Как бы гости ни боялись неведомого снайпера, им следовало проверить, кого это угораздило подорваться на их мине. Оставив «клиентов» наверху, оба охранника осторожно спускались вниз, готовые открыть огонь при малейшем подозрительном движении. Фрагментов чьего-либо тела – или тел – на месте взрыва не обнаружилось. Что еще ничего не значило – труп врага могло отбросить в коридор шестого этажа. Чтобы убедиться в этом, минерам нужно было сойти на раскуроченную взрывом площадку. Молча обменявшись условными знаками, они так и сделали. Спускаться еще ниже им было необязательно. Если вражеского тела нет в коридоре за лестницей, значит, никакого вторжения и не было, а мина сработала по ошибке.

Держа пальцы на спусковых крючках, а автоматы – наведенными на двери квартир, головорезы сошли на площадку, засыпанную обломками мраморной облицовки…

… И исчезли во вспышке нового, столь же мощного взрыва!

Оставленная Безликим под куском облицовочной плиты мина работала по тому же принципу.

Только выглядела обычно – плоский кругляш, удобный для того, чтобы прятать его в любом подножном мусоре. На сей раз у охотника нашлось время, чтобы заткнуть уши, поэтому он пережил грохот без болезненных последствий. Чего нельзя сказать о его жертвах. Которые тоже вряд ли почувствовали боль – не успели, поскольку взрыв растерзал их практически мгновенно.

Два оставшихся наверху противника были не столь опасными, но Безликий все равно не намеревался переть на рожон. И, перепрыгнув через трупы, начал подниматься по лестнице столь же осторожно, как до этого его враги спускались вниз.

– Капитан Нагибин! Лейтенант Холмогоров! – раздались сверху обеспокоенные крики на русском языке. – Как вы там?! С вами все в порядке?! Что случилось?!

– Эй вы, оба!.. Хватайте аптечку и… живо ко мне! – отозвался Безликий тоже на русском, симулируя надсадный кашель. – Холмогоров… ранен!.. Быстрее, черт вас дери!

Кто были эти типы по профессии, охотник не знал. Но вновь убедился, что прежде им не доводилось бывать в подобных передрягах. Их научили мало-мальски стрелять и прятаться за укрытия, но не избавили от легковерия – дурной привычки, что губит немало хороших людей и на войне, и в мирной жизни.

Никаких проверочных вопросов, на которые Безликий все равно не ответил бы, не последовало. Услыхав, что кто-то из их команды ранен, два этих типа схватили аптечку и без раздумий бросились ему на подмогу. Что было весьма благородно с их стороны. Жаль только, что те, кто мог бы это оценить, уже умерли, а Безликому на их самоотверженность было начхать.

Впрочем, он охотился не только за людьми, но и за информацией. А эти двое знали о железных пластинках явно побольше наемников-арабов. А поскольку от мертвецов как от информаторов проку нет, Безликому пришлось выбирать, кто из гореспасателей умрет сразу, а кто – немного попозже.

Выбор решился простейшим образом. В руках первого выскочившего на лестницу типа был автомат. В руках второго – контейнер полевой медицинской помощи. Оба они не ведали, что коварный враг уже держит двери пентхауза на мушке. И потому спустя мгновение доктор остался в одиночестве, а во лбу его товарища появилась аккуратная дырка – симптом смертельной болезни, против которой медицина была бессильна.

Опешивший доктор застыл на месте, даже не подумав схватить упавший неподалеку от него автомат погибшего соратника.

– На пол! Лицом вниз, руки за голову! – скомандовал быстро излечившийся от кашля, ложный капитан Нагибин.

Повторять не пришлось. Пленник беспрекословно подчинился и плюхнулся на лестничную площадку. Подойдя к нему, охотник оттолкнул ногой оружие, до которого тот мог дотянуться, упер глушитель «штейра» ему между лопаток и продолжил:

– Не вздумай открывать рот, пока я не задам тебе вопрос. Одно лишнее слово, и я выстрелю. Ответишь правильно на все вопросы – останешься жить. Соврешь – я выстрелю. Тебе понятно?.. Эй, это был первый вопрос!

– Да-да, я все понял, – отозвался доктор. И, повинуясь приказу, сразу же прикусил язык.

– Do you speak English?

– Yes, of course!

