«Олени» ломились к реке. Под энергичным натиском гнулся и трещал мокрый от росы кустарник.

– Стой! Да стой же!

Движение в кустах замерло, хруст и шорох прекратились. Стали слышны лишь пыхтенье да стыдливое, но ритмичное шмыганье носом.

Заросли ивняка спускались здесь к самой воде. Под прикрытием густых ветвей можно было наблюдать за тем, что делается на реке, и оставаться незамеченными. Если, конечно, не слишком высовываться. И не шмыгать на весь заповедник.

– Тише вы там!

Загорелая рука с обмотанными разноцветным лейкопластырем пальцами осторожно пригнула к земле сырую ветку. Послышался прерывистый шёпот:

– Смотри! Вон они!

Густой утренний туман стоял над водой. В нём, как мошка в молоке, застряла лодка, неуклюже взмахивая вёслами.

Из лодки торчали смутные фигуры, закутанные в мешковатые плащи с островерхими капюшонами. Похоже, их было двое. Или – больше, кто разберёт.

– Может рыбаки? Ну, дядьки местные…

Молчание. Сопение.

– Не-е-е, точно – «бобры». И лодка наша, лагерная. Плащи рыбацкие поверх спасжилетов надели, маскируются. Ишь, капюшоны нахлобучили, думают, никто их не узнает.

– Надо по правому берегу идти, тогда обгоним. Река там петлю делает, а мы срежем, через низину.

– Там же сплошь кусты! И болото…

– Там тропинка есть. Внимательнее надо было на карту смотреть.

– Погнали! Есть шанс первыми прийти.

Выстрелила вверх отпущенная ветка, обдав разведчиков холодными брызгами. Спрятав в тумане низкую корму, ушла к востоку странная лодка. Курс – ост, видимость нулевая.

По Серьге, и впрямь, плыли «бобры». В лодке сидело двое.

Плыли молча, хотя обоих так и распирало от восторга.

Макар, улыбчивый и светловолосый, первый раз приехав в лагерь, всю смену жалел только об одном – что, в отличие от своего закадычного дружка и одноклассника Руськи Раевского, не попал в эту компанию раньше. Например, прошлым летом.

Здесь было здорово. Ночные десанты, лазанье по скалам и спуски «дюльфером»[1], катамаран под парусом, фехтование, стрельба из лука. Что ещё нужно мальчишке! С загорелой, слегка обрызганной веснушками физиономии Макара Лазарева уже вторую неделю не сползала счастливая улыбка.

Вот и теперь Макар улыбался. Сиял, как кормовой фонарь. Ещё бы!

Утро начиналось удачно. Ребята уже предвкушали взятие флага, и полную победу «бобров» в пятидневной войне с «оленями».

Пока, во всяком случае, они намного опережали соперников, тайком захватив в своё распоряжение единственную лагерную лодку.

Спасибо Макару, сам поднялся рано и Руську растолкал.

Довольный Макар сидел теперь на корме. Он походил на всклокоченного жизнерадостного воробья. Если, конечно, среди воробьёв встречаются блондины. Вот кто бы говорил – Раевский! Кареглазый, подвижный, с вечно растрёпанными тёмно-русыми вихрами на макушке.

Руся улыбнулся, скинул тяжёлый капюшон и взлохматил пятернёй свою густую, отросшую за каникулы шевелюру. Подмигнул Макару и опять с воодушевлением взялся за вёсла.

Туман постепенно рассеивался. Стараясь не плескать, Руся сосредоточенно, хотя и не очень умело, выгребал к фарватеру[2].

– Жарко в этом дурацком жилете, – отдуваясь, вполголоса заметил он.

– Зато по правилам…

– Угу, – скептически хмыкнул Руся. – Вставать до подъёма и тайком брать лодку – тоже по правилам?

– Конечно! – с жаром зашептал Макар. – Тебе же сказали – стратегическая инициатива приветствуется. Если б мы лодку не взяли, она бы «оленям» досталась, точно тебе говорю.

Возразить тут было нечего, поэтому какое-то время плыли молча.

