– Когда она отказалась? – напряженно спросила Милена.

– Где-то в начале апреля. Тогда как раз распределяли роли.

– А на репетиции она ходила?

Наташа призадумалась и в конце концов сообщила, что за прошедшие два месяца Оля появлялась здесь несколько раз. Садилась на задних рядах. Молча смотрела на то, как остальные репетируют. Никогда ни с кем не заговаривала по своей инициативе, и ее тоже никто не трогал. Постепенно она стала совсем чужой, некоторые даже забыли, что она в театре со дня его основания. Даже самой Наташе редко приходилось с ней общаться – ведь Оля, как правило, очень быстро уходила.

– Здесь все считали ее надменной, а может, так и было. – Наташа пожала плечами. – Мне тоже показалось, что она уж очень много о себе воображает.

– Все или ничего? – уточнил Михаил.

Девушка кивнула. Также она сообщила, что давно не видела Ольгу. Во всяком случае, ни на прогоне, ни на премьере ее точно не было. Она с возмущением опровергла, что Ольга у нее ночевала.

– Она у меня ни разу не бывала! – ответила она на вопрос Михаила. – И даже не знала моего адреса, только телефон. А живу я вовсе не рядом, а на «Щелковской». Извините, мне пора одеваться.

Все актеры мало-помалу исчезли из зала. Перед сценой пробежала Ирина, дробно пощелкивая каблучками. Она была взволнованна, ее миловидное лицо раскраснелось. Увидев Михаила, она приветственно махнула ему рукой:

– Скоро начнем!

В зал уже заходили зрители. У входа стоял парень и раздавал всем программки – такие же, как у Михаила. Михаил повернулся к Милене:

– Ты будешь смотреть спектакль?

Она покачала головой.

– Езжай домой, – приказал он. – И скажи своим родителям, чтобы они немедленно подали в розыск. Ты теперь сама видишь, что твоя сестра исчезла четыре дня назад, а не два.

Девочка встала. Она казалась такой жалкой и некрасивой в своем растянутом голубом свитере. Михаил удержал ее за рукав:

– Не переживай. Ольгу найдут. Я все-таки думаю, что ничего страшного не случилось.

Но на самом деле он вовсе так не думал.

Зрителей было немного – чуть больше половины зала. Уже в начале спектакля некоторые начали уходить. Михаил не удивлялся этому. Его удивляло другое – как живо и вполне профессионально играли ребята. Он никогда не видел настоящего театра Кабуки, но понял, что постановщица умудрилась обучить артистов стилизованной походке и жестам японских актеров. И за такой короткий срок, с такими ничтожными средствами создать такое красочное увлекательное зрелище! Он восхищался этой женщиной, и постановка ему понравилась. После спектакля он взял у нее интервью.

Он вовсе не собирался говорить с ней об Ольге – ему было достаточно того, что рассказала Наташа. Однако маленькая горбунья сама заговорила о девушке.

– Мои ребята рассказали, что вы интересовались Олей Ватутиной? – осведомилась она, когда Михаил уже прятал диктофон с записанной кассетой. Разговор происходил в опустевшем после представления зале. Двое парней на сцене сворачивали дешевые бумажные декорации, остальные актеры уже переоделись, стерли свой немыслимый грим и разошлись.

– Оля пришла сюда одной из первых, – сообщила женщина, с интересом глядя на журналиста. – Жаль, что она не нашла своего места. А может, и не хотела найти. Ей нужна была главная роль, а данных у нее было маловато. Наружность – это еще далеко не все. Она считала себя готовой актрисой, а ведь это было не так. Девочка где-то усвоила кривлянье, взрослые замашки, любила, чтобы ею восхищались. Анаши ребята действительно заглядывались на нее, ведь девочка очень симпатичная. Но переломить себя, начать работать она не желала. Я видела, что к добру это не приведет, и как-то раз поговорила с ней. Поверьте мне, что это было сделано тактично, я старалась внушить ей, что нужно заниматься… Но ничего не добилась. Оля меня почти не слушала, мне так кажется. Подавайте ей главную роль – вот и все. А почему вы ею интересуетесь?

