— Как-как? — удивился я.
— Караоке. Врубаю на полную громкость и пою во весь голос. Они мне танцы, я им — пение. Хотите послушать?
Я не успел сказать «нет», как она затянула:
— «А я девочка-зима, а я девочка-лето…»
Стены панельной пятиэтажки содрогнулись. Акустика здесь была, как в главном зале консерватории! А петь женщина привыкла громко, дабы перекричать дискотеку на верхнем этаже. Слышно аж в соседнем подъезде! Если не в соседнем доме, который стоит вплотную. Я чуть не расхохотался. Думал, наивный, она их давит русским народным «раскинулось море широко», но пенсионеры нынче пошли продвинутые. Веселые же здесь ночки! Я начинал понимать участкового. «Девочка-лето» допела припев и счастливо улыбнулась:
— Ну, как?
— Супер! Мне нравится репертуар.
— Спеть еще? — с готовностью предложила она.
— Теперь моя очередь вас развлекать. На вашем месте я позвонил бы квартирной хозяйке Сгорбыша и попросил ее приехать, — сказал я женщине. — Похоже, что у нее проблемы.
Я распахнул дверь. Соседка заглянула в квартиру и ахнула:
— Господи!
— Вот именно.
— Говорила я Вальке! — с торжеством сказала женщина. — Предупреждала! Не сдавай квартиру! Какие ж люди до денег жадные! Расхлебывай теперь! Сейчас я ее обрадую! Вот уж обрадую! — И она исчезла за дверью своей квартиры.
Что касается меня, я вышел из подъезда и направился к машине. Моя миссия была выполнена.
Они меня дождались. Я уже начал к ним привыкать. Кивнул издалека и хлопнул дверцей машины. Поехали!
Я решил не откладывать дело в долгий ящик и направился в редакцию. Машина с тонированными стеклами по-прежнему следовала за мной на почтительном расстоянии, но я не обращал на нее внимания. Привык. Этот день был насыщен событиями. В редакцию меня пропустили беспрепятственно, хотя, пока я мотался по московским пробкам, рабочий день подошел к концу. Половина сотрудников уже разошлась. Лето, кому ж охота в офисе сидеть? Все ищут предлоги, чтобы время, проведенное на работе, сократилось до минимума. Тетя Клава, сидевшая на вахте, спросила только:
— Решил к нам вернуться, Леня?
— Подумываю об этом, — улыбнулся я.
— А здесь без тебя скучают.
Я вспомнил об обманутых женщинах, которые сделали альбом для холеной блондинки, предназначенный в подарок директору комбината. Месяца не прошло, а нет уже ни Сидора Михайловича, ни блондинки. Значит, и я свободен от обещаний. Я шел по коридору и машинально улыбался. Мне было больно: я вспомнил Сгорбыша, который никогда уже не пройдет на свое рабочее место по этому же коридору. «От боли плачут». Кто бы меня этому научил?
В студии ничего не изменилось. Шушукался задник, раскачивались стулья, хрустели карандаши. «На птичьих правах» высиживали на жердочках до упора, ведь все они мечтали сделать карьеру. А вот начальство уже разбежалось: в офисе я никого из них не приметил, а двери кабинетов были в положении «заперто». Не надо быть Штирлицем, чтобы определить это, и не дергая за ручки. К моему удивлению, на нашей со Сгорбышем половине горел свет. На мой взгляд, его было многовато, и он был слишком уж ярким. Я вошел. На высоком табурете, похожем на те, что стоят у стоек в барах, неестественно выпрямив спину, сидела приглашенная звезда. К интервью, которое ей предстояло дать, полагались фотографии. Возле нее суетился Длинношеее.
Девочку я знал. Мы раньше встречались на тусовках. Хотя «девочку» — это мягко сказано. Она была солисткой поп-группы, образовавшейся в тот год, когда я сорвался и пустился в бега. Во времена моих дальних странствий и взошла ее звезда, но света от нее было так мало, что он терялся вблизи долгожителей шоу-бизнеса. За эти годы я поумнел, а она располнела и потеряла свое место в девичьем трио. Теперь звезда пыталась сделать сольную карьеру, но денег не хватало. Немного их и у ее спонсора, раз она пришла давать интервью в наш заштатный журнал. Рейтинг его, конечно, вырос, но были издания и покруче. Знающие себе цену звезды предпочитали заплатить больше, но зато намозолить глаза всем. Месяц красоваться на видном месте во всех киосках страны и собрать на своё лицо всю шелуху от семечек нашей необъятной страны. Я лично видел, как на мою мать, сидя на лавочке в сквере, плевалась очистками неопрятная особа с сальными волосами. Но с этим ничего не попишешь. Они за тебя заплатили, могут хоть с кашей съесть. Можно лишь сделать вид, что не имеешь к этому никакого отношения. И улыбаться. Но пустившейся в свободное плавание «девочке» такая дешевая популярность нужна до зарезу. Между нами не было даже намека на роман, тем не менее она считала себя вправе интимно целовать меня в щечку и с намеком гладить мою руку. Вот и сейчас, едва я вошел в студию, она вскочила с радостным воплем:
— Лео! Привет! — И бросилась мне на шею.
