Написанный в первой половине 1920 г. рассказ «Дерево», хотя по стилю также заметно «дансенианский», скорее напоминает о детском увлечении Лавкрафта Античностью. От любви к дохристианскому периоду средиземноморской цивилизации писатель не избавился до конца жизни, и в рассказе она проявилась в выборе времени и места действия. В тексте описано, как тиран Сиракуз устроил соревнование между самыми выдающимися скульпторами города — Калосом и Мусидом. Они должны были высечь из камня статую богини удачи Тихе. Судя по всему, победить должен был Калос, но в процессе работы он умирает, несмотря на усиленные заботы друга. На его могиле вырастает странное оливковое дерево, которое однажды падет на дом Мусида, убивая скульптора, видимо, отравившего своего товарища и конкурента из зависти. Заканчивается текст меланхоличным пассажем: «А оливковая роща по-прежнему растет на том же самом месте, растет и дерево на могиле Калоса. Старый пасечник рассказывал мне, что иногда ветви его шепчутся на ночном ветру, бесконечно повторяя: “Oida! Oida! Мне ведомо! Мне ведомо!”»[70]

Эта вполне тривиальная история о том, что зло и предательство будут неизбежно наказаны, была задумана Лавкрафтом еще в 1918 г. И будь она исполнена тогда же, то, видимо, выглядела бы еще банальней. Теперь же, благодаря дансенианским арабескам стиля, «Дерево» оказалось и более изящным, и более значительным. Рассказ был издан в «Трайаут» в октябре 1921 г. Лавкрафт недолюбливал этот текст, который справедливо казался ему слишком простым и неглубоким.

Значительно более удачным выглядит рассказ «Кошки Ултара», который, наряду с «Другими богами» и «Карающим роком над Сарнатом», относится к числу самых удачных текстов Лавкрафта начала 20-х гг. XX в. Здесь, как и в большинстве текстов лорда Дансени, действие разворачивается в целиком выдуманном мире. Начинается повествование с упоминания странного указа, действующего в некоем городе «Ултаре, что за рекой Скай», — «никому не дозволено убивать кошек». В этом городе жила пара стариков, ненавидевшая кошек и убивавшая всех животных, забредавших к ним во двор. Однажды в Ултар прибыл караван странников, среди которых был мальчик Менее и его единственный спутник — маленький черный котенок. Вскоре котенок пропал, и молва обвинила в его убийстве злобных стариков. Несчастный Менее стал горячо молиться. «Он простирал руки к солнцу и читал молитвы на языке, не понятном никому из горожан; последние, впрочем, и не слишком старались понять, поскольку их внимание было поглощено происходящим в небе, где облака удивительным образом меняли очертания. А когда мальчик произнес заключительные слова молитвы, все увидели вверху облачные фигуры странных существ — людей со звериными или птичьими головами, увенчанных рогами с диском посередине»[71]. Ночью в городе куда-то исчезли все кошки, а когда они вернулись, то «не прикасались к еде, а лишь дремали у теплой печки или на солнышке»[72]. Через некоторое время в хижине злых стариков нашли их обглоданные до костей скелеты. Тогда-то городской совет и издал «достопамятный закон, о котором и поныне судачат торговцы в Хатеге и путешественники в Нире, — закон, согласно которому в Ултаре никому не дозволено убивать кошек»[73].

При всей внешней незамысловатости рассказ проникнут странными аллюзиями, о которых Лавкрафт вряд ли задумывался, сочиняя его. Например, имя мальчика-героя С.Т. Джоши связывает с именем короля Аргименеса из пьесы лорда Дансени «Король Аргименес и неведомый воин». И в то же время Менее — имя первого фараона, объединившего Верхний и Нижний Египет. Так что в тексте идет речь не только о необходимости бережно относиться к животным (особенно — к столь любимым Лавкрафтом кошкам), но и об опасности оскорбить скрытое величие и могущество. Влияние лорда Дансени здесь явно перекликается с детскими воспоминаниями об увлечении сказками «Тысячи и одной ночи» и прочей восточной экзотикой. Рассказ был написан в июне 1920 г. и опубликован в «Трайаут» в ноябре того же года.

