Шесть стражников с белыми повязками на рукавах – посредники. Их дело – сопровождать «викингов» да определять исход стычек при встрече с защитниками города. Католический епископ – эксперт в области сверхъестественного. Он же главный зритель. Теодор в фарсе участвовать не захотел. Зато коменданта порадовал, напомнил, что для сиды ходить сквозь камень и землю столь же естественно, как для птицы летать, а для рыбы – дышать водой. Поэтому любая попытка держать стены поверху обречена. Еще с отрядом шел оснащенный белой повязкой Харальд – как эксперт по северным варварам. Вот прямо сейчас подробно объясняет ребятне, почему норманны не полезли в город ночью: рискованно. Когда кровь не понарошку, да без сиды. Ночь – штука подлая. Ночью решает случай. Днем – сила и доблесть. Ну кто же знал, что в гарнизоне целая богиня?

Вот и пришли. Приметная желтоватая скала, перевитая плющом. Внизу подмигивает холодными блестками река. Немайн видела вход в подземелье уже не в первый раз, но уши все равно дернулись. Будь во главе норманнов более образованный человек… Да оно так и будет – столетия спустя, после Гастингса. Вильгельм Бастард снесет укрепления саксов – вместе с защитниками – и поставит замки совсем другого типа. А потом займется здешними жителями. И старые римские стены его тоже не остановят.

За плечом кашлянул Дионисий. Немайн потрясла холодные, шелушащиеся окалиной прутья. Шатаются, но не поддаются. Стражники рванулись на помощь. Немайн раскинула руки, прикрыв решетку собой.

– Чистота опыта, – сказала, – превыше всего.

Город падет. И никаких пушек или катапульт. Правда, одна высокая технология все же есть – Немайн вшила в рясу карманы. Насколько красиво получилось – вопрос второй. Главное – удобно. Сейчас в кармане лежит кошмарное устройство из выданных Сущностью. Но его время не пришло. Войско, а главное – его вождь, должны попробовать борьбу и победу на зуб.

– Ярл Тристан, дело за тобой. Этот подземный ход заканчивается в центре Кер‑Мирддина.

Тристан изучил препятствие. Потом – рыжие от ржавчины руки.

– Последние прутья сидят крепче. Видимо, склон их прикрывал от дождей. Еще – потом их надо отдать мэтру Лорну. Это железо хорошо соржавело!

Камбрийцы верили, что сохранившаяся часть хорошо соржавевшей вещи выше качеством, чем свежее железо. И были в чем‑то правы. Могли же встречаться неоднородности состава, какие‑то полезные примеси. Лорн, например, специально зарывал железные бруски в землю на несколько месяцев. И брал за оружие из проверенного ржой металла куда дороже. Поговаривали, что у него и на несколько лет закладки есть.

– Вырвать сможешь? – поинтересовался Харальд. – Я ж тут для того и есть. Чтобы доказывать, что может взрослый воин. Настоящий воин.

– Один нет. А вместе… Леди Немайн, ты веревку для этого прихватила?

– И для этого тоже. Держи.

– Тогда затруднение не сложней гнилого зуба. Отец таким и не занимается, к цирюльнику отсылает. – Тристан затянул на одном из прутьев узел. – Ну что, викинги, вырвем зуб?

Викинги‑недоросли охотно ухватились за веревку. Хорошая штука – лен. Прут выскочил легко – не случилось даже кучи‑малы, все устояли на ногах.

Харальд расплылся в улыбке:

– Я бы вырвал эту прутину пальцем. Но хорошая ребятня. Стайная. Волчата!

Второй прут пошел так же легко. Третий потребовал за себя виру – падение на спины и кучу‑малу. Трогать четвертый смысла не имело: проход получился достаточно широкий.

– И пала стена до основания своего, – продекламировала Немайн, имея в виду Иерихон. Заучивание Библии наизусть не прошло даром. – Варварское войско, за мной сразу не лезьте! Сперва покажу проход епископу. Ну и с факелом пусть будет кто‑нибудь.