Я попал в неловкое положение. Меня облизывали на глазах у парня, чья шея от любопытства все увеличивалась и увеличивалась в размерах, так он тянул ее в нашу сторону. Слава богу, я здесь больше не работаю, и мне нет надобности шифроваться. Пусть узнают наконец, кто я такой. Облобызав меня, звезда тем не менее сказала:
— Тебе придется подождать. Моя очередь. — Видимо, она подумала, что я пришел за тем же: запись интервью и фотосессия. Вдруг я решил запеть? — Но я скоро освобожусь. Подкинешь до дома?
— Разве ты не на машине?
— Ну, это не проблема! Хочешь — поедем на твоей.
— Боюсь, что у меня дела.
— А у меня сегодня день рождения!
— Поздравляю.
— А подарок?
— Запиши на мой счет, — небрежно сказал я.
— Хотелось бы натурой.
— Милая, я не форме.
— У тебя что, месячные? — хихикнула она.
— Годовые.
Я начал злиться. С некоторых пор пустой треп меня утомляет. Ну что им всем от меня надо?
— А я слышала, ты свободен.
— Информация устарела. Я женюсь.
— Ах вот оно что! И на ком?
— Есть одна девушка.
Я был уверен, что есть. Только где?
— Что ж… — разочарованно протянула певица. — Но если ты передумаешь…
— Я знаю, где тебя найти.
— Ну, что ты стоишь? — набросилась она на Длинношеее. — Тупица! Долго я буду ждать?
— Сейчас, сейчас. — Он начал суетиться, неумело возиться с зонтиком, дабы по месту направить свет. Ему требовался помощник.
Глядя на это, я невольно поморщился. Кто его сюда впустил? Достойной замены не нашлось? Это же варварство!
— Дай сюда! — не выдержал я и отобрал у него фотокамеру. К счастью, она была цифровая. Будет Длинношеее возиться с пленкой! — Отойди в сторону. С зонтом отойди, идиот! Левее. Правее. Ниже. Стоп! Замер! И ты замерла.
— О! — только и сказала «девочка».
Меня она слушалась беспрекословно. Уж я-то знаю, как обращаться со звездами!
— Расслабься, милая.
— O!
— Подумай о чем-нибудь приятном.
— О! — Она сладко зажмурилась, я мстительно щелкнул затвором. Получилась «свинка»: прищуренные глаза и толстые щеки. Потом опомнился: надо спасать Длинношеее и наш гламурный журнал. Его репутацию. Я нежно улыбнулся враз поплывшей модели.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Я здесь, рядом. В такие моменты не надо закрывать глаза. Распахни их пошире. Я хочу это видеть. Не на меня смотри. Вдаль. Дрожи ресницами. Твои глаза влажны от избытка чувств. Парень, в сторону с зонтом. Опустил. Чуть выше. Подбородок вверх. Чуть ниже. Стоп! Оба застыли! — Я раза три щелкнул затвором и протянул ему фотоаппарат: — На, держи. Чудовище!
Длинношеее быстренько просмотрел сделанные кадры и завопил:
— Класс! Ну, прямо как Горб! Вам нравится?!
Звезда спрыгнула с табурета и подскочила к нему:
— А ну, дай! — И, обращаясь ко мне, сказала: — Супер! Лео, а я и не знала, что ты этим балуешься! Где ты этому научился?
— В МГИМО, — раздраженно ответил я.
— А кто будет снимать тебя?
— На сегодня с меня уже хватит съемки.
Я пережил Лену, почти пережил эту особу, у которой сегодня день рождения, мне надо подумать и о деле. К счастью, у нее зазвонил мобильный телефон. Минут пять она с кем-то ворковала. Я собирался с мыслями. Длинношеее просматривал фото.