ГАСТОН. Во всяком случае, вас им будет трудно обогнать.

ВАЛЕНТИНА. Ты так уверен? Эти полмиллиона украденных франков, растраченных на веселые пирушки, возможно, покажутся тебе пустяками по сравнению с их историями о соседях за стеной, о шерстяных носках… Так иди же, иди, — раз ты от нас отказываешься, ты обязан показаться другим своим семьям… (Тащит его за собой.)

ГАСТОН(упирается). Не пойду.

ВАЛЕНТИНА. Вот как! Что же ты намереваешься делать?

ГАСТОН. Уехать.

ВАЛЕНТИНА. Куда?

ГАСТОН. Странный вопрос! Да куда угодно.

ВАЛЕНТИНА. Ты опять заговорил, как больной. Ведь мы, люди твердой памяти, знаем, что на вокзалах приходится выбирать направление, и дальше того пункта, до которого взят билет, не уедешь. У тебя выбор только между Блуа и Орлеаном. Будь у тебя деньги, понятно, весь мир был бы для тебя открыт! Но у тебя и гроша в кармане нет, что же ты будешь делать?

ГАСТОН. Срывать ваши планы. Пойду пешком, прямо лугами в направлении Шатодэна.

ВАЛЕНТИНА. Значит, отвернувшись от нас, ты почувствуешь себя свободным? Но для жандармов ты просто сумасшедший, убежавший из приюта. Тебя задержат.

ГАСТОН. Я буду уже далеко. Я хожу быстро.

ВАЛЕНТИНА(кричит ему в лицо). Да неужели ты думаешь, что я не подыму тревоги, если ты хотя бы переступишь порог этой комнаты!

Он вдруг подходит к окну.

Не смеши меня, окно слишком высоко, и вообще это ничего не решает…

ГАСТОН поворачивается к ней как затравленный зверь.

(Глядя на него, тихо.) Возможно, ты отделаешься от нас, но твои глаза по-прежнему будут выдавать твои мысли, и этого ты не отделаешься… Нет, Жак, если даже ты сейчас меня убьешь, чтобы выиграть лишний час и уйти незаметно, все равно тебя поймают.

ГАСТОН опускает голову, забивается в угол.

К тому же ты знаешь, что не только одна я тебя преследую и хочу удержать при себе. А все женщины, все мужчины… Вплоть до респектабельных покойников, которые смутно догадываются, что ты хочешь улизнуть не попрощавшись… Нельзя убежать от всех, Жак. И желаешь ли ты того или нет, придется тебе кому-то принадлежать или вернуться в приют.

ГАСТОН (глухо). Что ж, вернусь в приют.

ВАЛЕНТИНА. Не забывай, что я целый день работала белошвейкой в твоем приюте! Я, конечно, видела, как ты весьма поэтически окучиваешь салат, но видела также, как ты выносишь горшки, моешь посуду, видела, как грубо отталкивали тебя санитары, когда ты клянчил у них щепотку табаку… С нами ты разыгрываешь гордеца, разговариваешь бог знает как, издеваешься, но без нас ты просто беспомощное дитя, которое не имеет права выйти без провожатого на улицу и прячется по уборным, чтобы покурить.

ГАСТОН(выслушав ее слова, машет рукой). А теперь уходите. У меня не осталось даже грана надежды: вы сыграли свою роль.

ВАЛЕНТИНА молча уходит. ГАСТОН один, устало оглядывает комнату, останавливается перед зеркалом, долго смотрит на себя. Не отрывая глаз от своего изображения, вдруг хватает со стола какой-то предмет и изо всех сил швыряет его в зеркало, которое разбивается на куски. Он садится на кровать, обхватив голову руками. Тишина. Потом слышится тихая музыка, сначала грустная, потом мало-помалу, вопреки Гастону, вопреки всем нам, она переходит в мажор. Через некоторое время мальчик в форме ученика Итонского колледжа, отворяет дверь в переднюю, внимательно осматривается, потом плотно прикрывает дверь и на цыпочках пробирается по коридору. Открывает все попадающиеся на пути двери и оглядывает каждую комнату. Подходит к комнате Гастона, та же игра. Останавливается перед Гастоном, который, удивленный его неожиданным появлением, поднимает голову.

МАЛЬЧИК. Простите, пожалуйста, мсье. Не могли бы вы мне сказать… Я ищу то местечко.

