Человек должен создавать себя заново, это так. Но не на основе примитивных представлений. Европа всё ещё хранит высочайшие из всех, какие только есть в мире, ценности человеческого духа. Чтобы в этом убедиться, достаточно вообразить, что Европы больше не существует. Представим себе, что там, где была Флоренция, там, где был Париж, наступил день, когда «накренились колеблемые ветром, шепчущие тростники». Вы в самом деле считаете, что пройдёт много времени, прежде чем культурные ценности этих городов возродятся в памяти людей как священные символы?

Только мы сами не верим больше в Европу, мир всё ещё взирает издали с робким благоговением на её старые руки, которые продолжают ощупью искать во мраке.

Не в первый раз Европа стремится осознать себя, опираясь не на понятие свободы, а на понятие судьбы. Так было в тяжкие времена Мохачской битвы, так было и тогда, когда Микеланджело высекал на пьедестале «Ночи»: «Чтобы увидеть тиранию, не стоит просыпаться!»

Дело, таким образом, не в том, что Европа сдаёт свои позиции. Оставьте нас в покое с этими глупостями! У Европы существует, с одной стороны, возможность стать главной составной частью атлантической цивилизации. А с другой — стоит вопрос, что станет с Европой, если она войдёт в советскую систему. Атлантическая цивилизация взывает к Европе и испытывает к ней (как к культуре), в сущности, уважение. Советская система относится свысока к прошлому Европы, ненавидит её настоящее и допускает только такое будущее, в котором решительно ничего не остаётся от того, чем она была.

Изнутри духовным ценностям Европы угрожают технические средства, вызванные к жизни желанием воздействовать на коллективные страсти: газеты, кино, радио, реклама — одним словом, «средства пропаганды». То, что в высоком стиле именуется психотехникой.

Эти средства пропаганды особенно разработаны в странах, о которых мы только что говорили. В Америке они находятся главным образом на службе у экономики, их цель — заставить американцев сделать покупку. В России эти средства служат политике и направлены на то, чтобы всецело подчинить советских людей идеологии, которую исповедуют их руководители. Для этого пропаганда стремится вовлечь в сферу своего действия всего человека.

Не будем смешивать влияние американских и русских средств пропаганды в собственной стране с их воздействием на Европу, и в частности на Францию. Воздействие американской психотехники на нашу культуру носит второстепенный характер, русской — решающий.

Не будем обсуждать здесь ту культуру будущего, к которой постоянно апеллирует русская пропаганда. Поговорим о том, что существует в настоящем. Все советские пропагандистские средства, направленные на Францию, сейчас практически пришли к тому, что, руководствуясь принципом эффективности, систематически фабрикуют ложные измышления.

Генерал де Голль — «противник республики» (не потому ли, что он её восстановил?), «противник евреев» (не потому ли, что он отменил расистские законы?), «противник Франции». Поучительно, что можно чуть ли не каждую неделю, не вызывая смеха, объявлять «противником Франции» человека, который, когда страна жила словно в страшном сне, высоко держал её честь, как непобеждённую мечту…

Интересно отметить, что сталинисты, конечно же, знают не хуже нас, что всё это — совершеннейшая ложь. Здесь используется тот же самый приём, что и в рекламе, когда вам преподносят в одной упаковке мыло «Кадом» и «поющее завтра». Дело каждый раз в том, чтобы добиться условного рефлекса, то есть сделать так, чтобы благодаря определённому набору слов, систематически соединяемых с определёнными именами, эти имена начали бы вызывать в нас те эмоции, которые обычно вызывают сами слова. Столь же избитый способ — приписывать собственные пороки своему противнику, чтобы читатель окончательно ни в чём не мог разобраться. Пример — обвинения в адрес «американской партии».

Хочу подчеркнуть, что я не обсуждаю сейчас, аргументированы или нет статьи в «Юманите», я выявляю те приемы, на которых основано воздействие на психику, самое мощное из всех, какие мир знал за многие века. Прежде всего в интеллектуальном плане — смешать противника с грязью и сделать невозможной дискуссию с ним. Жан Полан целый год убеждал сталинистов в том, что он сказал именно то, что сказал. Совершенно бесполезно!

Но главное — обрушиться на противника в моральном плане. Склад мышления сталинистов требует, чтобы их противник был не просто противником, а тем, кого в XVIII веке именовали сцелератом.

Советская пропаганда работает только на одной интонации — интонации негодования. (Именно поэтому она так скучна.) Система, которая исходит из того, что цель оправдывает средства и потому морально всё, что служит цели, каждодневно и упорно являет себя самой «моральной» из всех, какие мы когда-либо знали.

Эти приёмы направлены на то, чтобы, воздействуя на сознание, превратить людей либо в союзников, либо (в России) в сталинистов.

Относительно союзников.

Прежде всего, у нас есть один старый миф — христианско-этический. Во Франции сохранилось несколько глубинных реликтов сталинизма, неотличимых от великих призывов христианства. Но теперь мы знаем, чего стоят все эти штучки.

Второй миф — национальный. Именно он определяет всю сталинскую политику начиная со времён Коминформа. Суть её состоит в том, чтобы не допустить экономического подъёма в западных странах, поскольку он может с большой долей вероятности определить ориентацию всех этих стран на Соединённые Штаты и Англию. С этой целью необходимо выдумать такое понятие, как «защита национальных интересов стран, находящихся под угрозой американского влияния».

Сталинисты хотят, чтобы к их сторонникам — рабочим примкнули как можно более широкие слои буржуазии; иными словами, хотят сформировать некую общую национальную идеологию, причём коммунистическая партия должна, по её собственному определению, стать движущей силой этой идеологии; таким образом, она должна опираться не на русскую идею и не на идею классовой борьбы, но на идею, которую сталинисты с успехом использовали во времена Сопротивления, — идею единения всех подлинно национальных сил; и эта идея только внешне является коммунистической, но реально служит интересам Москвы.

Наконец, миф исторической перспективы. Повторяю: настала пора снять вопрос «что это?» и осознанно приступить к выяснению — преимущественно в историческом аспекте — глубинного смысла вопроса о том, что же это такое. Была создана теория социалистического реализма в живописи; естественно, она имеет не меньше прав на существование, нежели что-либо иное, — однако какие картины появились на свет в результате? Не существует никаких картин, написанных в стиле социалистического реализма, — а есть иконописные портреты Сталина, в духе картин Деруледа.

Можно было бы смириться с тем, что Бернанос проклинается на вечные времена во имя некоего мифического пролетариата, — но почему одновременно нужно восхищаться нравоучительными романами господина Гароди? Ах, сколько обманутых надежд, сколько сломанных судеб, сколько смертей — и всё это для того, чтобы одна библиотека бульварных романов пришла на смену другой!

А кроме того, есть знаменитый миф о революционной преемственности. Всякий знает, что маршалы с золотыми лампасами — это законные наследники соратников Ленина в кожаных куртках. Здесь следует напомнить: Андре Жиду и мне было доверено вручить Гитлеру письмо протеста против осуждения невинного Димитрова, который не поджигал Рейхстаг. Для нас это было большой честью — хотя нельзя сказать, что желающих было очень много. Теперь находящийся у власти Димитров приказывает повесить невинного Петкова — кто же изменился? Мы с Жидом или Димитров?

Сначала марксизм переделывал мир в соответствии с понятием свободы. Духовная свобода личности сыграла громадную роль в ленинской России. По заказу Ленина Шагал писал фрески для еврейского театра в Москве. Ныне сталинизм предает проклятию Шагала — так кто же изменился?