Эти и другие свои соображения Дмитрий Ильич с согласия и при поддержке Зиновия Петровича изложил на страницах «Врачебно-санитарного листка Симбирской губернии». Печальная статистика, наглядно отображающая бедственное положение крестьянства, а главное, выводы о том, что «вопрос о необходимости изменения в общих условиях народной жизни» давно назрел, не прошли мимо внимания жандармского управления. Зиновий Петрович, как редактор листка и заместитель заведующего санитарным отделом губернии, был предупрежден, что автор статьи «О холерной эпидемии 1892 г. в Симбирском уезде» является поднадзорным, человеком, близким к большевистскому подполью, и что его статья может вызвать нездоровые настроения среди определенной части крестьянства. В жандармском управлении редактору посоветовали воздержаться от дальнейших публикаций подобного рода.

Охранка «советовала»! Случись такое даже год назад, «Врачебно-санитарный листок» закрыли бы без всякого напоминания, а редактора наверняка бы сослали в ссылку.

Жандармы не посмели закрыть издание. В Симбирске уже слышалась могучая поступь революции. Рабочий класс России решительно готовился к открытому бою с самодержавием. Что же касается статьи о холерной эпидемии, чиновники жандармского управления оценили ее как своего рода прокламацию. Другой она и не могла быть. Ее писал врач-гуманист, и, как большевик, понимающий законы общественного развития, он подводил читателя к выводу, что капиталистическая действительность — сила, враждебная всем трудящимся. Капиталисту, если он не видит для себя личной выгоды, нет дела до того, в каких условиях живет рабочий и крестьянин. Равнодушие властей, вершивших волю помещиков и капиталистов, привело к тому, что, по существу, не принималось никаких мер против эпидемий. Более того, темнота и забитость крестьян способствовали беспрепятственному распространению многих болезней. В небольшом селе Хохловка в течение одного месяца заболело 137 человек, то есть каждый пятый житель. Некоторых можно было спасти, но крестьяне не разрешали делать у себя дезинфекцию, не брали у медиков лекарства, не пускали их к больным.

Такая картина наблюдалась не только в Хохловке. Вывод напрашивался один — надо коренным образом менять социальные условия жизни. А пока хотя бы немного облегчить положение «низших классов», для которых «холера вообще является бичом». Дмитрий Ильич составляет доклад врачебному совету губернии, выдвигая на первый план идею профилактики. «Современная медицина, — писал он в докладе, — не может ограничиваться только лечением болезней; в тех случаях, где причины болезни известны, приходится прибегать к мерам предупреждения, к устранению этих вредных причин — в этом задача общественной санитарии».

Поездки по уезду и губернии не оказались бесплодными. Обобщенный материал обсуждался на заседаниях различных врачебных комиссий. Многим врачам импонировало то, что Ульянов не побоялся резко выступить против местных предпринимателей, фабрики которых загрязняли водоемы и почву. Дмитрий Ильич требовал, чтобы владельцы картофелетерочного, кожевенного, скотобойного и других производств строили отстойники и поддерживали бы их в удовлетворительном санитарном состоянии.

Но предприниматели открыто игнорировали предложения врача. Та же Свияга, где еще недавно брали воду для питья, на глазах превращалась в резервуар для стока многочисленных заводов и заводиков, появившихся на ее берегах.

И все же по старой памяти Дмитрий Ильич ходил сюда купаться, любил он и покататься на лодке. Нередко брал с собой Зиновия Петровича Соловьева, большого любителя природы.

С Зиновием Петровичем было интересно. Катаясь по Свияге на лодке, они забирались в камышовые заросли, здесь никто им не мешал беседовать. «Говорили о Втором съезде партии… — вспоминал Дмитрий Ильич, — о разрыве между Лениным и Мартовым, о Плеханове, и я помню, что Зиновий Петрович был всегда на стороне большевиков, был поклонником Ленина».