В ноябре 1920 г. Лавкрафт создал наиболее эскапистский рассказ во всем его раннем творчестве — «Селефаис». Это история жителя Лондона, присвоившего себе фантастическое имя Куранес и ненавидящего окружающий прозаический мир. Он знает о существовании иной, более совершенной реальности, где он сумел оказаться один раз в детстве. Сердцем ее является город Селефаис, находящийся в «долине Оот-Наргая, по ту сторону Танарианских гор». Взрослый Куранес, при помощи наркотиков, не раз пытался вернуться в этот город, однако экстатические путешествия приводили его куда угодно, но только не к желанной цели. Он принимает все больше и больше одурманивающих веществ, опускается, становится ничтожным бродягой. И вот, находясь на грани полного отчаяния, он встречает кавалькаду рыцарей, едущих в Селефаис. Куранес вместе с ними прыгает с обрыва и плывет по воздуху в волшебный город, где его ждут, чтобы сделать королем Оот-Наргая и «всей волшебной страны снов и грез. Его двор находился попеременно то в Селефаисе, то в заоблачном Серанниане. Он счастливо царствует там и теперь, и так будет продолжаться вечно»[74]. А в нашей грубой реальности морские воды на следующий день выносят на берег тело утонувшего оборванного бродяги.

Рассказ интересен не своим сюжетом, практически целиком заимствованным из рассказа лорда Дансени «Коронация мистера Томаса Шарпа». Любопытнее переживания и чувства Куранеса, столь явственно совпадающие с истинными чувствами самого Лавкрафта. Судьба главного героя во многом напоминает судьбу автора: «Куранес был старомоден и мыслил не так, как остальные писатели»[75]. В момент написания рассказа Лавкрафт явно одобрял выбор своего героя, который предпочел фантастический и благородный мир грез жуткому и безотрадному миру реальности. К тому же в «Селефаисе» вновь заметно звучит тема утраченного счастья, столь привлекавшая фантаста. Вернуть чистоту и искренность детского восприятия мира — вот одна из недостижимых целей, к которой долгое время будут стремиться герои писателя. По крайней мере, до тех пор, пока в его творчестве окончательно не возобладает идея жестокости, равнодушия и беспощадности Вселенной ко всему живому.

«Селефаис» Лавкрафту нравился, но он не слишком рвался его публиковать. Издан он был лишь в 1922 г. в журнале «Рейнбоу».

Созданную в феврале 1921 г. «дансенианскую» историю «Иранон» также трудно отнести к шедеврам. (Более правильный вариант названия — «Поиск Иранона» или «Странствия Иранона», но у отечественных публикаторов популярней оказалась усеченная версия.) Сам Лавкрафт критически относился к этой вещи, считая ее слишком слащавой. Действительно, этот текст не только выглядит неумеренно сентиментальным, особенно в финале, но и откровенно невнятным, напоминая скорее не рассказы, а стихи Лавкрафта.

В начале рассказа певец Иранон приходит в город Телос, где говорит, что ищет покинутую родину — град Эйра. Вместе со своим спутником — мальчиком Ромнодом — он отправляется на долгие поиски родной земли. Но так ее и не находит. После многолетних путешествий, в ходе которых Иранон остается все таким же юным, Ромнод умирает, а певец встречает старика, который открывает ему глаза на реальность. Старик говорит: «О, путник, я и в самом деле слышал это название Эйра и другие, о которых говорил ты. Но возвращаются они ко мне из бесконечно далекой пустыни прожитых лет. Слышал я их еще в далеком детстве из уст товарища по играм, мальчика из нищей семьи, склонного к странным мечтаниям… Как часто пел он мне о дальних странах, коих не было и в помине, и о разных невозможных вещах. Часто он рассказывал мне об Эйре, и о реке Нитре, и о водопадах крохотной Край. Там, как он утверждал, был он некогда принцем, хотя мыто знали его от рождения. Нет и не было никогда ни мраморного города Эйры, ни тех, кто хотел бы найти усладу в его странных песнях. Разве что это было в мечтах моего друга детства, — а звали его Ираноном, — но он давно и бесследно пропал»[76]. Мгновенно постаревший певец продолжает свое ставшее бессмысленным странствие, а удручающе банальное и нарочито сентиментальное итоговое восклицание в финале рассказа звучит так: «Той ночью вечно юная и прекрасная нота перестала звучать в повзрослевшем мире»[77].