– Даже охрана никогда не заходила в его кабинет без вызова, – добавил Иван, стоявший у лестницы по стойке смирно.

– Я знаю. Горбач не был хлебосольным хозяином. Все дела решал в беседке и прогонял гостей вон. Войти ночью на территорию нереально. В дом и того труднее, а уж про личный кабинет я и вовсе не говорю. Хозяина обезвредили возле стола, потом подтащили к камину, положили глазом на острие и еще кочергу сунули ему в руку. Упавшее полено опалило покойному руку и сожгло манжету на рубашке. Убить таким образом не вопрос. Проблема в другом. Как можно было оказаться на расстоянии выстрела, и еще более непонятно – как пробраться на третий этаж. Решеток на окнах нет, но стены дома красят каждую весну в белый цвет. Залезть по стене и не оставить следов мог только фокусник или невидимка.

– Вы уже перешли к выводам, уважаемый генерал, а я спать хочу. Какие у вас ко мне вопросы по существу?

– У вас есть алиби на прошлую ночь?

– Есть. Но оно затронет достоинство моей жены.

– А мы ей ничего не расскажем. Вы же молодой красивый мужчина, она все понимает, потому и не осталась с нами. Очень многие женщины таким образом берегут свои нервы. Лучше не знать, чем изводить себя.

– Весь вчерашний день я провел в Москве по своим коммерческим делам. С одиннадцати вечера примерно до двух ночи просидел с девушкой в ресторане. Потом пошли в номер. Утром мне приносили завтрак.

– Я могу подтвердить, – вмешался Иван. – Я всю ночь просидел в холле, спать вовсе не ложился. Читал, болтал с администратором, меня видел весь персонал.

– Вам не предоставили номер? – удивился Тертышников.

– Номер у меня был. Этажом ниже. Павел Семенович несерьезно относится к угрозам. Накануне ему подбросили записку без подписи: «Будь осторожен в Москве! На тебя начали охоту». Напечатана на машинке и, разумеется, без подписи.

Иван встал, достал сложенный вчетверо листок и передал следователю. Странно, что он мне ничего не сказал о записке. Скорее всего идея ему пришла позже, когда он побывал в морге. Сам и состряпал мнимую угрозу.

Но верно ли то, что он всю ночь просидел в холле? Ведь мое алиби, как и алиби жены, будут проверять с особым усердием. У следствия нет других зацепок. Будь я на их месте, имел бы тоже много вопросов. Дочь и тесть – наследники. Кому еще нужна смерть Горбача? Их алиби и надо проверять с особой тщательностью.

– Убийство заказное. Это же очевидно. Каждый из нас мог нанять киллера, – сказал я, стараясь быть убедительным.

Генерал кивал, улыбка не сходила с его лица. Веселый сыщик нам подвернулся. Казалось, мы собрались здесь, чтобы придумать сценарий для очередного сериала.

– Думаю, им всегда нужны деньги.

– Конечно. Вы могли бы обещать ему один из шикарных коттеджей. Став наследниками, вы сможете по своему усмотрению распоряжаться имуществом. Тимофей Горбач сделал грубую ошибку. В плане бизнеса он поступил правильно. Земля дорожает, и дальновидные люди это понимают. Горбач решил распродать особняки с аукциона. В этом случае только тот, кто богаче, становится владельцем. Эту идею он хранил в тайне до поры до времени. Ему нужны были связи, сильные властные люди с лохматыми лапами. Они пробивали разрешения на покупку для него земли, доставали стройматериалы по себестоимости, любые, вплоть до мрамора. Все эти люди рассчитывали на благодарность за свое усердие, ожидали существенных скидок. Три дня назад пайщики узнали об открытых торгах в нескольких поселках. Все, что они уже считали своим, пойдет с молотка. Сегодня мы пытались дозвониться до Артура Леонидовича Гейко. Думаю, вы знаете личного адвоката своего тестя. Он недоступен. У вашей жены, как и у вас, никаких документов на этот предмет нет, как я догадываюсь.

– Кроме завещания, ничего, – кивнул я.

– Все верно. Кому-то из партнеров Тимофея Валентиновича такая идея пришлась не по душе. А может быть, всем. Они решили, что с вами договориться будет гораздо проще, значит, Горбача надо убрать. Вы получаете гигантское наследство и продаете особняки тем, кто сделал свой вклад в большое дело. По сути, если вы откажетесь от аукциона, нам придется искать доказательства сговора. Так что подозреваемых больше, чем вы думаете. На родственников погибшего ляжет главное подозрение, именно подозрение, не более того.