Дмитрий Ильич рассказывал о том, как двадцать лет назад, еще мальчиком, он часто плавал на лодке по Свияге со своим старшим братом. Как-то зашел разговор о терроре. Мнение друзей было единым: террор выдвигает наиболее крупных и преданных революционеров, но в то же время и отрывает их от рабочих масс. Дмитрий Ильич «тогда совершенно ясно понял, что Зиновий Петрович настоящий ленинец».

Однажды, возвращаясь с женой с речки, они заглянули в бывшую усадьбу Ульяновых, где прошли детские годы Дмитрия Ильича. Жаль было, что многое тут изменилось, и прежде всего дом. Его купил некий барон, «оказавшийся со скверной фантазией». Он вырубил половину сада с Покровской улицы, начал строить новый дом, а старый переделывать.

С грустью и болью Дмитрий Ильич писал младшей сестре в Саблино: «Мы с Тоней как-то заходили, идя с купанья, и осмотрели весь сад и дом, лазили даже наверх, но туда уже проложены другие пути, старых лестниц давно нет…»

Сестра недавно вернулась из-за границы. Она привезла материалы III съезда партии. Дмитрий Ильич знал только, что в апреле состоялся съезд и что большевики почти по всем принципиальным вопросам одержали над меньшевиками внушительную победу. Сейчас его интересовали подробности работы съезда.

И он спрашивал: «Что ты сейчас поделываешь и как чувствуешь себя среди родного дыма?.. Теперь приезжай к нам, — поживешь с нашими в Саблине числа до 20-го, а тогда в Нижний и оттуда пароходом…»

Но Мария Ильинична приехать не смогла: она выполняла срочное задание Владимира Ильича в Петербурге.

Как и предвидел Ленин, выступая на III съезде РСДРП, всенародное вооруженное восстание становилось реальностью. Начинались настоящие уличные сражения — битвы на баррикадах.

Взялись за оружие рабочие Баку.

В Либаве восставшие матросы захватили арсенал.

На броненосце «Потемкин» взмыло красное знамя.

Построили баррикады рабочие Варшавы.

В эти июльские дни 1905 года симбирские большевики получают газету «Пролетарий» с ленинской статьей «Революционная армия и революционное правительство». Это было своего рода инструктивное письмо для социал-демократов. «Сознательные представители пролетариата, — писал В. И. Ленин, — члены РСДРП, должны, — ни на минуту не забывая о своей социалистической цели, о своей классовой и партийной самостоятельности, — выступить перед всем народом с передовыми демократическими лозунгами. Для нас, для пролетариата, демократический переворот только первая ступень к полному освобождению труда от всякой эксплуатации…»[19]

И социал-демократы, сторонники Ленина, воспринимают этот призыв как боевую программу действия. «С осени 1905 года, — писал Дмитрий Ильич, — начались всеобщие забастовки».

В числе первых, кто «свернул» работу в земской управе и всецело отдался революционному движению, оказались Ульянов и Соловьев. Тогда в Симбирске наиболее организованной частью пролетариата были железнодорожные рабочие. Партийный комитет поручает Ульянову и Соловьеву вести кружок политического просвещения железнодорожников. Требовала внимания и молодежь. В городе были семинария, коммерческое училище, гимназия, другие различные школы. Учащихся тоже волновали самые что ни на есть «взрослые вопросы», и первый среди них — о земле — объект многочисленных и жарких дебатов.

И большевики, невзирая на огромные трудности, использовали каждую возможность, чтобы еще раз с марксистских позиций объяснить молодежи цели и задачи большевиков. В силу особенностей развития капитализма в городах Поволжья преобладал средне- и мелкобуржуазный слой населения. Из его социальной среды самодержавие довольно быстро сформировало местные отделения «Союза русского народа» — самой реакционной монархической организации, поставившей себе целью любыми средствами не допустить революции в России. Объединенные в черные сотни, монархисты этого союза, поощряемые полицией, стали воинствующей контрреволюционной силой. В Симбирске, как и в других городах Поволжья, число черносотенцев оказалось довольно внушительным.