Я опоздала и прокралась в аудиторию, стараясь производить как можно меньше шума. К счастью, дверь находилась наверху, и мне не пришлось проходить мимо кафедры – я просто устроилась в последнем ряду.

Толик говорил хорошо и гладко – он всегда умел четко излагать свои мысли и связывать слова в красивые, сложные предложения. В том, о чем он говорил, я разбираюсь слабо, поэтому не слишком вслушивалась в смысл, а внимательно разглядывала его, пытаясь понять, что мне не нравится. В целом, все выглядело нормально, но несколько настораживал замедленный темп речи оратора. Не то чтобы он растягивал слова, но время от времени как будто спотыкался о следующую мысль и делал паузу, которой явно не предполагалось в этом конкретном месте. Закончив, Толя поднял глаза и спросил, есть ли у кого-то вопросы. Присутствующие словно только этого и ждали, обрушив на кандидата целый шквал таковых. Поначалу Толик отлично справлялся, но вдруг замолк посреди предложения и огляделся, будто впервые понял, где находится. В его глазах застыло удивление. Он молчал, и народ начал смущенно переглядываться. Когда пауза стала превращаться в продолжительную тишину, поднялся грузный мужчина лет шестидесяти – видимо, научный руководитель Толи.

– Коллеги, – сказал он, – предлагаю перенести вопросы на следующий раз, потому что Анатолий Андреевич, кажется, переутомился!

Присутствующие согласно закивали и начали подниматься, а Толик все еще стоял около проектора, застыв, как мраморное изваяние. На его лице отсутствовало всякое выражение – я даже испугалась. Когда помещение опустело, грузный мужчина с неожиданной легкостью подлетел к кафедре.

– Ты что творишь, а?! – зашипел он, не замечая, что один человек в аудитории еще остался. – Так хорошо начал… Что с тобой, черт подери, Анатолий?!

Тот медленно повернул голову на звук – так слепой ищет источник раздражения, не имея возможности его видеть.

– Про… стите, Илья Борисович… – с трудом разжимая зубы, проговорил он. – Я… не знаю, что слу… чилось…

– Не знает он! – прорычал Илья Борисович. – Как будто ты не в курсе, каких трудов мне стоило протащить тебя через ученый совет – ну не хотели тебя пропускать, молодого «выскочку»… Плевать, что у тебя операций больше, чем у некоторых членов этого самого ученого совета, плевать, что мозгов… А, что говорить!

В сердцах махнув рукой, мужчина покинул аудиторию. Толик медленно вышел из-за кафедры и, дойдя до первого ряда амфитеатра, рухнул на сиденье, уронив голову на руки. Я решила, что настало время действовать.

– На чем ты сидишь?

Он вздрогнул и поднял глаза. В них застыло удивление, смешанное с ужасом. Я отнесла это на счет того, что парень испытал острое чувство стыда за то, что я стала свидетелем его неудачи.

– Анна Демьяновна, что вы здесь делаете? – с трудом выдавил он из себя вопрос.

– Проблема не в том, что я здесь делаю, а в том, что произошло с тобой.

– Я… я не знаю…

– Неправда, – возразила я. – Повторяю вопрос: на чем сидишь?

– Я вас не понима…

– Да все ты понимаешь! – разозлилась я. – Надеюсь, ничего «тяжелого»? Амфетамины?

Он ничего не ответил, но я и так понимала, что не ошибаюсь: все признаки указывали на то, что он принимает какие-то психостимуляторы.

– Марина сказала, что ты почти не спишь и тем не менее работаешь как одержимый, – продолжала давить я. – Она…

– Вы встречались с моей сестрой?!

– Я же обещала помочь. Но если ты подсел на наркоту, моя задача становится практически невыполнимой, понимаешь? Я не вчера родилась, Толик, поэтому у меня предложение: вываливай на стол все, что у тебя есть прямо сейчас!

– Ничего нет… – заупрямился он.

– Ты спалишь себе мозги! – перебила я. – На стол, я сказала!

Он нехотя полез в задний карман брюк. Движения были замедленными, как и речь, и стало очевидно, что я пришла не зря.

– «Сиднокарб», – прочитала я надпись на этикетке. – Так и знала!

– Что вы знали? Думаете, я продержался бы без него?!