– Okey! – И Безликий перешел на английский. – Говори четко и ясно – я веду запись… Кто ты такой и как тебя зовут?

– Я – Леонард Понаровский, младший научный сотрудник и квестер Центра Изучения Катастроф.

– Ты и твоя команда прибыли сюда изучать катастрофу или тоже искать проклятые железки? – Безликий сделал ударение на слове «тоже».

– И т-то, и д-другое! – Голос Понаровского предательски дрогнул, но дознаватель счел и этот ответ правдивым.

– Вы опоздали, – заявил он, внимательно наблюдая за реакцией пленника. – Я уже нашел все пластинки и перепрятал их. Если бы вы не разбили лагерь рядом с моим тайником, я бы вас не тронул. К сожалению, вы мне помешали, и я был вынужден вас уничтожить.

Понаровский судорожно сглотнул и испуганно покосился на стоящего над ним человека с оружием. Однако вместе со страхом во взгляде Леонарда было нечто, похожее на любопытство. И оно тоже не ускользнуло от внимания Безликого.

– Ты хочешь задать вопрос? – поинтересовался он.

– Д-да.

– Спрашивай.

– Сколько п-пакалей в-вы нашли?

Пакали – вот как, значит, называются эти железяки! Наемник-араб говорил, что их должно быть несколько. Сколько именно, он понятия не имел. Знает ли это квестер Понаровский? Возможно, он ведь ученый. Но если задать ему встречный вопрос, а сколько пакалей должно здесь быть, он смекнет, что Безликий знает о них слишком мало, и наверняка начнет врать.

Чтобы добиться правды, Безликому нужно блефовать и убедить пленника, что он в этом вопросе тоже не лыком шит.

«Несколько» – понятие растяжимое, но не намного. В общепринятом понимании оно охватывает диапазон чисел от трех до семи-восьми. Но будь пакалей семь или восемь, Безликий, уже наверняка отыскал хотя бы один из них. А он, проверив достаточно мест, до сих пор оставался ни с чем. Стало быть, пластинок совсем немного: три или четыре… Пусть будет четыре. Для верности.

– Я собрал все четыре пакаля, – ответил охотник. – Не повезло твоему ЦИКу – только напрасно погубил людей.

– Четыре?! – Квестер удивился, но недоверия в его глазах не возникло. Названное Безликим число оказалось выше того, какое надеялся услышать Понаровский, но палку охотник не перегнул. И не стал наказывать пленника за невольно брошенное слово, поскольку тот вовремя опомнился и замолк.

– Хочешь задать новый вопрос – задавай, – снова разрешил Безликий, видя, что ученому не терпится поинтересоваться у него о чем-то еще.

– А в-вы не могли бы д-дать мне хотя бы взглянуть на в-ваши пакали? – воспользовался полученным шансом чудом выживший счастливчик.

– Исключено! – отрезал охотник. – Еще вопрос?

– А к-какого цвета ваши п-пакали? И к-картинки… Какие на них к-картинки?

– Я, кажется, сказал: один вопрос, а не два! – сострожился Безликий. Пленник вздрогнул и, вжав голову в плечи, крепко зажмурил глаза, явно решив, что сейчас последует неминуемое наказание…

Но дознаватель не выстрелил. Он принял оба вопроса и теперь его мысли были заняты ими. Если продолжать блефовать грамотно, можно угодить в точку и здесь. Хотя, конечно, это будет сложнее.

Про цвета пакалей араб-наемник не упоминал. Да и про картинки сказал мало: они, мол, выдавлены на пластинках и очень похожи на те, что нарисованы на стенах доисторических храмов. Да, с картинками проще – фантазия у художников той эпохи была небогатая. А вот как быть с цветами… Пакали металлические и, судя по всему, очень древние. Любая краска с них давно бы слезла и цвет у них мог быть только естественный. Цвет металла. Но раз выходит, что цветов много, следовательно, пластинки сделаны из разных материалов. И они не покрыты слоем окисла, потому что тогда Понаровский вообще не спрашивал бы о цвете – зачем? А какие самые распространенные цвета у металлов, не подверженных окислению?

– У меня два желтых и два белых пакаля, – ответил Безликий. – На желтых изображены стебли тростника и ваза, на белых – перекрещенные жезлы и человек с головой собаки. Вы планировали найти именно эти пакали?