ГАСТОН(возвращается к действительности). То местечко? Какое местечко?

МАЛЬЧИК. Местечко, где можно посидеть спокойно.

ГАСТОН(понял, глядит на мальчика, потом невольно добродушно хохочет). Поди найди его!.. Представьте себе, что я тоже в данную минуту ищу укромного местечка, где можно посидеть спокойно.

МАЛЬЧИК. Я вот думаю, у кого же тогда нам спросить?

ГАСТОН(по-прежнему смеясь). Действительно, у кого?

МАЛЬЧИК. Во всяком случае, если вы будете сидеть здесь, вряд ли вам удастся его найти. (Замечает осколки зеркала.) Ой, это вы разбили зеркало?

ГАСТОН. Да, я.

МАЛЬЧИК. Тогда понимаю, вы боитесь, что у вас будут из-за этого неприятности. Но, поверьте, лучше было бы вам сразу сказать. Вы взрослый, вам ничего за это не будет. Но, знаете ли, говорят, это приносит несчастье.

ГАСТОН. Да, говорят.

МАЛЬЧИК(направляется к двери). Пойду посмотрю, нет ли в коридоре слуги… Как только он мне покажет, тут же вернусь и объясню вам, где оно находится…

ГАСТОН глядит на него.

Где находится то местечко, которое мы оба ищем.

ГАСТОН(с улыбкой подзывает его к себе). Послушайте-ка… Ваше местечко, где можно посидеть спокойно, гораздо легче найти, чем мое. Вот оно ваше, пожалуйста, в ванной комнате.

МАЛЬЧИК. Большое спасибо, мсье. (Входит в ванную комнату.)

В музыке постепенно начинает звучать насмешливая тема. Через несколько секунд мальчик возвращается. ГАСТОН по-прежнему сидит неподвижно.

А теперь мне нужно вернуться в гостиную. Это сюда?

ГАСТОН. Сюда. Вы со всеми этими семьями?

МАЛЬЧИК. Да. Там полно людей всякого сорта, они пришли чтобы узнать какого-то беспамятного с войны. Я тоже для этого приехал. Мы быстро собрались и прилетели на самолете, потому что, говорят, тут какие-то махинации. Только я, знаете ли, не особенно понял. Надо спросить дядю Джоба. А вы летали на самолете?

ГАСТОН. А из какой вы семьи?

МАЛЬЧИК. Мэденсэлей.

ГАСТОН. Мэденсэли… Ах да… Мэденсэли — англичане. Как сейчас вижу папку. Степень родства: дядя… я как будто даже сам переписывал это. У Мэденсэлей, значит, есть дядя…

МАЛЬЧИК. Да, мсье, есть…

ГАСТОН. Верно, дядя Джоб… Так вот, скажите дяде Джобу, что если мне позволено дать ему совет — пусть не слишком надеется насчет племянника.

МАЛЬЧИК. Почему вы так говорите, мсье?

ГАСТОН. Потому что слишком много шансов, что вышеупомянутый племянник не узнает дядю Джоба.

МАЛЬЧИК. Ему и не нужно его узнавать, мсье. Вовсе не дядя Джоб разыскивает своего племянника.

ГАСТОН. Ага, значит, у Мэденсэлей есть еще один дядя?

МАЛЬЧИК. Конечно, мсье… Правда, это немножко смешно. Дядя Мэденсэл — это я!

ГАСТОН(ошеломленно). Как — вы? Вы, очевидно, хотите сказать — ваш отец?

МАЛЬЧИК. Нет-нет. Я сам. Вы понимаете, маленькому мальчику не особенно весело быть дядей взрослого. Я тоже долго ничего не понимал, только потом разобрался. Мой дедушка, когда был совсем старый, народил еще детей, — поэтому так и получилось. Я родился на двадцать шесть лет позднее своего племянника.

ГАСТОН(искренне хохочет и сажает мальчика к себе на колени). Значит, вы и есть дядя Мэденсэл?

МАЛЬЧИК. Да, я. Но не нужно смеяться, я здесь ни при чем.

ГАСТОН. А кто же тогда дядя Джоб, о котором вы говорили?..

МАЛЬЧИК. Он старинный друг папы, а теперь мой адвокат по всем эти историям с наследством. Но так как мне неловко называть его «дорогой мэтр», я и зову его дядя Джоб.