– А почему, генерал, вы так легко отмахнулись от мысли о киллере?

– Очень просто. Профессионалы всегда видят, с кем имеют дело: с заказчиком или посредником. Посредников выслеживают и всегда находят истинного заказчика. Киллер должен быть уверен в том, что его не сдадут. Вашим посредником мог бы быть Иван Парфенович Веткин. Опытный и надежный человек. Но киллер тут же просчитает, кому нужна смерть Горбача. Ивану? Нет, конечно. Вам. Во-вторых, киллер сам себе обеспечивает алиби. Вынуждают заказчика лично передавать деньги. Короче говоря, он загоняет вас в ловушку. И когда вы получаете свой куш, он тут как тут. Недоплатили, любезный! И так до конца жизни. С киллерами давно никто не связывается, если только он вам не обязан собственной жизнью. Когда-то я знал преданных людей. Деньги всех сломали. Даже очень честных ментов, прокуроров и судей.

– А как же реформа? – усмехнулся я.

– Реформа может быть только одна. Коммунизм. В этой утопии говорилось о ненужности денег. Сказка не прошла. Человек рождается собственником. Он так создан. Значит, ему нужен рынок. Но наш пролетариат заучил железную советскую истину: «Грабь награбленное», «Кто был ничем, тот станет всем». О чем мы говорим? Цивилизация придет к нам лет через сто, если страна уцелеет.

– Для следователя вы очень оптимистично смотрите на мир, – заметил я, думая о своем.

– Знали бы вы, в каком дерьме нам приходится копаться… Ладно. На сегодня хватит. У вас завтра похороны. Я приеду. Может, адвокат придет попрощаться с хозяином. Ума не приложу, где его искать.

Капитан в течение всей беседы не проронил ни слова, говорил только генерал, вместо того чтобы слушать. Следователь из него хреновый, но оратор неуемный. Это заметил даже Иван, буркнув в спину уходящим: «Трепач».

Мы остались вдвоем.

– Вся твоя история, Иван, с гибелью Потоцкого пахнет керосином. Боюсь, что Потоцкий тут ни при чем. Целью был Тимофей Горбач.

– Куда же, по-твоему, делся Павел? – спросил Иван.

– Тебе ли не знать. Ты же его всю ночь сторожил в холле. И у тебя целый вагон свидетелей. Думаю, что Потоцкий уехал в Москву для алиби. О том, что случится с хозяином дома, знал не один человек. И Потоцкий в том числе. И дочка Горбача вовремя уехала погостить к подруге. Там тоже свидетелей хватает. Может, дочка и зятек и впрямь решили кокнуть старика? Все сходится.

– Кроме исчезновения Павла. Если уж искать логику, то я предположил бы, что Катя решила одним ударом избавиться от отца и мужа. По брачному договору у них все имущество общее. Оно отходит к тому, кто больше проживет.

Я немного задумался, потом не согласился.

– Перебор. Даже с ее железным алиби. Когда мы вернулись, она ничуть не удивилась моему возвращению. Я не верю в то, что она не узнала собственного мужа. Или ты ее предупредил о подлоге заранее. Ты ведь однажды обронил фразу – она твоя главная хозяйка. Потоцкого мог убить ты. До ночи еще было далеко. Могла убить Яна. С этим фруктом придется разбираться отдельно.

– Потоцкий мертв, и я тебе рассказал всю историю. Катя знала, кого я везу сюда.

– Нет, Ваня. Я рассуждаю. Проведи меня в кабинет, где был убит Горбач.

Мы поднялись на этаж выше. Кабинет представлял собой солидный зал с множеством столов, на которых были разбросаны рулоны ватмана и чертежи. На письменном столе – груды документов. Решетка камина выглядела необычно. Копья походили на обоюдоострые четырехгранные штыки. Но зачем же такое острие? Этот вопрос я и задал Ивану.

– У Тимофея Валентиновича были собаки, охотничьи. Играя, они трижды заскакивали в камин. Одна лапу себе подпалила, вторая шкуру. Он сам нарисовал чертеж загородки и заказывал ее кузнецу. Тут винить некого. Соорудил эшафот для себя.