась с образом маститого ученого с мировым именем.

– Фантастику принято считать подростковой литературой, – ответил Кузякин на вопрос Сергея относительно происхождения книг и журналов. – Что есть огромное заблуждение. Фантастика – удивительная литература, раскрепощающая разум и прививающая навыки нетривиального мышления. Скажу тебе по секрету: очень многие читают фантастику всю свою жизнь, но старательно скрывают это от коллег и даже от близких родственников. Потому что боятся насмешек. По-моему, именно такая скрытность и есть проявление инфантилизма. Мне кажется невообразимо глупым скрывать любовь к литературе, но при этом открыто заявлять, скажем, о своей религиозности. Вот уж что действительно не к лицу здравомыслящему человеку, так это полагаться на божью милость и бояться божьего гнева. Это в двадцать первом-то веке!

После этого разговора Сергей принялся штудировать «Локус». На английском языке. Исключительно ради того, чтобы попытаться понять логику Игоря Петровича. Хотя он и неплохо знал язык, поначалу дело шло туго. Из-за того, что тема была для Сергея совершенно незнакомая. Однако постепенно он втянулся. Тем более что занять свободное время все равно было нечем. Жизнь без телевидения, радио, Интернета и даже без мобильника – это, надо сказать, очень странная жизнь. К такому не сразу привыкаешь. Но зато потом начинаешь получать от жизни колоссальное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Ты уже не плывешь в общем информационном потоке, пытаясь найти что-то дельное и отплевываясь от всякой мерзости, что сама собой так и лезет в рот, а в нужный момент сам создаешь нечто вроде локального информационного поля или кокона. В котором спокойно, тепло и уютно. И пахнет фиалками. Так, по крайней мере, казалось Сергею. Хотя, наверное, ощущения у каждого были индивидуальные.

– Что вы пишете? – спросил Сергей у сидящего за столом перед компьютером Кузякина.

Игорь Петрович ткнул пальцем в клавишу, поставил точку и вместе со стулом развернулся к Сергею:

– Записываю все, что происходит.

– Абсолютно все? – удивился Сергей.

– Стараюсь, – улыбнулся Игорь Петрович. – Но, скорее всего, что-то, конечно же, упускаю. Так всегда – пытаешься одним взглядом окинуть всю картину, а внимание сосредоточивается на мелких, малозначительных деталях. Эдакий ментальный пуантилизм.

Последнюю фразу Сергей не понял и про себя отметил, что нужно будет выяснить, что собой представляет этот самый пуантилизм.

– А зачем?

– Я так полагаю, что эти заметки будут представлять собой огромную ценность после того, как все это закончится.

– Для кого?

– Ну, например, для всех нас. Поверь мне, если мы все это переживем, нам будет казаться странным, да что там, нам с трудом будет вериться, что все это происходило на самом деле.

– Это точно, – согласился Сергей.

– Кроме того, таким образом я рассчитываю вычленить аномальные составляющие нашей теперь ставшей обыденной жизни. Мне представляется это важным с научной точки зрения. Я пока и сам не могу объяснить это в точности. Для меня это, скорее, некое предчувствие… или, если угодно, предощущение… – Кузякин поднял руки на уровень груди. Пальцы его были согнуты и разведены, как будто держали некие невидимые предметы, что-то вроде двух прозрачных полусфер. А затем Игорь Петрович сделал движение, как будто навернул одну полусферу на другую. – Если нам удастся собрать все детали воедино, быть может, тогда мы сумеем понять, что же здесь происходит. А понимание сути проблемы – это, как известно, первый шаг к решению любой задачи.

– Вы полагаете, это поможет нам выбраться отсюда?

Игорь Петрович уперся локтями в колени, согнув спину, подался вперед и таинственно понизил голос:

– Я рассчитываю на нечто большее.

Сергей призадумался: нечто большее – что бы это могло означать?

Дело приобретало необычайно интересный оборот, и Сергей очень рассчитывал на продолжение разговора.

Но – не сложилось.

Конец всему положил влетевший в комнату Соломон Юрьевич Штейн.

