– В другое время я бы тебе посоветовал спуститься в город и пожаловаться сиде Немайн лично, – заметил рыцарь весело. – И барана прихватить с собой живьем. А лучше не одного, а десяток. Она ж теперь хозяину заезжего дома дочка. А он богатый, что ему один баран. Но есть способ лучше… Твоя третья невестка ж озерная?
– Озерная, и что? Веру нашу приняла, с мужем венчана, – на всякий случай добавил хозяин.
Сэр Кэррадок вскинул бровь, но комментировать сомнительное утверждение не стал. Ну выгораживает дед родню, так что тут такого? Крестить‑то озерную – для порядка, чтоб была как все, – забыли вряд ли. Венчание же больно дорогая процедура. Горожане не все себе позволяют. Многие просто оглашают, по какому уговору вступают в брак. Несколько видоков от разных кланов – если люди хоть сколько важные. А так – объявят перед соседями, и дело с концом.
– И хорошо. Тут с ней поговорить хотят.
– Кто?
– А чья у вас охранная грамота на воротах, та и хочет.
Подкрутил ус кверху, сунул ногу в странное треугольное приспособление, плавным движением даже не вскочил – поднялся в седло. Поймал недоумевающий взгляд.
– Сидовская езда, – сообщил. – Ну про Немайн ты же знаешь. Так чего удивляешься? Говорят же – с кем поведешься… Жди гостей!
Оруженосец сэра Кэррадока теребил в руках тубус с посланием, как девица платочек. По‑лошадиному косил глазами.
– Ну озерная так озерная, – протянула сида. – Нам все равно мимо этого хутора двигаться, так?
Сэр Эдгар кивнул.
– Скорость у колесницы выше, чем у всадников. Если ты разрешишь мне задержаться для разговора, я быстро тебя нагоню. А еще могу вырваться вперед – и тогда просто подожду тебя немного.
– Нет. Если ты настаиваешь на этом разговоре, мы подождем всем отрядом.
– Я не могу настаивать. Я рядовая ополченка, – устало напомнила Немайн. – Командуешь войском ты.
– В любом случае ты сида. Мы не можем двигаться без тебя. Уж прости, но в способность священника управиться с несколькими десятками фэйри я не особенно верю. У епископа Теодора и с десятком‑то получалось не всегда. А этот еще не прижился.
– А ты командующий. И я намерена выполнять приказы.
– Тогда – прежний порядок следования.
А порядок как у лорда Китченера Хартумского: ученых и ослов в середину каре. Кавалерийского в данном случае. Немайн чувствовала себя сложным вооружением. Осадным орудием. Которое везут, обслуживают, прикрывают. Уж наверняка позволят самой выбрать себе позицию. Одна загвоздка – не выйдет ли пшика, когда сероглазую гаубицу попросят сделать решающий выстрел.
– Самоходная сида, – бормотала Немайн под нос по‑русски, – на базе колесницы «Пантера» Ausf G. Основной калибр: черт его знает, что. Вспомогательный калибр: баллиста малая, модель III/VII. То есть третий век, модернизированный в седьмом. Кривыми ручками из двадцать первого. У мехводихи еще есть алебарда дамская четырехручная.
Как Анна ухитряется оперировать этой оглоблей, он только диву давался. Когда – перед самым отъездом – епископ Теодор приметил над колесницей Немайн шестиметровую штуковину с листовидным наконечником, да острым крюком на конце, слегка позеленел и припомнил, что вот этим‑то и дуэлировали те дамочки, чей поединок он судил последним.
– Без колесниц, что ли?
– Конечно, без! Твоя будет первой боевой за долгие столетия. Со времен Боадикки, пожалуй.
Клирик тогда только хмыкнул. А теперь время от времени, перехватив поводья, наблюдал, как колесничая упражняется с длинным копьем. Рыцари – и даже норманны – на это время отодвигались на почтительное расстояние, чтобы не попасть под внезапный выпад кружащегося и пляшущего копья. Широкий мечевидный наконечник оказался оружием преимущественно рубящим. Длина же копья объяснялась соображениями баланса – держала оружие Анна почти за середину. Даже ближе к наконечнику, чем к подтоку. И все равно длины хватало на то, чтобы отогнутый под прямым углом от главного лезвия шип время от времени проносился перед носом у лошадей. Которые не обращали на опасное представление особого внимания. Приучены…
Анна училась колесничному бою. Знала – пригодится. На празднике покрасоваться. Голову сорвать на дуэли сопернице. Оказалось, не только. Колесница неторопливо – и на том спасибо – катилась по римской дороге. Рыжие лошадки – две коренные в хомутах, две пристяжные в ременных постромках – искренне недоумевали, с чего это представление происходит не на ипподроме? Никогда же так не бывало!
