Мы повторяем: в отношении корпуса офицеров русская армия не находится еще, может быть, в дурном положении; но, по нашему мнению, если продлится нынешняя система производства и если в новой всеобщей военной повинности русское дворянство, как государственное служилое сословие, не будет поставлено в исключительное, строго обязательное, но никак не всесословное отношение к армии, то мы неизбежно придем к такому положению в близком будущем.
Единственное объяснение нововведенного бессословного состава офицеров, не оправдывающих себя никаким качеством, — необходимость пополнить некомплект, образовавшийся вследствие постепенного устранения дворянства от военной службы, — ничего не объясняет. В самодержавном Русском государстве дворянство, сохраняющее свое место, не может уклоняться от воли Монарха — это небылица. Дворянство осталось в гвардии потому, что гвардия также осталась почти тем же, чем была. То же самое оказывается во многих кавалерийских полках, потому что наша кавалерия имеет свое отдельное военное начальство, высвобождающее ее несколько из-под произвола бюрократии. В настоящей же армии произошло другое. Дворянство никогда от нее не устранялось, но оно было устранено рядом бюрократических мер, лишивших строевую службу ее прежнего, всемирного характера, — мер в том же духе, который внушил потом обращение массами писарей в офицеров.
Причина, по которой русское дворянство, недавно еще служившее в армии почти поголовно, стало от нее отстраняться, объяснена нами косвенно, выше, в рассуждении о приказной службе. Никакое дворянство в свете не считало своим делом службу на низших канцелярских ступенях, требующую от лица качеств почти противоположных тем, в которых состоят сила и значение высшего государственного сословия. В канцелярском чиновнике характер и самостоятельность не ставятся ни во что: он расценивается исключительно с точки зрения мелочной аккуратности и знания письменного делопроизводства. В этом отношении каждый военный писарь, привыкший рыться в Своде, перещеголяет самого даровитого, характерного и образованного человека высших слоев, — человека, из которого мог бы выйти со временем, пожалуй, победоносный главнокомандующий. В каждом подразделении общественной деятельности нужны свои, а не чужие свойства: лавочный приказчик тщеславится уменьем зазывать покупателей, дьякон — своим голосом, писарь — знанием указного делопроизводства; все это качества несомненно нужные для одного звания, но вовсе не лестные для другого. Немногие из нас захотят поставить себя под расценку по голосу, подобно дьякону. Для молодого человека с порядочным общественным положением вовсе не желательно быть судимым, в течение лучших лет своей жизни, с единственной точки зрения канцелярской исправности, наравне с писарем; для молодого хуторского дворянина такое состязание с военным писарем даже невозможно. При нынешних порядках последний перещеголяет его, оставит его в тени, как офицера недостаточно исправного и полезного. Первый из названных нами молодых людей не хочет, второй не может рассчитывать на успех такого поприща, а в конце концов выходит, что с некоторого времени русское дворянство поступает в армию только из крайности.
