– Что ж ты ее бросил? – сварливо спросил профессор социологии Юлиан Митец. – Оставил одну?

Назар заволновался:

– Я, собственно, только Клавдию хотел, ну, она прощения просила…

Гость нетерпеливо махнул рукой – понял, мол, не болтай чепухи. Назар еще раз виновато улыбнулся и поспешил обратно; двое мужчин у костра проводили его взглядом.

– Ты помнишь? – негромко спросил профессор Митец. – Относительно Назара. Я опасался…

Тот, кого звали Клавдием, кивнул:

– Ага… Он у тебя все никак не взрослел.

Профессор Митец торжествующе улыбнулся:

– Что делают с нами женщины, Клав!.. Выпьешь?

Гость загадочно улыбнулся и вытащил из внутреннего кармана небольшую бутылку, плоскую, как камбала:

– А я вот вчера только из Эгре, столицы, понимаешь, виноделия… И там мне всучили такую вот взятку. Завидно?..

– Не может быть! – воскликнул профессор с театральным изумлением. – Но как кстати, Клав, удивительно кстати!..

Оба знали толк в вине, а профессор еще и пил с видом знатока тщательно и сосредоточенно, как заправский дегустатор. Гость удовлетворенно усмехался.

– А у меня будут внуки, – сообщил, наконец, профессор Митец, любуясь рубиновой жидкостью на дне. – Полным-полно, целый дом внуков… Я так и думал, что ты опять мотаешься по провинциям. Я звонил.

– Труды, – неопределенно отозвался гость. – Праведные труды на благо… или во благо. У тебя будет красивая сноха, Юль. Когда свадьба?

Профессор, довольный, кивнул:

– Думаю, где-то в октябре.

– Вы еще не назначили? – удивился гость.

Профессор развел руками:

– Не смейся, я всего неделю как… Как Назар меня познакомил. И ведь еще боялся, что рассержусь…

– Но ты не рассердился, – кивнул тот, кого звали Клавдием. – И правильно сделал.

Профессор поднял с травы свою мандолину. Глядя, как он заботливо подтягивает струны, гость выудил из узкой золотистой пачки новую обреченную сигарету.

– Юлек…

Профессор отчего-то вздрогнул. Оторвался от своего занятия, удивленно уставился на гостя:

– А?..

Тот, кого звали Клавдием, извлек из догорающего костра ветку с угольком на конце:

– Юлек… Вот пес, не знаю, как и сказать.

– Ведьм своих по подвалам пугай, – пробормотал внезапно помрачневший профессор. – Меня не надо… Ну?

Гость закурил. Глубоко затянулся, не сводя с приятеля прищуренных, чуть воспаленных глаз:

– Ты, конечно же, знаешь, что она ведьма?

– Кто? – глупо спросил профессор.

– Твоя сноха, – гость затянулся снова. – Будущая сноха… Как ее, кстати, зовут?

– Ивга, – механически ответил профессор. Потом вдруг резко поднялся со своего чурбачка. – Что?!

– Ивга, – раздумчиво повторил тот, кого звали Клавдием.

– Ты соображаешь, что говоришь? – глухо поинтересовался профессор. Его собеседник кивнул:

– Юлек… За двадцать пять лет этой каторжной работы… Я определяю их даже по паршивым черно-белым фотографиям. И, что самое печальное, они меня тоже чуют… Им от меня дурно. Вашей Ивге стало плохо не потому, что она беременна, а потому, что рядышком оказался злобный я.

Профессор сел. Подобрал брошенную мандолину.

– Плохо, что ты не знал, – сообщил тот, кого звали Клавдием. – Я рассчитывал, что… Но это простительно, Юль. Они, особенно молодые, особенно те, что из глухой провинции… Очень боятся. Может быть, Назару она сказала?

– Помолчи, – пробормотал профессор, методично подтягивая и подтягивая струну. – О, зараза!..

Вырванный колок от мандолины оказался у него в руках. И сразу же после этого – в костре; потревоженные угли вспыхнули ярче – и успокоились снова.

Его собеседник выждал паузу. Вздохнул:

– Собственно, ничего страшного не случилось. Я сто раз видел счастливые семьи, в которых жена была – ведьма. Ты знаешь, сколько в одной только столице легальных их? Тех, что мы попросту держим на учете?