Сначала, для разминки, повторила основные приемы. Первый и главный – рубка вдоль бортов. Потом – разрезание, прием все больше против конных и колесниц. Укол острием, удар крюком – главное во фронтальном и ретирадном бою. Затем настал черед блоков и работы крюком: поднимание, вспарывание… Очень мешали щиты – но в бою они нужны… Руки будут заняты поводьями или копьем. Немайн с интересом следила за тренировкой. Срастись у наставницы толком сломанная рука, Анна бы попросила показать сидовский стиль. Наверняка ведь отличается.
Вот с чем Клирик никогда бы не сравнил отрывисто‑размеренные движения Анны, так это с танцем. Скорей ее упражнения напоминали молотьбу – с той разницей, что молотят сверху вниз, а тяжелое копье может прилететь с любой стороны. Выглядело впечатляюще. Движение листовидного клинка не прерывалось ни на мгновение. При этом крутилась эта махина в одной руке. Придерживалась одной кистью. Сила для сокрушительного удара накапливалась понемногу – а потом обрушивалась в вихре с фурией инерции. Встретив пустоту, переходила в полет связки. Затем следовал новый удар. Двумя руками древко Анна прихватывала, только отрабатывая блоки, – но и тогда грозное движение не останавливалось.
Закончив очередную тренировку, Анна укрепила копье вертикально. Сердито плюхнулась на свое сиденье.
– Плохо, да? – спросила, но ответа ждать не стала, начала оправдываться. – Так я ж не героиня… Была просто гонщица. Раньше, говорят, с детства колесничному копью учили.
– Для поединка великолепно, – Клирик не скрывал восторга. – И для боя против нескольких противников, наседающих с разных сторон. Средняя дистанция твоя. А вдали и вблизи – моя работа. Баллистой и клевцом. Хорошо бы пришлось только баллистой. Чует сердце, что рано или поздно твое умение нам понадобится, и скорее рано… Хотя если на римской дороге мы стреляем и деремся убедительно, то что будет, когда отойдем немного в сторону на бездорожье? А уж в холмах… Кстати о холмах – откуда здесь взялась озерная?
И откуда может появиться озерная вообще?
– Затесалась, – пожала плечами Анна. – От тропок в Аннон, конечно, далековато, но тут народ побогаче, чем горцы. А озерные ох и переборчивы. Так что и у равнинных девок, бывает, женихов отбирают…
От тренировок была и еще одна польза – хоть ненамного, да оставлял в покое викарий. Епископ Дионисий послал в поход против нечистой силы собственного заместителя. А тот норовил не просто держаться поближе к колеснице – он трепал языком, не переставая. Неужели так прикормился Альмиными пирожками?
Клирик прекрасно понимал: человек в чужой – пока – стране инстинктивно жмется к тому, с кем в состоянии объясниться. Латынь – язык для сицилийца почти иностранный, канцелярский. А по‑гречески можно поговорить только с Немайн. Против умной беседы – желательно не на церковные темы – Клирик бы не отказался. С удовольствием послушал, например, о морском путешествии на дромоне, о жизни в византийских городах Сицилии, узнал, что из себя сейчас представляет Рим, как живется италийцам под лангобардами…
Увы. Викарий жался к колеснице, как охотничий пес к стремени, а говорил даже меньше. Собаки хотя бы лают. Клирик догадывался, что мешает разговору, и про себя поругивал епископа Дионисия за раззванивание доверенной ему тайны. Мол, неужели нельзя тихонько, с оказией, отправить весточку в Рим? Нет, ему нужно обсудить новость со всей миссией! Обижался Клирик зря. Викарий до всего дошел сам и теперь страдал от неуверенности. Даже привычные священские обращения "дочь моя", "раба Божия", "сестра во Христе" не желали лезть с языка. А еще в голове крутились видения… И все на одну тему: как появилась на свет августа Августина.