Серым и призрачным казалось всё вокруг.

Слева стеной уходил вверх высокий берег Серьги, такой крутой, что тропинки, осыпанные скользкой хвоей, спускались к воде почти отвесно.

Справа медленно проплывала обширная сырая низина, покрытая зарослями густой болотной травы. Трава там была в человеческий рост, если захочешь срезать путь и сойдёшь с тропы, тут тебе и крышка. Можно полдня проплутать, а то и дольше.

Впереди, на востоке, над самой кромкой леса показался, наконец, краешек малинового солнца. Верхушки сосен безмятежно зарозовели в косых рассветных лучах.

Было тихо. День, как и вчера, обещал быть жарким.

– Это здесь Писаница? – задрав голову, спросил Макар, глядя на показавшийся за поворотом высоченный скалистый утёс, нависающий над водой.

– Нет, чуть дальше.

Писаница. Так называлась скала, на которой первобытный человек нарисовал оленя. Макар знал, что лучше всего этот наскальный рисунок видно не с берега, а как раз с воды. Но полюбоваться на него, видно, придётся в другой раз. Или…

Макар сузил свои серьёзные зелёные глаза, посмотрел на Русю испытующе:

– Может, флаг возьмём, а потом туда сплаваем? Ненадолго…

– Не, лучше сразу в лагерь возвращаться. Как бы из-за нас у всей команды очки не сняли.

Макар только вздохнул, спорить не стал.

– У тебя опять кровь.

Руслан потрогал языком припухшую губу, разбитую во время тренировочного поединка.

– Ерунда. Мне не больно почти, только трескается всё время в этом месте. – Руся внезапно понизил голос, и засипел, плотоядно облизнувшись: – Кровищи бы мне!

Макар даже назад отпрянул.

– Ну, ты – реальный вампир!

– А то!

Оба засмеялись. Осторожность была забыта. Впрочем, здесь, вдали от лагеря, вряд ли кто-то мог их услышать.

– Причаливать пора, – объявил Руся. – Сейчас справа коса откроется. В этом месте поворот с большой тропы к реке выходит.

Макар повернулся, и, вытянув тонкую шею, всмотрелся в прибрежные заросли. За поворотом, и впрямь, показалась покрытая мелкой речной галькой отмель.

Лодка с хрустом ткнулась носом в край прибрежной косы.

За бортом струилась мягкая речная вода. Зелёные бородки водорослей, застрявших меж подводных камней, вились как вымпелы на ветру.

Мальчики повыше подвернули штанины и, спрыгнув в воду, без особого успеха попытались втянуть лодку подальше на берег.

– Надо бы её привязать.

– Сейчас, как-нибудь пришвартуем, – пообещал Руся и замешкался. – Зараза, заклинило!

Застёжка жилета не открывалась. Взмокший Руся нетерпеливо дёргал лямки, но всё без толку.

Макар, тем временем, сбросил жилет и тяжёлый брезентовый плащ в лодку, расправил худые плечи и с любопытством огляделся.

– Клёво, почти что пляж! – Он прошёлся по берегу. На влажном плотном суглинке появились неглубокие следы босых мальчишеских ног. – Тут, наверное, народ купается. Смотри-ка, Руська, костровище… Пройдусь-ка я по тропе вперёд, обстановку разведаю… – и Макар скрылся в высокой, до плеча, траве.

Руся не отозвался. Он всё ещё возился с застёжкой. Вконец измучившись, он решился срезать лямку перочинным ножиком. Ножик был отличный, швейцарский, лезвие – как бритва. Папин подарок. Да не простой подарок, заработанный. Условие его получения было оговорено заранее: нужно было научиться чистить картошку. Уж Руся тогда постарался!..

Мальчик торопливо раскрыл лезвие. Он покрепче натянул эту чёртову лямку и с размаху полоснул по ней ножом.

Раздался крик. В нём были боль и испуг.

Руся даже ножик выронил от неожиданности. Кричали откуда-то из зарослей, скорее всего с тропы… Голос Макара, точно его!

Засада? «Олени», не иначе! Опередили… Сколько же их там?