Лицо его раскраснелось, волоски, начавшие отрастать на голове, растрепались, глаза блестели. Соломон Юрьевич даже не постучал, что было совершенно на него не похоже. Короче говоря, он был вне себя от возбуждения. В довершение картины на груди у Штейна висел большой полевой бинокль.

– Она попыталась на меня напасть! – закричал он от двери.

Сергей и Игорь Петрович быстро переглянулись. В данный момент ход мыслей обоих был примерно одинаков. Первое: кто именно попытался напасть на Штейна? Местоимение «она» резко ограничивало выбор – это могла быть либо Ольга, либо Мария Тимофеевна. И то и другое казалось абсолютно нелепым. Второе: что послужило причиной нападения? И, наконец, третье: чем все это закончилось? Соломон Юрьевич был жив и вроде не пострадал. И это уже было хорошо. Но что с остальными участниками инцидента?

– Что случилось, Соломон? – спросил Игорь Петрович, старательно сохраняя внешнее спокойствие.

– Она чуть меня не схватила! – вскинул руку к потолку Соломон Юрьевич. – Это! – Он возмущенно вздернул плечи, так, что голова его почти провалилась между ними, и раскинул руки. – Это… это – чудовищно! – наконец-то нашел он нужное слово, в полной мере отражающее его чувства.

– Согласен с тобой, Соломон, – благоразумно не стал спорить Игорь Петрович.

Он очень деликатно взял Соломона Юрьевича за руку и усадил на стул.

– Дать тебе воды, Соломон?

– Не надо! – решительно отказался тот. Как будто Кузякин предлагал ему чашу с цикутой.

– Так кто на тебя напал?

– Что? – непонимающе посмотрел на Кузякина Штейн.

– Ты вбежал с криками о том, что на тебя кто-то напал, – напомнил Игорь Петрович.

– Нет, – криво улыбнувшись, помахал рукой Соломон Юрьевич. – Я сказал, что она попыталась на меня напасть.

– Пусть так, – кивнул Игорь Петрович. – Кто это был?

– Кто? – как эхо повторил Штейн.

– Кто попытался на тебя напасть? – произнес Игорь Петрович, проявляя чудеса выдержки и самообладания.

– Грязь, – бросил Штейн.

– Кто? – не понял на этот раз Игорь Петрович.

Сергей тоже ничего не понимал, однако предпочитал помалкивать, дабы окончательно все не запутать.

– Так! – поднял руки с открытыми ладонями Соломон Юрьевич, будто призывая всех к вниманию. – Давайте обо всем по порядку. – Он аккуратно положил ладони на колени. – На меня попыталась напасть грязь из ямы.

Пауза. Непродолжительная, но выразительная.

– Из какой ямы?

– Из той самой, в которой автобус утонул. – Соломон Юрьевич кивнул на Сергея.

– За рулем находился не я, – на всякий случай уточнил Косарев.

– Что с грязью? – спросил Игорь Петрович.

– Она сошла с ума! – как будто с обидой всплеснул руками Соломон Юрьевич.

– По порядку, – напомнил ему Кузякин.

– Понял, – кивнул Соломон Юрьевич. – Значит, так. Сегодня я дежурил у провала…

Тут нужно сказать, что дежурство возле провала, в котором булькала горячая жидкая грязь, было заведено сразу после второго общего собрания граждан Тринадцатого микрорайона. Все светлое время суток у края провала должен был находиться один из жильцов, вооруженный большим полевым биноклем, который очень кстати нашелся у учителя природоведения Поперекина. Как правило, это был доброволец, кто-то не занятый на других работах. Смысл дежурства заключался в следующем. Во-первых, если вдруг – волшебное слово «вдруг»! – на другом конце грязевой ямы кто-то появится, дежурный должен будет подать ему знак. Для этого у него при себе имелся зеленый флажок и судейский свисток. Во-вторых, провал постоянно увеличивался. И это, естественно, не могло не настораживать. По счастью, пока он разрастался в сторону Большой земли. Но не было никаких гарантий, что не начнется и обратный процесс. В таком случае дежурному следовало немедленно бить тревогу. Так вот, услыхав о нападении грязи из ямы, Сергей с Игорем Петровичем одновременно подумали об одном и том же: Штейн стал свидетелем того, как провал начал пожирать территорию Тринадцатого микрорайона, и переполошился.