Строили римляне на совесть, не пожалев каменной кладки. Внутри хода сухо, прохладно – и очень темно. Светлая эльфийка все‑таки не драу, в полной темноте ничего не различит. Лезть же в древнюю темноту на ощупь – не самое благоразумное поведение. Клирик представил себе реакцию камбрийцев на чернокожую и серебряноволосую девушку. Во‑первых, безусловно, злая нечисть. Во‑вторых, прототип, шотландские трау, размножаются, исключительно похищая себе жен с поверхности. Девочки у них не рождается никогда. Увидев такую непонятку, камбрийцы бы, возможно, и не пристукнули ее сразу. Но связываться поостереглись точно. А ведь поначалу он видел свою аватару именно драу. Помешала общая злобность расы. Добрый или нейтральный темный эльф – настолько редкое исключение, что отыгрывать его – дурной тон. А втираться в душу напарнице в шкуре противной злючки немного трудновато!

Похихикивая, Клирик разглядывал черный от факельной копоти свод. Кладка прочная. Конечно, что случится за две недели с ходом, простоявшим сотни две лет? Но, прежде чем вести в подземелье детей, следовало убедиться в полной безопасности. А вот факелы в держатели он страже насовать не позволил. Темнота – это романтика! Теснота холодного камня вокруг, ариаднина нить страховки, и факел непременно в руке… Чтобы пламя дрожало и колебалось. Опять же, много факелов быстро выжрут кислород.

Наконец – дверь. Старый римский замок. Вполне исправный. Тщательно промазан салом самой Немайн. Как он скрипел две недели назад! Теперь только тихо пощелкивает под извлеченной из кармана отмычкой.

– Интересно, где мы выйдем? – неискренне гадал Клирик, корпя над кошмарным железным устройством. Не пронаблюдав в действии универсальный открыватель, епископ принял бы его за инструмент палача. – Должен быть центр города, подвал какого‑нибудь из значимых зданий… Готово.

Прежде чем Немайн открыла дверь, епископ остановил ее руку.

– Ученая дочь моя, осталось выяснить один вопрос. У всякой мудрости должен быть источник…

– Для этого нам понадобится немного воска…

Пальцы сломанной руки сохранили достаточно силы и подвижности, чтобы сдернуть кольцо с правой. Осталась чуть нагреть кольцо в пламени факела – а отнять слепок от камня смог и сам Дионисий. Сицилиец прочитал надпись. На родном греческом. "Пресвятая Богородица, сохрани и помилуй Августину‑Ираклию, Августу".

– Я выбрала себе другую судьбу, – сказала коронованная базилисса, смешно дернув ушами. – Но прочитанные книги забывать не собираюсь. Вегеций, Витрувий, Прокопий Кесарийский, Маврикий…

Епископ понял немного больше, чем сказал – и собирался сказать – Клирик. Разница мировосприятия – инженер старается сказать ровно сколько надо, дипломат – меньше, а политик – больше. Дионисий счел Немайн политиком. Уровнем выше себя. Хотя бы потому, что, вжившись в образ сиды, Августина‑Ираклия должна была отказаться ото лжи. От самой заметной, привычной, непроизвольной, свойственной человеку как дыхание. Но сиды‑то не лгут.

Базилисса‑сида. Валлийские сказки и суеверия вдруг обернулись тенью умирающей Империи. Великие воители, не оскверняющие уст ложью, но позволяющие умолчание. Великие торговцы, великие строители, великие врачеватели. Они гибли в боях против варваров – но выставляли на поля битв новые поколения с упорством истинно великой державы. Народ холмов? Семи холмов Рима! Разумеется, в сказочном мировосприятии варваров. Да и легенды о странном облике, и манера валлийских рыцарей вести бой – не след ли последней сарматской алы? Сицилиец смотрел на сиду‑базилиссу – а перед глазами стояла кардинальская шапка, отбрасывающая тень папской тиары. Но вести об этом разговор… не сейчас. И хорошо все взвесив. Сейчас же стоило думать о приговоре. И о душе подсудимой. Пусть Дионисий в первую очередь политик. Епископ он тоже годный. А умение читать в душах полезно и тем и тем.

Скрипит дверь, упирается в зад святого Давида. Какой там подвал! Церковь. Пустой и гулкий неф. Лунный свет играет в витражах – днем царствие небесное, ночью – волшебная сказка. Стражи не видно – отозвана на более важные объекты. К извинению коменданта, про ход он понятия не имеет. И король не знает. В которой из многих усобных замятен секрет потеряли – не важно. Важно, что город можно взять без боя, изнутри.