– Думаю, если бы ты умерил свою гордость и амбиции и обратился за помощью, то еще как продержался бы! Знаешь, чего больше всего боится Марина? Потерять тебя, и я ее понимаю: если это, не дай бог, произойдет, девочка останется совсем одна, а в ее положении это равносильно смерти!

– Да я же для нее стараюсь!

– Черта с два! Амфетамины сначала оказывают положительный стимулирующий эффект, а потом наступает реверсивное состояние – и это не говоря о выработке зависимости. Ты, дружок, наркоман, и я искренне надеюсь, что нам удастся справиться с этим, минуя лечебное учреждение! Кто выписывает тебе рецепты?

– Имя вам ни о чем не скажет.

– Этому человеку, которого ты, несомненно, считаешь своим лучшим другом, в медицине делать нечего! И как давно ты подсел?

– Несколько недель…

– Врешь, – вздохнула я. – Больше двух месяцев?

Не сразу, но он кивнул. Удивительно, как Толе удалось продержаться так долго без последствий!

– А о пациентах своих маленьких ты подумал? – спросила я сердито. – Ты же хирург, по живому режешь – а ну как тебя шандарахнет посреди операции?

– Если бы я почувствовал, что не могу оперировать…

– Ну, милый мой, ты рассуждаешь, как любой наркоман! – снова перебила я. – Ничего ты не способен заметить в таком состоянии и запросто зарежешь человека, даже не поняв, что делаешь!

Я видела, что мои слова наконец начали доходить до Анатолия, и боялась остановиться.

– Травишь себя амфетаминами, – говорила я, – а ну как придется почку Марине отдавать?

– Не придется.

– В смысле? Рано или поздно… Да, сейчас за операцию никто не взялся бы, но…

– Мы не совместимы, – оборвал меня Толя. – Когда выяснилось, что у Марины развилась почечная недостаточность, я сделал все необходимые анализы: моя почка ей не подойдет.

– Как такое может быть, вы же брат и сестра?

– Только по матери.

А вот этого я не знала! Мне стало стыдно. Казалось, я в курсе того, чем живут мои студенты – особенно те, в чьей судьбе я принимаю живое участие. Теперь вот выясняется, что о Толе я знаю даже меньше, чем считала минуту назад.

– После смерти отца у мамы долго никого не было, – продолжал он. – Потом появился мужчина, но она держала его подальше от дома. Как выяснилось, не зря: едва она забеременела, он свалил в неизвестном направлении.

– То есть искать его на предмет совместимости с Мариной бесполезно? – уточнила я.

– Я пробовал – он как сквозь землю… Сами видите, наши шансы не просто нулевые – они в минусе!

– Прекрати! – воскликнула я. – Я нашла Марине хорошего врача. Конечно, с пересадкой почки она не поможет, но вполне возможно, если получится добиться устойчивой ремиссии, нам удастся поставить ее на очередь.

– Это если Марина протянет достаточно долго, – криво усмехнулся Толя.

– Никто не может знать, кто сколько протянет: вот, к примеру, ты легко можешь пойти вперед сестры, если не прекратишь баловаться «Сиднокарбом». Кстати, где у тебя запас?

– Что?

– Не делай большие глаза – они у тебя и так на блюдца похожи: где то, что ты припас на случай обнаружения этого? – И я потрясла блистером.

– У меня нет… с собой.

Вытащив телефон, я набрала Марину. Она удивилась, услышав в трубке мой голос.

– Ты дома? – спросила я.

– А где еще я могу быть? – грустно ответила она вопросом на вопрос.

– Где вы с братом храните медикаменты?

– В ванной, в шкафчике…

– Иди сейчас туда и найди среди таблеток «Сиднокарб», хорошо?

– Хорошо…

– Что вы собираетесь делать? – насторожился Толя.

– Нашла? – не обращая на него внимания, спросила я.

– Да, две пачки.

– А теперь будь умницей и спусти все в унитаз.

– Да вы с ума сошли! – вскакивая, воскликнул Толя.

– В унитаз?! – переспросила Марина.

– Именно, дорогая! Поверь, ты оказываешь брату услугу. Сделаешь это для него?

– Да, конечно…

– Вот и умница!

Повесив трубку, я посмотрела на Анатолия. Он снова упал на стул и прикрыл глаза, поняв, что спорить со мной бесполезно.