Михаил решился и открыл женщине правду. Рассказал про загадочное поведение девушки, про ее ложь, про ее исчезновение. Ирина слушала его напряженно и больше не улыбалась. Когда он замолчал, женщина сняла очки и энергично потерла покрасневшую переносицу. Глаза у нее были близорукие и покрасневшие от усталости.

– Ужасно, – тихо сказала она. – С Олей могло случиться что угодно при таком-то независимом характере… Я видела, что она живет какой-то своей жизнью, совсем не безоблачной. Странно, что родители этого не видели, как вы говорите. Хотя родители вообще редко замечают перемены в своих детях. Придумывают себе образ идеального ребенка и носятся с ним. Так хлопот меньше! А ребенок-то совсем другой, а значит – помощи от родителей не дождется – они ведь его не понимают…

Ирина встала. На сцене было пусто, в зале темно, горел только один светильник на боковой стене – под ним они и сидели. Здесь уже ничто не напоминало о спектакле.

– Вы будете держать меня в курсе дела? – спросила она, направляясь к выходу. – Мне бы хотелось узнать, что произошло с Олей.

– И мне тоже хотелось бы это знать, – ответил Михаил. – Причем все сильнее и сильнее.

Они обменялись телефонами и попрощались на пороге кинотеатра. Ирина предложила довезти его до дома, а когда он отказался, села в побитый красный «Москвич», лихо стартовала, и машина исчезла за перекрестком.

На другой день у него было много работы, два интервью в разных концах города. Но он все-таки выбрал время и ближе к вечеру позвонил родителям Милены. От ее матери он узнал, что они уже ходили в отделение милиции по месту жительства и подали в розыск. Женщина говорила глухо, отрывисто, и Михаил упрекнул себя – зачем он навязывается, бередит ей раны? Но Алла все-таки справилась с собой и даже поблагодарила его за участие:

– Спасибо, что потратили столько времени на Милену… Она все мне рассказала про этот проклятый театр… Я с самого начала как-то не верила в это Ольгино увлечение…

«А мне говорила совсем другое. Если не верила – почему не поинтересовалась, чем занимается дочь?» – подумал Михаил, но высказывать этого вслух, конечно, не стал. Он только предложил посильную помощь. Дело было в том, что в их бесплатной газете не так давно стали публиковать фотографии пропавших людей. В основном материалы поступали из пресс-службы ГУВД. Места для этих публикаций не хватало, и уже успела образоваться очередь.

– Но я бы мог втиснуть в рубрику снимок вашей дочери в обход очереди, – предложил он. – Это может дать результаты, ведь газета распространяется в нашем округе, попадает практически в каждый почтовый ящик. Это даже эффективней, чем показ снимка по телевидению, ведь снимок в газете можно подробнее рассмотреть.

Алла некоторое время молчала, потом ответила, что должна посоветоваться с мужем. Дело в том, что они все еще никого не известили о пропаже дочки. Она имеет в виду родственников.

– Это будет удар, особенно для моей мамы, – прошептала она так тихо, что Михаил едва разобрал слова. – Пока мы не говорим ей, что Оля пропала, но у меня такое чувство, что она начинает что-то подозревать. Ведь они часто перезванивались, а теперь я не могу позвать дочь к телефону, когда бабушка звонит.

Михаил попросил все-таки помнить о его предложении и, в случае чего, звонить ему домой или на работу – он всегда готов помочь. Сам он принял решение больше не звонить родителям Ольги и Милены. Его могли счесть навязчивым – он уже понял, что эти люди не очень-то стремятся к его услугам и предпочитают замкнуться в своем горе. «Но вряд ли им удастся скрыть исчезновение девушки от родни, – подумал он. – Ведь розыскное дело заведено, а родню в таких случаях опрашивают в первую очередь».

Перед концом рабочего дня он заехал в редакцию и рассказал редактору отдела культуры о посещении театра.

– Не хотелось бы ограничиваться информацией в пять строчек, статья получится интересная, – настойчиво говорил Михаил. – Тем более в театре занимается «группа риска» – ребятам лет семнадцать – девятнадцать. Куда им податься, кроме дискотек и ночных клубов? С детьми как-то больше возятся, чем с ними.