Кроме нескольких других условий, которые мы перечислим ниже, главнейшая причина видимого ныне устранения дворянства от службы в армии именно эта — преобладание бюрократических требований, въевшееся в наше войско с 1862 года, никогда и нигде еще не виданное, обращающее звание офицера, особенно же ротного командира, в канцелярское более, чем в военное. Как неоднократно уже говорилось в нашей газете[205], для прекращения некоторых беспорядков в военно-хозяйственной части (в действительности очень мелких), военное управление прибегло не к основным мерам — не к упразднению солдатской работы по внутреннему полковому хозяйству и не к приведению в точное соответствие отпуска с потребностью, а ввело непомерную, ничего не доказывающую и ни от чего не ограждающую письменную отчетность в частях. Ротный командир с его 17 и более шнуровыми книгами обратился из строевого начальника в бухгалтера, полковое управление — в гражданский департамент, вследствие чего офицеры писаки и счетчики стали в армии на первое место и совершенно заслонили боевых. Кроме специальных частей, над которыми сохраняются особые военные инспекции, старающиеся всеми силами поддерживать в частях боевое начало, во всех остальных, т. е. почти во всей армии, находящейся бесконтрольно под рукой военной бюрократии, строевые офицеры ценятся не только преимущественно, но, можно сказать, исключительно по их письменной способности. Есть округа, в которых не признается никакой другой оценки офицеров. Опыт доказывает наглядно несовместимость в одном человеке двух душ — строевой и письменной, или, говоря иначе, военной и канцелярской, невозможность соединить в полку эти два элемента, не жертвуя одним другому. Немудрено, что многие окружные юнкерские училища приготовляют теперь к офицерскому званию свыше 30 % военных писарей. При ныне существующих порядках эти офицеры-писаря, несмотря на свою очевидную несостоятельность во всех других отношениях, оказываются первой необходимостью для полков, становятся людьми дня. Как же русскому дворянству вступать в невозможное соперничество с ними по знанию табелей и положений, по умению составлять рапортички, по безмолвной покорности прихотям письменного начальства, по равнодушию к требованиям настоящей строевой службы и дисциплины, отошедшим далеко на задний план? Кроме того, методическое обучение грамоте солдат поставлено также в одно из главнейших достоинств офицеру, для чего в юнкерские училища введен курс педагогики. В этом отношении также прилежный писарь всегда перещеголяет молодого дворянина, и светского, и хуторского. Заметим мимоходом, что хотя обучение грамоте в войсках — дело полезное, но никак нельзя смешивать качеств школьного учителя с качеством боевого офицера. Если есть еще люди, верующие афоризму, что прусские победы одержал школьный учитель, но никто не поверит, чтобы пруссаки могли побеждать под начальством этих самых школьных учителей. В сущности оказывается, что нынешнего армейского офицера ценят преимущественно по свойствам, может быть и полезным, но чуждым его прямому званию и его воспитанию. Очень понятно, что высшее сословие не идет охотно на конкуренцию, в которой его прирожденные качества, те именно, которыми оно сильно, имеют мало значения.
Кроме этой основной причины устранения русского культурного сословия от службы в армии в последние годы существуют еще многие другие, достаточно уважительные и явные причины, снимающие с него в значительной степени ответственность за кажущееся равнодушие к первой из своих обязанностей. Об этом предмете было достаточно речей во время заседания военных комиссий, потому мы не станем разбирать его подробно, а укажем только для памяти главные факты. Нынешний армейский офицер, кроме особенных исключений, не имеет перед собой карьеры, так как почти все начальствующие лица не вырастают из армии, а приходят в нее извне. Прежде одни офицеры гвардии, в силу своей привилегии в чинах, садились на голову армейским — это было вредно; теперь же рассадником начальства служит и генеральный штаб (что было бы справедливо, если бы этот штаб не был выделен в особую нестроевую корпорацию), и вся бесчисленная военная администрация, так что назначение армейским командиром гвардейского офицера стало из вредного, каким было прежде, относительно полезным, отбивая вакансию у какого-нибудь столоначальника, если б последнему вздумалось снизойти до строевой должности. Затем звание полкового командира, стоявшее прежде очень высоко, теперь уже никого не прельщает: какое значение имеет полковой командир в военном ведомстве, когда каждый начальник отделения военных канцелярий — генерал, каждый столоначальник — полковник, и притом стоящий гораздо больше на виду, скорее подвигающийся в службе, пользующийся значительно высшим содержанием? В военной бюрократии смеются над людьми, имеющими простоту переходить во фронт, хотя бы в начальнические должности. Разумеется, с понижением звания командира на столько же понизилось и звание подчиненного ему офицера, не имеющее теперь никакого значения ни в обществе, ни даже в глазах его собственного высшего начальства. Внимание бюрократических управлений, между которыми поделено командование армией, обращено преимущественно на своих же несчетных сотрудников, на свои хозяйственные ведомства. Что значит для них строевой офицер? Кроме того, при размножении военной бюрократии в такой степени, как она размножилась с 1862 года в числе, личном значении и стоимости, могло ли остаться много вещественных средств на содержание армейских офицеров? Содержание это было повышаемо, но далеко не соответственно чрезвычайному вздорожанию жизни, так что в действительности офицер получает теперь меньше, чем получал прежде[206].