Оборванная струна на мандолине профессора Митеца свернулась спиралью, будто виноградный ус.

– Юлек…

– Замолчи.

Из дому вышел Назар. Слегка сбитый с толку, даже огорченный:

– Она сказала, что поспит… Но ей вроде бы лучше… Папа?!

Профессор отвернулся:

– Будь добр… будь добр, пойди и свари нам кофе.

Парень не двинулся с места. Когда он нервничал, ресницы его часто моргали – почти как у куклы, которую мелко трясут. Нервный тик.

– Папа…

– Назар.

Гость неожиданно усмехнулся:

– Все в порядке, Назарушка. Иди…

Оба напряженно молчали, пока за парнем не закрылась дверь кухни. И потом промолчали еще несколько долгих тягостных минут.

– Юлек, – медленно проговорил гость. – Ты разумный парень… всегда был. А теперь, вот зараза, я начинаю думать, что лучше бы мне этот маленький факт – сокрыть. Чтобы когда-нибудь потом, в спокойной обстановке…

– Ты соображаешь?..

Профессор отшвырнул от себя мандолину. Так, что она жалобно бренькнула, угодив на камушек в траве. Гость неодобрительно пожал плечами – но на этот раз промолчал.

– Ты… – профессор перевел дыхание. – Ведьма… В моем доме… С моим сыном… Тайно… Как гадко. Какая гадость, Клав…

Он поднялся, сунув руки глубоко в карманы; голос его обрел требовательные нотки:

– Я прошу тебя, Клавдий, поговорить с Назаром прямо сейчас. Я не желаю… Ни минуты…

– Юль? – тот, кого звали Клавдием, удивленно поднял брови. – А что я, по-твоему, могу сказать Назару? В конце концов, если он ее любит…

– Любит?!

Некоторое время профессор кружил вокруг костра, не находя слов. Потом уселся на место – и по выражению его лица гость понял, что на Юлиан Митец наконец-то взял себя в руки, надежно и крепко.

– Я так понимаю, – бесцветным голосом начал профессор, – что ты по долгу службы должен ее забрать? Для учета и контроля?

– По долгу службы, – гость в задумчивости закурил третью сигарету, – этим занимаются несколько другие люди. Вот распорядиться, чтобы ее забрали – это я, в самом деле…

– Попрошу тебя – только не в моем доме, – уронил профессор все так же бесцветно и глухо. – Я не хотел бы…

– Да нет никакой необходимости ее брать! – его собеседник сощелкнул с элегантных серых брюк черную снежинку копоти. – Она сама придет куда надо, и, уверяю тебя, ни один сосед…

– Мне начхать на соседей.

Лицо профессора налилось желчью. Всякий, кто час назад был свидетелем праздника с песнопениями, поразился бы случившейся с Митецем перемене.

– Мне начхать на соседей. А вот на сына мне не начхать; инициирована ведьма либо нет… Ты смотришь на все это глазами, зараза, специалиста, а я… – профессор осекся. Перевел дыхание, поднялся, намереваясь идти в дом.

– На месте твоего сына я бы ослушался, – негромко сказал ему в спину тот, кого звали Клавдием.

Назар явился через полчаса; о человеке, пережившем потрясение, принято говорить, что он внезапно постарел. С Назаром случилось обратное – молодой мужчина, который не так давно на руках внес в дом свою будущую жену, теперь казался испуганным и смертельно обиженным мальчиком:

– Клавдий?..

За время, проведенное в одиночестве, друг семьи успел прикончить пачку своих замечательных сигарет и теперь смотрел, как изящная картонная коробочка догорает в костре.

– Назарушка, она бы тебе сама сказала. Не сегодня-завтра… Но не посвятить твоего отца я не мог. Это было бы, м-м-м… некрасиво с моей стороны. Непорядочно. Да?

Назар шумно сглотнул:

– А может так быть, что она и сама не знает? Вдруг?..

Некоторое время Клавдий раздумывал, а не соврать ли. Потом вздохнул и покачал головой:

– Увы. Они всегда и все про себя знают.

– Она мне врала, – сказал Назар глухо.

Клавдий удрученно пожал плечами.

Ивга не спала – лежала, натянув на голову одеяло, уткнувшись носом в подтянутые колени и воображая себя улиткой. В домике, в раковине, уютно и тепло, все, что за стенками раковины, безразлично и безопасно…